Вернуться в Антарктиду

– Прости, прости меня!
– она вцепилась в него еще крепче.
– Я не хотела тебя обидеть! Но кого еще просить?!

Он, как сумел, выпутался из ее панической хватки, нагнулся и поцеловал ее залитое слезами лицо. Коснулся соленых губ, дрожащего подбородка... Судорожно вдохнув, она снова схватилась за него, как утопающая за соломинку. В ее настоящем было слишком много страха и боли, и убрать их можно было одним способом – подарить ей четкое представление о том, что будет. И что будет непременно хорошо. Вик знал, что нужно сделать.

Он продолжил ее целовать, и Мила стала отвечать ему – пылко, взахлеб. Конечно, она совсем не хотела умирать, мечтала о другом, и он дарил ей надежду, делился с ней нежностью. Под его умелыми руками с Милы спадали оковы, которые она через силу навесила на себя сама. Она уже спешила жить, поверив, что завтра для нее наступит. Она жаждала творить это завтра прямо сейчас. Вик был частью ее будущего, ее судьбы – вот о чем она думала, если думала в эти минуты вообще.

Вик тоже отбросил посторонние мысли, отдаваясь вихрю, уносящего его вдаль. Их уносило вместе. В самый космос, в невесомость, на страстных крыльях солнечного ветра, где рождались сверхновые. Они сами стали звездами, пылающими друг для друга.

Подхватив на руки, Вик отнес ее на кровать. Пока он раздевался, Мила смотрела на него, не отрываясь. Ее личико раскраснелось, губы припухли, глаза сияли, а из взгляда ушли извечные неуверенность и страх. Вик был рад перемене. И рад тому, что причиной перемены стал он сам.

– А как же печка?
– смешно спохватилась Мила, вдруг натягивая на себя край сорванного в пылу платья, чтобы прикрыть грудь.
– Там же дрова прогорят...

– Потом, - сказал Вик, - все потом! Я не дам тебе замерзнуть.

Рано или поздно то, что происходило между ними, все равно бы случилось. «Мне на роду написано любить чужих жен», - подумал он, отнимая платье и заталкивая его куда-то за подушку. Но целуя сладкие Милкины уста, он совершенно точно знал, что Мила будет последней. Его марафон закончен. Он больше не будет гоняться за журавлями в небе, тем более, что синичка в руках вдруг обернулась сказочной жар-птицей. Ему очень нравилось, как светло она ему улыбалась.

– Я люблю тебя, - сказал он ей то, что за всю предыдущую жизнь не говорил никому и никогда.

Миле важно было это услышать, но он ничуть не кривил душой. Сказать сокровенные слова, рвущиеся из глубин сердца, было важно и для него.

– Я тоже тебя люблю, - ответила Мила и приникла к нему всем телом. – В тебя невозможно не влюбиться.

…Они проспали до полудня, не разомкнув объятий.

В начале первого Виктора разбудил звонок телефона. Это был Иван Петрович Загоскин:

– Здравствуйте, не опоздал? – спросил он предельно вежливо. – Вы еще не уехали?

– Здравствуйте, нет, но мы собираемся, - соврал Соловьев, обнимая зашевелившуюся Милу.
– Как ваше самочувствие?

– Спасибо, помирать не собираюсь. Мы с Буди посовещались и решили все-таки нанести визит вашим друзьям из «Ямана». Кажется, нам есть о чем с ними поговорить. Да и проблема Людмилы Москалевой не терпит отлагательств. Мой сын горит желанием совершить благородный поступок, а я… я намерен проследить, чтобы он в пылу не наделал глупостей.

– Очень хорошо, Иван Петрович. Мы охотно примем любую вашу помощь.

– Заедете за нами?

– Конечно, - Вик отвел трубку, чтобы уточнить высветившееся на экране время, - часика в два. Подойдет?

– Подойдет. Собираться нам недолго.

– Тогда перед выездом я вам наберу.

– Они едут с нами? – спросила Мила, улыбаясь. – Оба?

Вик чмокнул ее в гладкий лоб, к которому прилипли две тонкие прядки:

– Твоя черная полоса определенно закончилась.

Мила обвила его шею руками:

– Она закончилась, потому что появился ты!

Вик не стал возражать. И даже с легким сердцем пошел у нее на поводу, отвечая на поцелуй. Ему понравилось просыпаться с ней в одной постели.

Конец первой книги

КНИГА ВТОРАЯ. Часть первая. Глава 1. Патрисия Ласаль-Долгова

ВЕРНУТЬСЯ В АНТАРКТИДУ-2

Книга вторая. Урал – Мадагаскар. Тайна пещерного храма

Часть первая. Проект «Яман»

Глава 1. (11). Мечты и реальность

Патрисия Ласаль-Долгова

11.1/ 1.1

Соловьев позвонил ей час назад, чтобы сообщить, что они уже миновали деревню Бердагулово, и с этого момента ее существование невероятно сузилось. Его стало возможным описать всего двумя словами: волнение и ожидание. Патрисия ничем не могла толком заняться, все валилось из рук, а голова стала тяжелой и гулкой, как пустотелое чугунное ядро.

Ничего подобного с ней не было со времен путешествия в Антарктиду. Но в те далекие дни она была уверена, что все держит под контролем, у нее были планы на будущее и представление, как эти планы реализовать. Мешали интриги, но она ясно видела цель. Сегодня же будущее не вычислялось. Все рассыпалось, конфигурации менялись, новые элементы вносили хаос в заготовки, и только невероятное напряжение сил и стальные нервы помогали ей удержать выстраданный проект на плаву.

После запоздалого звонка Соловьева (она надеялась, что он отзвонится перед стартом из Уфы, но он тянул до последнего) Патрисия поднялась с нижнего лабораторного уровня наверх, на воздух. Ей требовался солнечный свет и вид широкого неба – текучего и вечного.

Целеустремленным шагом она прошла сквозь КПП, даже не заметив адресованных ей взглядов и слов. Она рвалась на свободу, но ожидания себя не оправдали. За пределами ограды ее встретили холод и дождь. Пришлось корректировать планы и подстраиваться под изменчивую уральскую погоду.

Чтобы не мокнуть, Пат забилась под навес для машин, который соорудили всего несколько месяцев назад в стороне от массивных гермодверей, ведущих в подземный городок. Прислонившись к столбу, она уставилась на нахохлившиеся под тонкими дождевыми струями холмы.

На открытых склонах и обочинах снег давно сошел, но в тени встречались небольшие ноздреватые лепешки. К вечеру их наверняка не будет – дождь смоет все, и на какое-то время местность превратится в тоскливое и неприветливое русское бездорожье. Конечно, если солнце не будет лениться, то через день-два окрестности оживут. Проклюнутся почки, пойдут в рост травы, а потом и цветы зацветут, укрывая все пестрым ковром. Однако неприветливый переходный период мог и затянуться.

За пять лет своего заточения Патрисия так и не привыкла к этим своенравным веснам, возможным только здесь, в окружении Уральских гор, суровых в любое время года.