Вернуть Веру

Не отводя взгляда, я медленно наклонился. И безошибочно обнаружив сосок под несколькими слоями одежды, втянул его в рот. Ника… или Вера, мне уже было все равно, под каким именем прячется эта женщина, выгнулась, застонала. Свободной рукой я скользнул вниз. Исследуя ее новую… подушечками пальцев. Запоминая…

– Ты ужасно красивая, – зачем-то повторил снова.

– Ну, конечно. Такую не грех трахнуть. Да, Гуляев? Теперь я соответствую всем твоим представлениям об идеальной женщине? – зло прошептала она прямо мне в губы и больно… укусила, чтобы после, сама испугавшись своего порыва, забиться в моих руках сломанной куклой.

– Т-ш-ш-ш… Все хорошо, – шептал я, целуя ее веки, одной рукой все так же удерживая ее запястья за головой, а второй – торопливо проникая под поясок модных брючек.

– Ненавижу тебя! Уйди! – шептала она, то отталкивая меня, то вновь с упоением жаля губами… - Уйди… - повторила слабо, когда мои пальцы коснулись твердого вытянутого бугорка. – Уйди… - совсем жалобно и так неуверенно, что я, на какую-то долю секунды засомневавшись, обрушился на нее с новой силой. Языком слизывая ее злость и закипающие под веками слезы. А пальцами медленно, методично, зная, как ей нравится, ведь там… там уж точно ничего не поменялось, подводя ее к наивысшей точке и удерживая ее на пике, слушал задыхающиеся всхлипы, как самую лучшую музыку.

– Ма-а-ам! Ста-а-ас! Вы тут?!

Глаза Ники расширись, она попыталась встать и приоткрыла губы, чтобы ответить, но я, отпустив ее руки, зажал ей рот ладонью и в два сильных нажатия довел до оргазма. Потому что у меня был только один шанс. И я понимал это… Только один шанс все переломить.

– Мы здесь! Что там случилось?

– Нужно рассудить спор!

– Уже иду…

Дверь в сарайчик захлопнулась с тихим звуком. Я перевел дух, стер плечом пот со лба и уставился на Нику, которая была, кажется, не в себе.

– Вер, - позвал по имени, которое ей так нравилось, чтобы не накалять еще больше.

– Отвали!

– Ну, ведь ничего не произошло, малыш. А ты дрожишь вся…

– Не трогай меня!

– Иди сюда… Знаю, что все очень неожиданно, но… Если бы я подождал, ты бы вокруг себя выстроила такую стену, что я бы, и расшибив лоб, через нее не пробился.

– И поэтому ты решил воспользоваться ситуацией?! Нет! Ты не думай, я не снимаю с себя ответственности… Но ты... Ну, что ты за человек, Гуляев?! Как тебе удается… каждый раз портить мою жизнь?! Как?! Господи…

– Вер…

– Ничего не говори! Помолчи, ладно? Это ничего не значит.

– Что именно?

– То, что произошло.

Вскочив, Вера принялась поправлять одежду, с остервенением вытряхивая солому из волос. Ее пальцы предательски дрожали. И голос дрожал… Я, наверное, должен был почувствовать себя последним подонком. Я же вроде как раскаялся, не так ли?! Но подонком я себя как раз не ощущал. Среди прочего…

– Кого ты хочешь в этом убедить? Ты дрожишь вся. И хочешь меня… Я же вижу, что… я тебе нравлюсь.

Да, наверное, это прозвучало очень по-детски. Но я не мог сказать «любишь», потому что, несмотря на всю браваду, в этом-то я как раз уверен и не был. Ника только закатила глаза. Затем резким движением одернула брюки, неловко съехала на пятой точке с наваленной кучи и чуть ли не бегом рванула к двери. А уже там, в относительной безопасности, обернулась:

– Да, Гуляев. Наверное, нравишься… Теперь это довольно глупо отрицать, ведь так? Только знаешь что? Гораздо важнее, что рядом с тобой я сама себе перестаю нравиться. Понимаешь? Я сама себе не нравлюсь рядом с тобой! Поэтому… забудь то, что сейчас произошло, и если в тебе осталось хоть что-то человеческое, отступи. И не усложняй мою жизнь… Я ведь только ее вкус почувствовала!

Дверь захлопнулась. Я с шумом выдохнул. Провел руками по волосам, убирая со лба влажные пряди. Спрятал лицо в ладонях. По хорошему, мне тоже нужно было валить. Но куда? С такой дубиной в штанах… И ведь не падает. Хотя Ника здорово врезала мне по яйцам своим ответом. Впрочем, я не думал, что будет легко. Я вообще ничего такого не предполагал и близко, озарение пришло потом. Все стало кристально ясно, будто с глаз спала пелена. Я тряхнул головой, отгоняя ненужные, особенно учитывая мой стояк, мысли и медленно побрел к выходу. К счастью, прямо за дверью меня никто не ждал. А спор, который мне полагалось рассудить, уже сам собой решился.

– Мама, если что, у реки, - подошла ко мне Настька, невинно поблескивая глазищами.

– И не стыдно тебе мать сдавать?

– Вовсе нет. Считай, я тебе задолжала.

– Это когда же?

– Когда прервала ваш тет-а-тет.

Я хмыкнул. И к Нике не пошел. Ей точно нужно было выпустить пар, прежде чем снова меня увидеть. Да и мне стоило как-то обдумать все. Решить, что дальше. Не усложнять ее жизнь, как она просила, или… сделать все, чтобы ее усложнить. Последняя мысль была мне как-то ближе. Может, я еще не дорос до нужного уровня просветления. А может, и не дорасту никогда. Мы, детдомовские, страшные эгоисты. Отдать кому-то то, что считаешь своим? С какой стати? Так ничего и не решив, я поплелся к ребятам, которые играли в волейбол. А спустя еще некоторое время Ника сама ко мне прибежала, чтобы, сверкая глазами, выпалить:

– Кажется, я нашла её!

– Кого?

– Мать Дашки!

17

«Это все воздержание виновато! Недотрах, как сказала бы Стелла…» - убеждала я себя, шагая вниз по тропинке. Чтобы не попасться кому-нибудь на глаза, мне приходилось пригибаться и бежать от одного дерева к другому, как какой-нибудь недоделанной шпионке. Только пистолета в руках не хватало. А если бы был… я бы, наверное, сразу же застрелилась. Или застрелила Гуляева. Так что, может, это и неплохо… То, что пистолета не было.

Совсем рядом, уже у самой реки – узкой неглубокой, поросшей ряской ленты, послышались голоса… Я шарахнулась в противоположную сторону, надеясь, что хоть там никого не будет. Иначе ведь сразу поймут, чем мы с Гуляевым занимались. У меня это на лице написано… На лбу… Неоновой кричащей вывеской. А мне ж для полного счастья только шепотков за спиной не хватало. И сплетен. Я ж их еще не нажралась во время своих разводов… Ага.

Господи, что ж я наделала?! Что наделала, а?

Это все воздержание! – повторял вновь и вновь тоненький голосок внутри. – Воздержание – это плохо!

Особенно воздержание от использования богом данных мозгов! – вторил ему другой, более строгий голос.

Я заткнула уши, будто это могло помочь, и, опустившись задницей на поваленный ствол дерева, свесила голову между коленей.

Чтоб ты провалился, Гуляев… Чтобы ты… До тебя… до тебя ведь все в моей жизни понятным было. Расписанным на несколько лет вперед. И, может быть, эта картинка не могла похвастаться какими-то яркими красками. Но я вообще предпочитала пастель.

А сейчас? Что сейчас? Будто кто-то – хотя почему кто-то?! Стас – он один во всем виноват. Перевернул старательно собранный пазл, разбросал по округе детали, еще и новых подкинул – ярких, как фантики из-под конфет, и совершенно не вписывающихся в картинку моего мира. Ненужных… Но в то же время таких красивых, глядя на которые я просто не могла не думать, а что, если… это сюда, и сюда, и…