Вернуть мужа. Стратегия и Тактика
Шрифт:
– Я придерживаюсь самой распространенной версии. Вспомните, как выглядит флаг Великобритании. Он как бы разрезан белыми и красными полосками на части. Это три креста, объединяющих разные части государства. Святого Георгия - Англия, святого Патрика - Ирландия, святого Андрея - Шотландия. Во времена конфликтов и разногласий противники грозятся разорвать договоренности, оторвать от флага свою часть. Вот поэтому и "порвать на британский флаг".
– То есть уничтожить?
– уточнил Вовка.
– Мы так и подумали. Надо учить параграф.
Наконец
Неожиданно выпрыгнувший из папиного внедорожника Вовка обгоняет отца, хватает меня в объятия и громко кричит:
– Привет!
– потом добавляет шепотом, в самое ухо.
– Просись к бабушке, а то они тебя замучают.
Вовка с Ритой не дают отцу даже подойти ко мне: Вовка закрывает собой, а Рита виснет у него на руках, уговаривая скорее ехать домой, - девочки очень замерзли.
По дороге домой Вовка тихо рассказывает мне о том, как нас искали все эти десять часов. Как пытались понять, куда мы могли деться. Мышильда, оказывается, оставила матери записку: "Нас неыщи". Чем свела с ума ее еще больше. Полиция обыскивала каждый дворик поблизости. Допрошенная консьержка показала, что девочки, довольные и счастливые, без вещей, вышли из дома, взявшись за руки.
– Скажи спасибо своему другу, он догадался искать вас здесь, настаивал, буквально ногу мне грыз, - немного успокоившись, говорит папа, глядя на меня в зеркало заднего вида.
– Да, Вовочка, ты молодец! Представляешь, Варя, он нам все говорил: "На даче проверьте, Варька на даче". И как только догадался? Даже Елизавете Васильевне не пришло в голову, - оборачивается к нам с переднего сиденья Рита.
– Спасибо, - послушно говорю я Вовке, лежа на его плече, согревшаяся и уставшая, переставшая бояться отца и испытывающая настоящий, глубокий стыд перед родителями. Не за то, что уехала и увезла сестру, а за то, что не подумала о еде и том, что дом холодный и его надо будет топить.
Напившаяся горячего чая, Мышильда спит у меня на коленях. Мы отогревались в домике дядюшки Ау. Мужчина суетился, рассаживая нас в маленькой тесной комнатке, грел на газу чайник, осоловевшей Машке, жующей бутерброд с колбасой, подкладывал в чашку кусочки сахара. Сторож смотрел на нас с сестрой с жалостью и все оправдывался перед Ритой и отцом, что не заметил, как мы появились в поселке.
– Обход делал. Свет в окнах видел, - причитал Ау.
– Ну, думаю, приехали зачем-то. А нет, чтобы понять, что печь не топится, что машина не стоит и следов от нее нет. Простите, Миша, прокараулил... Вот Елизавета Васильевна расстроилась, наверное...
– Перестань, дядя Семен, - устало говорил ему папа, время от времени останавливая на мне грозный взгляд.
– Кто ж подумать мог, что так получится?
По его взгляду было понятно, что подумать мог каждый, кто меня знает. Просто каждая собака была уверена, что я поступлю так по-идиотски.
Ау оказался Семеном.
Старым, морщинистым и добрым. В его глазах, обращенных к несчастным, замерзшим и голодным сестрам Дымовым, была такая жалость, словно он подобрал на помойке больного, голодного пса и понимает, что его уже не выкормить.План Вовки срабатывает. Вымотанные поисками и страхом родители устают со мной спорить и отвозят меня к бабушке. Она ждет у подъезда, строгая в своем сером зимнем пальто, кутающаяся в песцовый воротник, бледная и расстроенная. Отец провожает меня, крепко взяв за руку, словно я пытаюсь убежать. На прощание Вовка подмигивает, жестами показывая, "созвонимся".
– Мама, я прошу тебя, в этот раз она должна по-настоящему понять, - тихо говорит папа своей матери, моей единственной защитнице.
Баба Лиза молча кивает и заходит в подъезд. Плетусь за ней. Папа уходит в машину, не посмотрев на меня и не попрощавшись.
– Поговорим завтра, - согрев меня в горячей ванне с хвойным отваром и напоив теплым молоком с медом и сливочным маслом, сухо говорит бабушка.
Ночью, не глядя на часы, дождавшись, когда бабушка уснет, пробираюсь в гостиную и звоню Вовке. Он мгновенно берет трубку, словно спал с аппаратом в руках.
– Привет!
– шепчу в трубку.
– Привет!
– шепчет и Вовка.
– Как ты, Варька? Очень попало?
– Пока вообще не попало, - сообщаю я.
– Бабушка молчит, успокаивается. Завтра будет разговор.
– Ты зачем это сделала? Твои предки всех обзвонили, в полицию заявили, на телевидение хотели с розыском сунуться, твоя мать сказала.
– Мачеха, - автоматически поправила я, снова погрузившись в разочарование от собственной глупости.
– Да, мачеха, - тут же согласился мой друг.
– Они честно струхнули, мать... мачеха всех наших обзвонила. Мы все напугались... Сашка решила плакаты по всему городу расклеить, твою фотку просила.
– Всех наших?
– замирая от надежды, спросила я и, чтобы Вовка не заметил этого, начала благодарить друга.
– Ладно тебе, - как-то неуверенно сопротивлялся он.
– Ты почему дачу выбрала? Что за фантазия?
– Идиотство конкретное, - поставила я себе диагноз.
– Давай о чем-нибудь другом?
– Погоди, - зашептал в трубку Вовка.
– У тебя же мировая бабушка! Поговорите завтра, и все уладится...
– Ты ведь можешь к нам завтра прийти?
– с надеждой спросила я, уже зная ответ.
– Смягчить бабушку?
– шепотом рассмеялся Вовка.
– Что она, сухарь что ли?
– обиделась я.- Чтобы ее смягчать?
– Она не сухарь, - согласился Вовка, любящий мою бабу Лизу, и любовь эта более чем взаимная.
– Но строгая и... настойчивая. Я, конечно, приду. Когда? К обеду или ужину? Бабушка всегда кормила моих гостей и настаивала, чтобы они садились к столу, даже если те отказывались. Вовка давно смирился с этим обстоятельством.
– К завтраку, - выпалила я.
– С утра приходи.