Вернуться в Антарктиду

– Мой учитель был молод, - возразил Мписикиди, - а я совсем юн, когда белые негодяи сделали его бомбой.

– Бомбой? – воскликнул я, полагая, что плохо понял.

– Бомбой, да. Его сбросили на деревню с самолета ради устрашения непокорных. Это случилось в 1947 году. Их было семеро. Семь живых бомб. Все они были жителями Амбухиманги и Марухиты. Именно в тот день я и поседел, - жрец дотронулся до коротких кучерявых волос и печально вздохнул. – А было мне тогда десять лет.

Я потрясенно молчал. В 1947 году на Мадагаскаре разгорелось восстание против французских колонизаторов, и я знал, что порой военные поступали с мальгашами с садистской изощренностью. Одним из факторов спада партизанской борьбы стали огромные человеческие потери со стороны коренного населения. Большая часть повстанцев верила своим шаманам, которые убеждали их, будто заклинания и амулеты бьющихся за правое дело отлично защищают от пуль, которые становятся опасны не более, чем капли воды. Навесив на себя амулеты, воины бесстрашно бросались на врага врукопашную, вооруженные верой в собственную неуязвимость. Но французские пушки быстро убедили всех в обратном. Сколько туземцев погибло, пока независимость острова все-таки была провозглашена, не поддается счету (*)

(Сноска. Метод, когда колонизаторы хватали зачинщиков бунтов, сажали их в самолет и выбрасывали без парашютов над их деревнями, был широко распространен в период борьбы за независимость. Такую расправу убийцы цинично назвали «сбросом психологических бомб». Несмотря на такие меры, в апреле 1947 года восстание стало напоминать настоящую партизанскую войну. Малагасийцы укрывались в лесах, строили укрепленные базы и оттуда нападали на врага, стараясь производить диверсии на железных дорогах, так что французы были вынуждены пустить бронепоезда)

– Мой учитель учился у других великих учителей, - добавил жрец. – Он учился у истинных Хранителей Вечности. Увы, мне не так повезло. Не все он успел передать мне, но главное я запомнил. Однажды, говорил он, придет белый человек, первый человек, угодный духам, которому следует показать святилище Циазомвазаха. За ним придут и другие. Это будут наши друзья. Но не те белые друзья, что не раз приходили с оружием на нашу землю, а по-настоящему другие – светлокожие и светлоглазые. Не нацисты, озабоченные превосходством своей расы над другими. Не французские богачи, которые думают только о своей выгоде. Нет, это будут люди бескорыстные и готовые помочь нам по зову собственной души. Это будут настоящие Люди Севера. Люди, которые никогда не спят головой на Юг, но все равно знают больше всех.

Последнее определение позабавило меня. Оно было отголоском старинных верований мальгашей, будто все колдуны обязательно спят головой на юг, ибо именно оттуда попадают на остров великие знания и волшебство. Утверждение само по себе более чем странное, ибо на юге от Мадагаскара нет ничего, никакой «Страны Знаний», одна только покрытая льдами Антарктида. К тому же сейчас об этом мне говорил темнолицый жрец из рода антаймуру – племени колдунов, мудрецов и фокусников. Для поддержания авторитета в деревне он и сам наверняка ставил свою лежанку с южной стороны дома, однако в обращении ко мне всячески подчеркивал превосходство бесхитростного Севера над коварным Югом. Мне стало интересно, чем это продиктовано: реальным завещанием покойного учителя или желанием задобрить иностранца, усыпить его бдительность?

– Мы тщательно оберегали наш секрет, много веков скрывали его от мира, но день настал, - завершил тем временем жрец, никак не реагируя на мою скептичную улыбку. – Я горд, что на мне великая миссия Южных Хранителей завершится и перейдет к Людям Севера. Духи предков напомнили мне сегодня о Свершении. Так пусть оно свершится руками Танананадрианаманитра, Руками Бога.

Я решил, что мне кратко изложили некое пророчество, путанное и полузабытое за давностью лет, и согнал улыбку с лица. Я помнил, чем окончилось одно такое «свершение» у американских индейцев, ждавших возвращения Белых Богов и принявших за них отряды европейских мореплавателей. Мне не хотелось способствовать гибели дружелюбных мальгашей, уничтожению их самобытности, и потому я дал слово, что отнесусь к оказанному мне доверию со всей серьезностью.

Мы отправились с путь.

От волнения меня сильно укачало в дороге. Волнообразные холмы Имерины стали для меня крутыми волнами в океане. Они накатывали на машину один за другим, провоцируя головокружение и тошноту на крутых поворотах. Лишь прямоугольники рисовых полей и сады персиковых деревьев, встречающихся по пути, напоминали, что мы на суше, а не в море.

Дорога на Анцирабу пролегает через гряду потухших вулканов Анкаратры, где некогда прятались от преследований властей беглецы и разбойники. Не было ничего странного, что именно среди этих древних безмолвных гор и находится тайное святилище.

Мы влетели в полосу тумана, и я снизил скорость до минимума.

– Вон за той скалой надо повернуть на север, - тихо сказал мне жрец, наклонившись с заднего сидения. – Потом придется оставить машину и идти пешком.

Я не видел скалу, о которой он говорил, и с напряжением вглядывался вперед. На лбу у меня выступил пот, во рту пересохло. Туман был настолько густым, что фары пробивали его на расстояние не больше нескольких метров. Я боялся слететь с дороги, ведь под колесами расстилалось не шоссе, а подвижный каменный грунт, щедро припорошенный пылью. Время в молочном сумраке казалось невыносимо тягучим.

– Не бойся, - подбодрил меня Умбиаси, - встреча с туманом, как и дружба с врагом, заканчивается быстро.

Наконец, туман отступил. Не пропал, нет, отпрянул от машины, колыхаясь поодаль. Мы ехали сквозь белесый туннель, над которым справа возносилась к чистому синему небу темная громада, похожая на полуобрушенный минарет.

– Скала! – воскликнул жрец. – Дальше строго на север!

Компаса в машине не было, но я привык, что мальгаши свободно ориентируются в пространстве, заменяя привычное нам право-лево на стороны света. «На север» в данном случае означало «налево». Едва Умбиаси положил мне руку на плечо, я плавно крутанул руль.

Мы снова въехали в туман. И снова нервный пот залил мне глаза. Мы тащились едва-едва, но я был готов и вовсе остановиться, потому что дорога пропала, а вокруг нас на призрачных белых стенах танцевали какие-то странные фигуры.

– Вазимба! – сообщил жрец. И прибавил повелительно: - Не останавливайся! Они просто пугают.

Но как же мне хотелось нажать на тормоз! Мираж в тумане среди голых неровных отрогов – это зрелище не для слабонервных. Я наблюдал снующие силуэты людей, размахивающих руками; зверей, норовящих кинуться на капот, и совсем уж сказочных чудовищ, скалящих морды в опасной близости от лобового стекла. Искаженные нелепой перспективой башни неведомых городов парили над нами, а меж ними сновали маленькие юркие самолеты – точь-в-точь как в фантастических романах Ивана Ефремова о Великом Кольце.

Я не верил, что где-то на Земле может существовать подобное. Мираж казался абсурдом.

– Духи испытывают тебя, - пояснил умбиаси Расамуэль. – Бояться можно, останавливаться и поворачивать назад нельзя!

Наконец мы выехали на чистое пространство, и мне было велено заглушить мотор.

– Дальше пешком, - напомнил жрец, проворно вылезая из машины.

Я вышел, точнее вывалился на землю и несколько минут шумно дышал, справляясь с дурнотой. Мои спутники невозмутимо посматривали на меня, дожидаясь, когда я приду в себя настолько, что буду способен передвигаться.

– В первый раз всегда трудно, - изрек жрец, желая меня приободрить, - но и для меня это непросто. Я не был здесь с тех пор, как мой наставник проводил обряд, задавая важные вопросы, а это случилось двадцать девять лет назад.

– А точно ли вы вспомните дорогу? – просипел я, опасаясь, что за эти годы местность могла сильно перемениться.

– Такое не забывается. Идем!

Мы пошли между скал, старательно обходя осыпи. Дорога, если ее так можно было назвать, поднималась вверх. Машине и вправду дальше хода не было. Еще немного, и мы бы обязательно впечатались в какой-нибудь валун, окончательно забуксовали или перевернулись.