Верховный Издеватель

Сухопутный человек теряется, увидав сразу столько воды. Ну, и зачем её столько налили? Зачем не видно земли на горизонте? Так не бывает! Это так же немыслимо, как если б под ногами вместо пола было небо. Не на что опереться? Взгляду, как и ногам, надо же на что-то опираться! Не умеющие плавать не чувствуют опоры в воде.

– Нет, мам... ну зачем всё-таки такие большие озёра!?

– За мясом, - ответила я.

Ромка у нас - очень-очень сухопутный ребёнок. Хоть и живём мы в городе, где с одной стороны Балтийское море, с другой - Ладожское... ну, тоже почти море...
– но он в море-то ещё ни разу не был! Вот так, с этими домашне-компьютерными романтиками! Пока им мир за окном не откроешь, так и будут знать его "пошагово" и постранично.

Я, чтоб взбодрить, посмеялась над Ромкой: "На море живёшь, а моря не знаешь? Хотя у нас во дворе чайки на проводах сидят, как вороны". А он подумал и срезал меня неотразимым доводом:

– Ну и что, мам! Леголас ведь тоже слышал крики чаек, но ни разу не был на море.

И простодушно-хитро улыбнулся - как только он умеет улыбаться.

Я задумалась. Вот ведь интересно, что у Профессора, действительно, море появляется лишь в самом конце Книги! Прямо какое-то - "море обетованное". Финал всей временной жизни.

Словно вечность, океан огромен,

И сильна спокойствием волна.

И когда мне тесно в старом доме,

Я встаю у третьего окна(1).

Я ведь тоже - человек сухопутный, хотя по имени и Морская. А уж по отношению к тому океану, который "вечность", мы все - сухопутные.

От вида Её величества Красоты сын как-то быстро перестал бояться, и мы почти до рассвета встречали на палубе первую ночь Путешествия. Белая ночь на Ладожском озере... только не белая, а сиренево-золотисто-розовая. Почти до полуночи алый диск не погружался, а скользил касательно по горизонту - плыл, не тонул. Сколько света! Кажется, будь простор хоть чуть-чуть меньше, он бы ни за что не вместил столько цветного ликования, столько радости мира. По поверхности большого зала, состоящего только из неба и воды, скользила букашка-водомерка нашего теплохода. Кружилась голова, и было невдомёк, как вообще от такой радости можно уснуть! И разве возможно когда-нибудь пресытиться созерцанием Вселенной? Да, Вселенная - только этим словом и можно и обозначить картину...

Когда организм наконец взял своё, Ромке - наверное, под влиянием морской безбрежности, - опять приснился удивительный сон.

Утром, едва открыв глаза, он озабоченно спросил:

– Мам, а я - еврей?

– Какой ты еврей!
– прыснула я.
– С чего это ты взял?

– Мне во сне царь сказал, что я еврей.

– Какой царь?

– Ну такой - с бородой, в короне, на колеснице... ну - ца-арь! ну, он ещё хотел меня утопить, а сам... сам-то как раз и не умел плавать.

– А причём здесь плавать?

– Ну, это долго рассказывать! Но, если хочешь, я тебе расскажу... тогда уж весь сон, по порядку!

– Ва-ляй!
– сказала я, удивившись, что опять, как прошлой ночью, откуда-то вынырнул "царь".

– Государь, мы нашли сбежавших кантонистов!
– раздался крик.
– Вон они - на той стороне! Только перейти за ними...

Царь улыбнулся, сделал короткий знак рукой "догоняйте" и... продолжил деловую светскую беседу с Ромкой.

– Всякий, кто пытается уйти от меня, тем самым покушается на мою собственность. Ворует себя у меня.

– Но ведь хорошо же всё получилось: ты их ненавидишь - а они уходят! Тебе же будет лучше без них. А им - без тебя. Пусть уходят!

– Нет, ты не понял! Потому что ты не царь! Плохо - это не тогда, когда мне плохо, а когда моей собственности без меня хорошо!

– Я не понял...

– И не поймёшь! Я рассуждаю не как человек, а как царь. У всех должна быть работа-служба-повинность! Каждый день. Уйти от неё, то есть от меня... не позволено никому!

– Но ведь они же уже ушли... Уже!

– Недалеко! Я их догнал! Потому что я царь! И они умрут, дезертиры! Потому что я царь! Они должны служить. Потому что я царь!

– Умрут - и будут служить!?
– удивился нестыковке Рома.

– Да!
– не моргнув глазом, ответил царь.
– Потому что я царь! Смерть не избавляет от службы мне... Потому что я царь.

– А если, ну-у... а если ты сам когда-нибудь умрёшь? тогда как?

– Я никогда не умру. Потому что я царь!

Он напомнил Ромке одного как-то раз увиденного странного человека, который шёл по улице раздетый до пояса и орал всем встречным: "Я - царь! Царь я! Поздравьте меня. Я стал царём!"

– И вообще... ты споришь, потому что ты один из них!?
– озарило вдруг царя.
– Я по-онял! Ты и есть - еврей! Самый евреистый еврей! Ну, КТО же ещё во всём мире может быть против царя, кроме еврея!!!

– Нет, ты меня явно с кем-то путаешь, - растерянно возразил Рома (вообще очень туманно и приблизительно представлявший, кто такие евреи).

– Еврея никогда ни с кем не спутаешь! Тем более, что я - царь... евреев вижу за версту! Да и вообще, все – евреи!

– Все!?
– изумился Рома.

– Все! Все на свете!.. Без исключения! Но ты в первую очередь... А я - один во всей Вселенной нееврей. Единственный представитель здоровой нации! И я вас всех казню... начиная с тебя!

– А может, не надо?

– Я сказал! Я - царь!.. Всех убью, один останусь! Не рассуждать! Захвачу весь мир и всех в мире казню.

– Да у тебя же сил не хватит.

– Хва-атит! Ещё как! Одни евреи помогут против других, как всегда бывало! А казнены, в конечном итоге, будут все. Те, кто мне помог - в последнюю очередь... чтоб подольше мучились. А ты вот помогать не хочешь: тебя - в первую очередь.

– Какую бы ему, собаке, казнь придумать?(2)– начали подходить подданные.

Вдруг две водяных стены по бокам резко поползли навстречу друг другу, как створки лифта (прежде они стояли неподвижно, чему Ромка нисколько не удивился, помня предыдущий сон).

– Что это? что это?
– заволновался царь.

– Это... а это - пипец! Вот так вот он выглядит, - как-то сразу, без особых сомнений, определил Ромка.

– Нечестно... зачем он?

– Ну, затем... что ты его сам нашёл! Не он тебя, а ты его.

– Но я ему сейчас прикажу, чтоб он ушёл! Я же царь!

– Нет, теперь ты уже ничего не можешь приказать. Точнее, можешь сколько влезет... но это ему как-то до лампочки.

– Чего!?

– А, у вас же этого ещё не изобрели-и...
– вспомнил Ромка.
– Тогда ты меня не поймёшь... ты же царь!

– Если я царь, а ты еврей, пусть то и то мне сделают боги и ещё то сделают, и ещё больше сделают... если я тебя вместе с собой не утоплю!

Но колесница с царём уже начала погружаться в сомкнувшуюся пучину, и он никак не мог дотянуться до Ромки ни рукой, ни ногой - только нелепо растопырил их, как рак, перевёрнутый на спину. Вокруг, насколько хватало взгляда, живописно тонуло его воинство. Всё оно стало вдруг какое-то ненастоящее. Как и сам царь. То ли картина, то ли... окрошка в тарелке. Да-да, точно, окрошка! только квас почему-то не бурый, а ярко-синий. Торчали игрушечные лошадиные мордочки. "Лошадей жалко!" - подумал Ромка.