Вернуться в Антарктиду

– Ах, оставьте! – Загоскин замахал руками. – Я здоровее всех живых. Виктор просто знакомый. Мы с ним немножко поболтали на кухне…

Однако он не добавил, что гость уже уходит – значит, считал разговор неоконченным и выставлять за дверь никого не собирался, несмотря на изменившиеся семейные обстоятельства.

Вик быстро прикинул, стоит ли ретироваться, оставив отца и сына наслаждаться обществом друг друга, но потом решил, что ответы на вопросы важней семейной идиллии. Раз не гонят, значит, стоит подождать и посмотреть, что последует дальше.

– Рад, очень рад знакомству – глаза Михаила за стеклами очков блеснули заинтересованно. – Вы сосед? Бывший коллега?

– Я работал в пансионате, где некоторое время жил Иван Петрович.

– Понятно. Наблюдаете по-дружески за бывшим пациентом?

– Можно и так сказать.

Михаил повернулся к отцу:

– Папа, ну что ты держишь нас в прихожей? Нашу встречу надо отметить. И обмыть! – он проворно полез в чемодан, откуда извлек бутылку дорого виски, показав Соловьеву этикетку: - Как насчет более близкого знакомства? Посидим тесной мужской компанией…

– Я не один, - предупредил Вик, - с девушкой.

– Виктор пришел ко мне со своей коллегой, - заспешил пояснить профессор, - то есть не совсем коллегой… сослуживицей. Людмила, где ты прячешься? Иди сюда, я тебя с сыном познакомлю!

– Девушку мы тоже с удовольствием угостим, если она пожелает. У меня есть кола, - Михаил снова запустил руку в чемодан, - я запасливый. Я и закуску прихватил.

Сын не поинтересовался профессиональным мнением о здоровье пожилого родителя, не обеспокоился, что чужие люди толпами ходят к его отцу – а ну как мошенники? Михаил избегал смотреть Соловьеву в глаза и излишне суетился, стараясь скрыть неловкость, словно это он был тут незваным гостем.

Из кухни появилась Мила. Загоскин-младший тотчас рассыпался в комплиментах. Вик не мешал им, отступил в глубь коридора, но глаз с Михаила-Буди не сводил. Уверенность, что американский нейробиолог знал, кого именно застанет в квартире, крепла в нем с каждой секундой. Буди был ужасно плохим актером.

– Проходите же, проходите в комнату!
– спохватился Иван Петрович. – Там просторнее и стол большой, все поместимся. Милочка, помогите с сервировкой, я покажу, где лежат скатерть и столовые приборы. Буди, ты, наверное, проголодался с дороги? У меня есть отличные щи! Как ты любил в детстве. Правда, остыло все…

– Ничего, подогреем! – бодро воскликнул Загоскин-младший.

В присутствии сына профессор подобрел, размяк и превратился в обычного пожилого человека, который рад приезду любимого родственника. Вик достал с антресолей коробку с праздничным сервизом (на чем настаивал Загоскин-старший: праздник так праздник!) и помог отнести его кухню, где Мила принялась перемывать тарелки.

Пока она стояла у раковины, Вик достал пискнувший телефон – Патрисия прислала ссылку на массив данных, собранных аналитиками за последние сутки. Зная, что времени просмотреть все и немедленно у него, скорей всего, не будет, она сделала приписку: «Ты спрашивал про перстень, глянь папку номер три»

– Что-то важное? – спросила Мила, кидая на него взгляд через плечо.

– Еще не знаю…

Он открыл указанную папку, где лежал один текстовый документ и несколько фотографий, с которых на него смотрел суровый мужчина средних лет, с крючковатым носом, высоким лбом без единой морщины, холодными светлыми глазами и тонким ртом.

«Васька» отследил человека, заказавшего слежку за Милой и ее похищение городскому авторитету Бизону, ориентируясь на кадры и прочую информацию, сделанные в Уфе. Главным злоумышленником оказался не супруг и не его помощник Сергеев, а французский подданный, атташе при посольстве с дипломатической неприкосновенностью и безупречной репутацией.

Кроме этой сомнительной сделки с Бизоном (большую часть данных при этом «Васька» восстановить не смог – кое-кто все основательно подтер, так что и это оставалось гипотетическим), никаких предосудительных поступков за загадочным французом не числилось. Официальных контактов с Дмитрием Москалевым дипломат не имел, бизнеса не вел, хотя они неоднократно оказывались вблизи и на одних площадках: выставках, ресторанах и офисных центрах. Но известно же, что Москва – большая деревня. Люди одного круга и схожих интересов неизбежно пересекаются

– Мила, ты знакома с Антуаном де Трейси? – поинтересовался Вик, пробегая глазами текстовое досье на француза. Все-таки дипломатическая работа походила на отличное прикрытие.

– Нет, кажется... А кто это?

– По всей вероятности, именно он поджидал тебя на заброшенной водонапорной башне. Это работник французского посольства в Москве.

Мила выключила кран и склонилась над телефоном, который ей протянул Вик, вернув на экран фотографический портрет.

– Никогда его не видела, - ответила она озадачено и тотчас поправилась: – Я не помню этого человека. Если он работал в посольстве, то, в теории, мы могли пересекаться… но мы не общались, это точно. Зачем ему понадобилось меня похищать?

– Похищать, следить и обыскивать комнату Загоскина в пансионате, - задумчиво проговорил Вик. – Он, вероятно, стоит за всеми этими действиями. Вот, взгляни еще и на это.

На одной из фотографии была изображена рука де Трейси крупным планом. «Васька» увеличил и очистил изображение, взятое с какой-то уличной камеры. В результате перстень был виден отчетливо: на черном фоне печатки выступала золотая ваджра.

– Что это за знак? – спросила Мила.

– Ваджра. Мифическое оружие бога Индры, обладающее невероятной силой. Она встроена в пурбу. Расположена между рукояткой и клинком.

– Это символ принадлежности к тайному ордену? Он масон?

Вик пожал плечами. В досье об этом не было ни слова, а гадать он не любил.

– Это он приходил с моим мужем к Загоскину?

– Думаю, да. Если он велел тебя похитить, то мужа твоего наверняка знал.

– Он хотел увезти меня в Москву и предъявить следствию? Показать, что я жива?

– Квантовые аналитики не способны читать мысли, а фактов для анализа пока не хватает. Подумай, что может быть общего между дипломатом и твоим супругом? Общие увлечения, знакомства, работа?

– Неужели Дима принадлежит к какому-то ордену? Да быть не может! Я не верю. Это даже… смешно!

– Почему?

– Двадцать первый век на дворе. Сейчас никто не играет в рыцарей-тамплиеров, даже мальчишки, это нелепо. И немодно.

– Он мог это скрывать. Дмитрий был склонен к романтике?

Мила задумалась.

– Может, та научная лаборатория, с которой он хотел заключить контракт, была французской? – рискнула она предположить. – Вроде бы там речь шла о международном сотрудничестве, которое усложняло договор. Были юридические нюансы… но я плохо помню.