Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

И я послушно подхватываю длинные юбки.

– Дай телефон!
– прошу я Максима, удивленно смотрящего на нас. Он пропустил эту сценку с такси и не может понять, что происходит.

– Зачем?
– спрашивает Максим.

– Зачем телефон?
– переспрашиваю я.
– Телефон, чтобы звонить.

– У меня нет телефона. Я его специально оставил, чтобы от тебя не отвлекаться, - по-прежнему ничего не понимая, терпеливо объясняет Максим.

– Игорь?
– в нетерпении протягиваю руку.

– Да?
– он улыбается во все тридцать два великолепных зуба.

– Дай твой.

– У меня нет телефона, - бросив быстрый взгляд на Максима, говорит Игорь, поправляя булавку на галстуке.

– Лерка, посмотри, не криво ли?

– Ты шутишь, - недоумеваю я. Да он с телефоном спит и душ принимает.

– Да правда, нет, - оправдывается наш шафер, но не передо мной, а перед женихом.
– Макс предложил без телефонов, я и согласился.

– Лера?
– подозрительно спрашиваю я. Этот человек никогда не врет. Просто никогда.

– У меня нет телефона, - спокойно говорит Лерка, не отводя взгляда, и первый раз в жизни добавляет не свойственное ей.
– Честно, нет.

– На!
– Сашка резко протягивает мне свой и обводит всех взглядом типа «только возразите».
– Поторопись, полчаса осталось. Он у меня Зорин.

Набираю Вовку несколько раз. Абонент недоступен. Через десять минут звоню на домашний. Трубку берет Вовкина мама, мама Катя.

– Он в самолете, Варенька, - говорит она, удивившись, что я не в курсе.
– Поздравляю вас с Максимом, дорогие, счастья вам, детей здоровых, денег побольше...

– В самолете?
– не веря ей, говорю я.
– Куда он мог полететь в день моей свадьбы?

– Варежка!
– окликает меня Максим.
– Ты скоро?

– Подождешь, - тихо говорит ему Сашка.
– Дольше ждал.

Максим хочет что-то возразить, но неожиданно ничего не говорит, кивает Сашке. Во взгляде его появляется тревога и даже... боль.

Я мгновенно зеркалю его состояние, считывая каждую эмоцию. Становится неловко.

– Спасибо, мама Катя, - искренне говорю я довольно молодой женщине. Вовка - дитя студенческого брака. Причем студентов-первокурсников.
– Передайте ему, чтобы позвонил мне, когда сможет.

– Да!
– тепло отвечает Вовкина мама.
– Счастья тебе, Варенька!

Мысль о том, куда и почему улетел Вовка, мучает меня. Мои мучения тут же отражаются на моем лице.

– Смотри в глаза, слушай меня!
– взяв меня за плечи, строго приказывает Сашка.
– Ты так ждала этого дня. Вовка не смог. Так бывает. У тебя свадьба. Вспомни про Максима.

– Варюша!
– окликает меня баба Лиза, и я подхожу к ней, сидящей рядом с Михаилом Ароновичем на кожаном диванчике в фойе. На бабушке строгое темно-синее платье с белым воротником в любимом ею стиле ретро. Оно подчеркивает элегантность пожилой женщины и молодит ее. Излюбленный высокий каблук придает строгости всему ее облику. Она встает мне навстречу и берет мои руки в свои:

– Родная моя, что происходит?

– Вовки до сих пор нет!
– почти плачу я.
– Я одна волнуюсь. Им всем почему-то все равно, даже Максиму. Это же его лучший друг! И Вовка улетел куда-то. Куда? Зачем? Он ничего об этом не говорил. Мы с ним три дня назад виделись. Все нормально было. А теперь улетел! В день моей свадьбы! Друг называется!

– Друг называется, - эхом повторяет бабушка и с жалостью смотрит на меня.
– Помнишь у Стендаля? Для влюбленного нет друзей.

– Влюбленного, - теперь я повторяю за бабушкой, огорчаясь, что расстраиваю Максима своими капризами. Нет. Я не позволю странным выходкам Вовки испортить мне день, к которому я шла восемь лет. Может, он еще появится? Может, про самолет - это шутка? Точно. Это его самый крутой розыгрыш! Появится позже с цветами и каким-нибудь удивительным подарком. Вот я его этими цветами и отлуплю!

Вовка не появился. Розыгрыш затянулся на восемь лет.

Настоящее. Вторник, очень раннее утро.

Быстро бросаю кучу вещей в большую спортивную сумку. Залезаю в джинсы и широкую черную футболку с принтом: это глупая белая жирафа в огромных розовых очках. Глажу жирафу, испытывая чувство глубокого сочувствия к самой себе. Вот так же, как и она, я была в этих самых розовых очках, бьющихся стеклами вовнутрь.

Уже семь утра. Боже! Пусть Кирилл будет засоней!

Буквально сбегаю из квартиры и звоню в дверь соседу. Михаил Аронович открывает тут же, словно стоял и ждал моего появления прямо за дверью.

– Не разбудила?
– спрашиваю, затаскивая в прихожую сумку, не дожидаясь ответа и не здороваясь, несусь в кабинет к сейфу.

– Доброе утро! Нет, конечно, я по-стариковски встаю очень рано, полшестого, - семенит за мной старый врач.
– Что-то случилось, Варенька?

– Да. Случилось. Отвернитесь, - командую я, закрывая собой сейф и набирая шифр.

Михаил Аронович послушно отворачивается:

– Пришло время первого конверта?!
– радость и предвкушение в голосе старика настолько явные, что я подыгрываю ему.

– Да!
– стараюсь говорить убедительно и не выдать причину спешки.
– Вы просили определиться - я определилась! Можно вскрыть первый конверт?

– Стоп!
– останавливает меня Михаил Аронович.
– Условие помните?

– Помню, - киваю я в нетерпении.
– Я честно признаюсь в случае совпадения, а вы даете мне задание, которое я так же честно выполняю. Правильно? Только, пожалуйста, не логическую задачку. У меня с математикой, как у Пушкина, он по ней двадцать седьмым в рейтинге класса из двадцати девяти был.

– Хорошо, - смеется сосед.
– Сначала вслух сформулируйте свое решение, потом вскройте.

Поднимаю глаза к антикварной люстре. Бронзовая, литая, на семь точек. Еще один предмет моего щенячьего восторга. Она не электрифицирована и без свечей. Освещение в кабинете другое, от настенных бра и настольной лампы. Пересчитываю по кругу семь рожков несколько раз. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь...

– Я не хочу его видеть, слышать. Раз. Не буду с ним встречаться. Два. Я справлюсь с ситуацией. Три. Я больше не буду плакать и страдать. Четыре. Я свободная молодая женщина. Пять. Он мне больше не нужен. Шесть...

Останавливаю счет. Открываю конверт с номером один. В нем пожелтевший от времени листок, на котором чернилами каллиграфическим почерком врача Паперного (хихикаю, как дурочка, но ведь прикольно же: каллиграфический почерк у врача!) что-то написано. От волнения и спешки не сразу понимаю, что именно.

– Ну же, Варвара Михайловна, читайте, - торопит старик. И уже по плохо скрываемому торжеству в его голосе скорее догадываюсь, чем читаю: "Мне уже не больно. Я не прощу. Начинаю жизнь с чистого листа".