Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
– Шлюха! – выплюнули тонкие губы. – Ты спелась с ним у меня за спиной!
– Дима, это не правда! – послышался немного истеричный женский голос, и в говорящей Грач с трудом распознал Москалеву. – Я никогда прежде с де Трейси не встречалась!
– Врешь!
Мужчина размахнулся и ударил. Щеку Грача ожгло, он аж задохнулся от неожиданности. От удара комната закружилась, и он почувствовал, что падает. В ушах раздался звон стекла, женский вскрик, и появилась острая боль в затылке.
– Не смей меня бить!
– Ты моя! И я буду делать с тобой все, что захочу. И когда захочу!
Грач
– Говори, что именно хочет от тебя де Трейси?
– Я его даже не знаю!
Муж снова ее ударил.
Грача до краев захлестнула ненависть. Он – или Милка, понять это было решительно невозможно, настолько все в эти минуты переплелось, - раскинул руки, стараясь нашарить на полу хоть что-нибудь, подходящее для удара: осколок стекла, кусок разбитой рамы… Пальцы нащупали нечто округлое, холодное, твердое. Они схватили это, и правая рука вскинулась сама собой, заслоняясь от летящего в лицо кулака обретенным оружием.
– Прекрати!
– А то что? – зло ухмыльнулся мужчина. Он накинулся на Милу, без труда вырвал старинный кинжал и отбросил в сторону. – Что ты мне сделаешь, что? Ни ты, ни твой сраный папаша – ничего вы мне не сделаете! Вы с меня пылинки должны сдувать! Или ты захотела все переиграть? Заменить меня на этого де Трейси? Отвечай, мерзавка!
– Я не понимаю, о чем ты говоришь!
Дмитрий рассмеялся как безумец:
– Не понимаешь? Это хорошо. Значит, ты верная жена, не помышляющая предать своего мужа. Ведь так?
Его свободная левая рука скользнула ей между ног. Мила дернулась, но скинуть тяжелое мужское тело, придавившее ее к полу, у нее не получилось. За это она ненавидела его еще больше, и Грач ее понимал. Он и сам был готов размазать ублюдка по стенам, но, оставаясь наблюдателем, вмешаться не мог.
И тут в библиотеке появился кто-то третий.
– Какая сцена! – раздался насмешливый мужской голос с сильным акцентом. – Я шел поговорить, а попал на порноролик?
Москалев скатился с Милы, оборачиваясь и рыча:
– Как ты сюда попал, сволочь?! Кто впустил?!
Встать на ноги он не успел – отлетел от мощного удара. Мила заворочалась, приподнимаясь на локтях. Чужак стоял против света и казался черной тенью, однако заметить, что в правой руке он держал подобранный с пола антикварный нож, она успела.
– Очень удобно, - сообщил ей незнакомец, делая шаг вперед. – Как говорят у вас, двух зайцев одним ударом.
– Кто вы? – прохрипела Мила.
– Неважно, - ответил мужчина и проворно нагнулся над ней, отводя руку с зажатым в ней ножом для удара. На пальце его блеснул серебристой искрой перстень-печатка, и в тот же миг с кончика пурбы сорвалась ослепительная искра. – Au revoir, ma reine! (франц. До встречи, моя королева!)
…Мила вскрикнула, выходя из трансоподобного состояния. Она резко толкнула его в грудь и рывком села. Их мысленный контакт разорвался, и Грач, почти лежавший на ней, скатился на пол.
Они ошеломленно уставились друг на друга, тяжело дыша.
Несмотря на необычность ситуации и остаточный флер видения, Грач нашел силы, чтобы внимательно всмотреться в бледное перепуганное лицо. Основной приступ
был позади, но девушку все еще колотило. Она глядела на него с безумием во взоре, по всей видимости плохо понимая, где она и кто перед ней.– Ты в порядке? – вымолвил Грач. Он так и сидел на полу, не решаясь встать, чтобы не испугать несчастную еще сильнее.
Мила замотала головой. Володя и сам чувствовал, что до порядка далеко. Он ощущал ее ужас, боль, стыд, правда все это долетало до него теперь в слегка искаженном, подретушированном виде.
Пока они тут валялись в отключке, Кир все-таки открыл окно в спальне, и из него тянуло свежестью. Мила съежилась, обнимая себя за плечи. Грач тоже начинал ощущать холод – по полу сквозило сильней, – поэтому осторожно начал вставать, опираясь рукой о край дивана. Мила шевельнулась, убирая от него ноги подальше.
– Спокойно! Я Вова. Вова Грач. Ты меня узнаешь?
Мила сглотнула и не ответила. Однако безумие медленно покидало ее глаза. Они гасли, заволакиваясь туманом, в них оставались только слезы и тотальное опустошение.
Грач сел подле нее. Он бы, конечно, постоял, но собственные ноги отказывались служить. Мухин вжимался в противоположную стену и следил за происходящим настороженно, ожидая нового подвоха. Грач хотел спросить у него, сколько они так валялись и где Вик, но передумал. Вместо этого снова обратился к Миле:
– Не бойся, все уже позади. Ты в безопасности. Я – Вова, это – Кир. Мы в Межгорье. И Вик сейчас придет.
Имя Соловьева оказала на нее долгожданное действие. Москалева отмерла:
– Я... я… я… - ее зубы застучали, отчего слова клокотали в горле, с усилием прорываясь на свободу. – Я п-помню… в-вас. Да, все помню! В-вы целы?
– Все целы, - подтвердил Грач и велел застывшему Мухину: - Пальто ее что ль принеси с вешалки! Человек замерз.
– Покрывало из спальни подойдет?
– Тащи уж чего-нибудь! – Грач снова сосредоточился на Миле: - Как ты себя чувствуешь?
– П-плохо. Ч-что я сделала?
– Да ничего особенного. Напугала нас немножко. Ты эпилепсией не страдаешь?
Мила опять затрясла головой. Волосы упали ей на лицо, и она смахнула их нервным жестом:
– Где моя заколка?
– Тут она, - Кир подал ей сорванное с кровати покрывало, - я на стол положил.
Грач покрывало отобрал и, размотав, укутал в него Москалеву по самые уши. Кир подсуетился с заколкой, но Мила просто зажала ее в кулаке.
– Все хорошо, - сказал Грач и погладил ее по закутанному плечу, как если бы успокаивал ребенка. – Мы тут еще и не такое видали.
– А.. ты что видел? – жадно спросила она.
– Ты же тоже видел! Я з-знаю.
– Ну, чего-то видел, да...
– Это никогда не кончится! – расплакалась Мила. – Это будет меня преследовать всю жизнь!
– Кончится, обязательно кончится, - пообещал Грач. – Я же справился, значит, и ты сумеешь.
– Не сумею, это идет изнутри, - она судорожно всхлипнула, предпринимая усилия остановить поток слез, и снова принялась заикаться: - Я пы-пыталась, но становится т-только хуже! Меня к-как будто з-за волосы из б-болота тянули. То есть наоборот – в болото. Утопить хотели… Я чувствую что мне здесь не место! Я мертва, и этого не исправить!