Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
Тим пересчитал курс, нанес его на бумажную карту, закрепив ее на специальной подставке на лобовом стекле, и Куприн, севший за руль, направил «Бурлак» на восток Побережья Принцессы Астрид, сверяясь с приметами.
– Будь осторожен, Андрюша, не гони, - велел Борецкий. – Громов нам все уши прожужжал с этими трещинами, помнишь?
– Помню, - заверил его Купер. – Избегать ровного полотна и прыгать по ледяным надолбам. И от себя добавлю: надо учитывать, что у нас не гусеницы, а колеса.
«Ровное полотно» было опасно тем, что именно под ним, внешне таком приятном и гладком, могли скрываться
Сейчас «Бурлаку» предстояло пересечь большой ледник, белоснежным языком сползающий к океану, и по нему вырулить на плато к южным отрогам. Именно в таких коварных местах по весне часто встречались крупные трещины.
Зиновьев, лежавший в спальном отсеке пристегнутым к нижней койке ремнями, пришел в себя от тряски и застонал. Сознание вернулось к нему впервые с тех пор, как он оказался в пневмоходе.
Тим прошел к нему, чтобы осмотреть раны и померить температуру. Лоб Зиновьева был мокрый, но градусник показывал 38 и 6. Это было скверно, однако Тим считал, что раз человек очнулся, значит, борется за жизнь, и надежда на счастливый исход есть.
– Я тебе один волшебный отвар сделаю, после него сразу полегчает, - сказал он раненому с завидной убежденностью.
Отвар представлял собой обычный зеленый чай, обнаруженный в кухонном шкафчике, но Анатолию знать об этом было совсем не обязательно. Борецкий был из тех, кто верил в положительный настрой и эффект плацебо, но в таких вещах большую роль играла собственная непоколебимая уверенность. Поймет человек, что ему лгут, пиши пропало.
– Куда едем? – спросил Зиновьев, когда напился из пластмассовой кружки и вновь откинулся на подушку.
– К другу. Он тебя поставит на ноги в два счета.
Зиновьев слабо усмехнулся. Утешительные речи он ценил, но дураком не был.
– Я обуза, - сказал он, - из-за меня вы оставили позиции, а там наши... Надо добраться до Зеркала, связаться с Марком.
– Вот ты и поможешь, - заявил Тим. – Втроем-то сподручнее. Я сказал, что тебя поставят на ноги, значит, поставят. Или ты думаешь, я вру?
Зиновьев не ответил.
– Я когда-нибудь врал тебе или другим в отряде? – повысил голос Тимур.
– Нет, - вынужденно признал раненый.
– Вот и помни об этом. Не могу рассказать всего, но тот, к кому мы едем, очень непростой человек, понимаешь расклад?
– Как скажешь, Батя, - проговорил Анатолий и закрыл глаза…
…По дороге к лагерю индусов на озере Вдохновения (*), лежащего в устье ледника Маргариты, случилось событие, потрясшее воображение даже видавшего виды Борецкого.
Они следовали по однообразному плоскогорью на крейсерской скорости. Светило солнце, и сахарный чуть ноздреватый лед сиял, отчего на глаза постоянно наворачивались слезы. Небо над куполом голубело в зените, и казалось, что пустынная дорога сделалась ровнее, а по мере удаления от Кратера и побережья, еще и безопаснее. И тут вдруг прогремел мощный
взрыв.Когда перед лобовым стеклом внезапно вспух снежный столб, Куприн инстинктивно вывернул руль в сторону и увеличил скорость, надеясь проскочить опасный участок. Подсознательно он решил, что по ним влепили из гранатомета, и действовал на инстинктах, полученных в боевой обстановке. Ошибиться было немудрено: от грохота у всех заложило уши, вверх взметнулся целый фонтан снега и ледяного крошева, и пространство на какое-то время заволокло искрящейся пеленой.
Подчиняясь руке водителя, «Бурлак» вильнул, взвизгнул рессорами, колыхаясь всем корпусом на невидимых препятствиях, и тотчас истошно завопила сирена, связанная с индикаторами плотности почвы. На нее-то и среагировал Борецкий, метнувшись из кухни к водителю:
– Тормози! – заорал он, хлопая ладонями по спинке водительского кресла. –Тормози немедленно!
Подчиняясь приказу, Куприн нажал на тормоз.
Пневмоход занесло. Он заскрипел, зашатался, мотаясь на своих огромных колесах, но все же выровнялся и встал, осыпаемый снежными комьями.
Тим, навалившись грудью на кресло, шумно дышал Андрею в ухо. Тот, со спиной прямой, как струна, застыл, сжимая руль побелевшими пальцами.
По правому борту снова грозно ухнуло, и земля, содрогаясь, передала дрожь корпусу машины. По крыше застучали ледяные осколки, грозя повредить потолок. Аварийная сирена надрывалась, заливая светом красного индикатора всю панель.
– Стреляют! – крикнул Купер. – Мы для них неподвижная мишень!
– Какой, твою мать, стреляют! – разозлился Тим. – Это землетрясение! Ты сирену слышишь аль оглох?
Когда снежная пыль осела, они увидели, что перед самым бампером «Бурлака» разверзлась темная бездна. Ее ледяные стены, сотни, а может, и тысячи лет не знавшие солнца, отвесно уходили вниз и казались густо-синими, почти до черноты.
Трещина была шириной метров в тридцать и глубиной, как им показалось, в добрую полусотню. Она змеилась вокруг них, расходясь в стороны протоками поуже и помельче, но от этого не менее смертоносными. Собственно, они оказались на небольшом полуострове, окруженные с трех сторон адским провалом.
Куприн, пялясь на сей внезапный апокалипсис, тихо выматерился. Не затормози он, сейчас бы они уже лежали вверх колесами где-то внизу, зажатые в покореженном салоне и без малейшего шанса выбраться.
Борецкий, шумно выдохнув, зашевелился. Он сделал шаг, согнулся и зашарил по панели руками, отключая звуковой сигнал. Лампочка (как ее погасить, он не нашел) продолжала мигать красным и роняла на лицо Андрея жутковатые сполохи.
– Что случилось? – послышался в образовавшейся тишине слабый голос Зиновьева.
– Снежный мост рухнул, - ответил Тим, переводя дух.
– Сам или подорвали? Мне показалось, было несколько взрывов.
– Сам. Взрывной эффект дали сотни тонн снега, которые разом обрушились вниз. А потом воздушная волна выбросила ледяную пыль, создав подобие султана. (*султаном называется образуемый при взрыве столб цилиндрической формы, увенчанный шапкой клубящегося дыма, осколков или пара)
– И что теперь, командир? – глухо уточнил Куприн. – Как ехать-то?