Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
– Мертв твой прототип, а ты жива!
– Меня тоже убьют! И снова, и снова!..
У Москалевой явно начиналась истерика. Грач вспомнил, как однажды Соловьев разъяснял, почему в минуты волнения человеку надо пить воду.
– Кир, воды принеси!
– Сейчас!
Кир убежал на кухню, а Володя зацепил пальцами Милкин подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза.
– Смотри на меня!
– тихо, но властно приказал он. – Не отводи взгляд!
– Я б-боюсь…
– Чего?
– Т-теб-бя… С-себя...
Мила хотела извиняюще
Грач испугался, что не справится, не сумеет ее вовремя погасить, и случится непоправимое. Это ее страх передался ему, мешая сосредоточиться.
– Возьми себя в руки! – гаркнул он. – Ты же человек, а не тряпка!
– Я пытаюс-сь! – выдохнула она, закатывая глаза.
Грач выругался. Его сознание тоже начинало плыть. За компанию.
Примчался Кир с чашкой, но было поздно. Полуобморочной Москалевой вода была как мертвому припарки, а Володе сделалось некогда, хотя тошнота стояла противным комом во рту.
В последнем усилии удержаться на плаву и не сгинуть в черноте накрывающего их обоих ураганного вихря, он вскочил, укладывая непослушное закоченевшее тело Милки на диван. Он согнулся над ней, схватив ее голову, и большими пальцами нажал несколько точек у нее под подбородком и за ушами.
– Что ты делаешь? – с любопытством натуралиста Кир сунулся ему под руку.
– Прочь поди! – не сдержался Грач и поспешно добавил: - Должно сработать! Если книжка не соврала... Где же Вик, когда так нужен?
Он почти ничего не видел, зрение покидало его, а головокружение не давало стоять ровно. Грач шатался, как былинка на ветру. Милка же билась в судорогах под его руками, и голова ее на тонкой шее моталась туда-сюда, ударяясь об углы и жесткие подушки. Ей приходилось куда хуже.
– Ты ее как мину обезвреживаешь! – воскликнул Кир.
Грач жал и жал точки на шее девушки, и чудо произошло. Мила перестала выгибаться дугой и лишь хрипло, со стоном дышала сквозь стиснутые зубы. Ее верхняя губа хищно топорщилась, но глаза были закрыты, и потому угрожающая гримаса превратилась в страдальческую.
Володя обессиленно плюхнулся на край дивана.
– Получилось? – шепотом спросил Кир.
– Не знаю… - хмуро откликнулся он. – Надеюсь, на сегодня наш цирк закрылся и клоуны разбежались.
Третьего представления он бы точно не выдержал. Во рту стоял тошнотный привкус чего-то горького и кислого. В мозгах пылало и щелкало, будто кто-то маршировал под черепной коробкой по битому стеклу. Тараканы, наверное.
– Чайник поставь! – попросил он Мухина. – А то я как с похмелья…
14.5
14.5/4.5
Спустя полчаса они втроем собрались на тесной кухне.
– Ну, рассказывай, - произнес Грач, устремляя на девушку пристальный взгляд, - как ты дошла до жизни такой?
Мила
пожала плечами.– Кто тебе мужа такого подогнал – отец постарался?
– Да нет, я сама…
Кир заварил чай и достал из тумбочки початую пачку с карамельками.
– Больше ничего нет, - разведя руками, признался он.
– Сойдет, - сказал Володя, - спасибо.
Он продрог, возможно, так сказался на нем нежданный упадок жизненных сил, и потому горячий крепкий чай принял с большим удовольствием.
Мила тоже обрадовалась чаепитию. Она охотно перебралась за стол на кухне, но с покрывалом не рассталась, куталась в него, и его край волочился за ней по полу наподобие королевского шлейфа. Ее знобило. Перед тем, как сделать первый глоток, она долго грела руки о чашку, пряча ото всех глаза.
– А откуда у него Дри атонг? – продолжал расспросы Грач.
– Он приобрел эту штуку на аукционе, как и многое другое, - Мила уткнулась носом в чашку, - еще до нашей свадьбы. Я не была уверена, что это настоящий артефакт, тот, который искал Вик… По документам, нож датировался всего лишь 18 веком. Он принадлежал какому-то генералу, участнику русско-турецкой войны.
– Понятно, что ничего не понятно. Но ты пей, пей, - спохватился Грач, - тебе согреться надо.
Мухин проворно подвинул к ней пакетик с карамельками и сам развернулся к Грачу:
– Володь, а чего там между вами происходило? На диване.
Вопрос, по мнению Грача, прозвучал двусмысленно, и он побагровел:
– Ничего. Ане только не вздумай проболтаться! Или Патрисии.
Ответ, кажется, вышел еще более двусмысленным, и теперь покраснела Милка.
– Да я нем как рыба! Круто вы тут развлекаетесь, однако, даже жаль, что мне вечером уезжать.
– Развлекаемся, ага, - Грач притворно замахнулся: - Ща вот как дам! Чтоб глупостей не нес.
Кир с хохотом отшатнулся:
– Не бейте, дяденька! Я больше не буду!
– А ведь дело-то серьезное, - сказал Грач и посуровел согласно озвученному диагнозу. – Где там Вик прохлаждается?
– Да вон он, уже пришел! – Кир бросил взгляд в окно и побежал открывать Соловьеву дверь.
– Ну и ладушки, - Грач выдохнул чуть свободнее и занялся чаем.
Мила оживилась, уставилась в сторону прихожей, но когда звуки сказали, что Вик уже внутри и раздевается, быстро повернулась к Володе и прошептала:
– Мы ведь сообщим ему о видении? Это же не надо скрывать?
– От Вика я бы точно не стал, - Грач поставил опустевшую чашку на стол, - а вот от остальных...
Соловьев вошел, и Мила вспыхнула, как лампочка. Но в ее глазах, помимо естественной радости и облегчения, Грач прочел еще и стыд. Она, как ребенок, страшилась, что Соловьев, узнав о происшествии, начнет ее совестить. Зная Виктора, Грач полагал последнее невозможным, Вик никогда не читал нотаций, но Москалева, видать, все еще пребывала под впечатлением от поступков своего супруга. «Мерзкий гад, кстати», - подумал он.