Вернуться в сказку

Стражников не было. Оставлять мага в антимагических браслетах одного было почти безопасно. Почти. Кая судорожно придумывала, где она может раздобыть ключ от камеры, где находился Паул. Девушка думала о том, где могут быть ключи; вообще — у начальника стражи, у первого министра и у короля. Подойти к первым двоим было невозможно. А вот король… Было не слишком справедливо обманывать друга, но выхода, похоже, не было. Но у Ала коронация. Как к нему подобраться? Через несколько секунд девушка вспоминает, что ключи Альфонс оставлял в той своей одежде, в которой ворвался во дворец неделю назад… А коронационная мантия была настолько неудобной, что поддеть под неё ту одежду было практически нереально. Значит, следовало просто найти тот костюм…

И вот через несколько минут у Каи в руках ключ. Тот самый. Девушка подбегает к камере, открывает дверь, ловит на себе удивлённый взгляд Паула. Кажется, маг был не совсем доволен тем, что его потревожили. Он как-то странно смотрел на Каю, на то, как она снимала с его правой руки антимагический браслет, как потянулась к левой… Браслета на той не было. Кая удивлённо посмотрела на Паула, тот наклонился к ней.

— Ты всегда приводишь за собой стражу? — прошептал он. — Не оборачивайся.

Девушка изумлённо смотрела на мага, но всё же его приказание выполнила. Тот стоял с абсолютно безразличным лицом. Тут же она почувствовала в своём теле страшную слабость, ноги не держали её больше. Паул подхватил её почти перед самым её падением.

— Дура! — шептал Паул Кае, ещё находящейся в сознании. — Какая же дура!

Стражники подбежали. Один из них крикнул: “Чернокнижник заколдовал девчонку!”, второй подбежал и сильно ударил мага, тот упал, ещё несколько секунд — и на Пауле снова были те браслеты. И мужчина был уверен, что это только начало: совсем скоро на него нацепят что-нибудь посильнее. И маг не уверен, что сможет снять хоть что-то из тех приспособлений, как снял этот браслет со своей левой руки.

Кая теряла сознание. Ей было слишком плохо сейчас, думать о чём-либо она не могла. А Паул с безразличным видом смотрел на подбегавших и что-то кричавших стражников. Его самочувствие снова стремительно ухудшалось.

Комментарий к I. Глава сорок пятая. Ненужная коронация.

Решила, всё-таки, пока не выкладывать приложение. Оно будет опубликовано в конце самого фанфика.

Эта глава последняя в первой смысловой части фанфика.

========== II. Глава первая. Тот день, в который просыпается магия… ==========

В ста­рой цер­кви не по­ют свя­тые гим­ны,

Кровь на брев­нах час­то­кола

Ка­толи­чес­ко­го хо­ра,

Сво­ра ска­лит­ся им в спи­ну,

Не по вку­су им от­пе­тые мо­гилы!

Крест в ру­ках тво­их, но в бит­ве он не го­ден,

Сердце клеть свою проломит,

Веру в Бога похоронит,

Старый крест — не щит Господень,

Сво­ра бе­сит­ся, и близ­ко Чер­ный пол­день…

Это не лю­бовь,

Это Ди­кая Охо­та на те­бя,

Сты­нет крас­ный сок,

Где-то вда­леке при­зыв­ный клич тру­бят,

Это марш-бро­сок,

Под­по­рого­вые чувс­тва пра­вят бал,

Это не лю­бовь,

Ты ведь ночью не Свя­тую Де­ву звал!…

Вспом­ни, раз­ве ты чи­тал свя­тые кни­ги?

Ты не смог сдер­жать соб­лазна

По­лучить се­бе всё сра­зу,

И ре­шил приз­вать Ве­ликих,

Так взгля­ни же в де­мони­чес­кие ли­ки!

Это не лю­бовь,

Это Ди­кая Охо­та на те­бя,

Сты­нет крас­ный сок,

Где-то вда­леке при­зыв­ный клич тру­бят,

Это марш-бро­сок,

Под­по­рого­вые чувс­тва пра­вят бал,

Это не лю­бовь,

Ты ведь ночью не Свя­тую Де­ву звал!…

Ты ус­тал смот­реть на пра­вед­ные ли­ца…

Мы те­бя не осуж­да­ем,

Прос­то жжем и уби­ва­ем,

Ты влю­бил­ся в де­мони­цу

И ре­шил ей по­дарить свою сто­лицу…

Но это не лю­бовь!

Это Ди­кая Охо­та на те­бя,

Сты­нет крас­ный сок,

Где-то вда­леке при­зыв­ный клич тру­бят,

Это марш бро­сок,

Под­по­рого­вые чувс­тва пра­вят бал,

Это не лю­бовь,

Раз­ве ночью ты Свя­тую Де­ву звал?… Это не лю­бовь!*

В дымке проходящего величия не видно ничего, совсем ничего, видно только этот самый дым, затмевающий всё происходящее, всё важное, всё нужное, всё необходимое, будто бы говоря о том, что главным является оно — это самое величие, которого больше нет, которого больше никогда не будет… Руины прошлого стараются засосать людей в свои объятия, чтобы больше никогда не выпустить, чтобы не дать больше жить настоящим, стремиться к будущему, ведь есть только прошлое, впрочем, и его тоже нет, всё это только дым, только дурман, который не даёт делать что-то нужное…

Священная Алменская империя располагалась, пожалуй, в самом красивом месте мира. Это было то государство, что успело стать старым уже тогда, когда другие миры только стали зарождаться. Все Великие ордена имели своё начало именно здесь. Всё было здесь. Это было даже не государство, это был целый мир, отдельный, с богатейшей историей, с богатейшей культурой, способный быть наставником, способный быть примером, образцом… Впрочем, так считала, скорее всего, только сама Алменская империя. Раздробленная, ослабленная постоянными религиозными походами… Что осталось от того великого государства? Ерин, второй носитель своего имени, новый фактический правитель империи, сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. В очередной раз. Так же, как и всегда, в другие дни. Ерин относился к классу Хаут Клир, относился к высшему духовенству. Его отец был в своё время высокопоставленным лицом при главе церкви. Ерин был третьим ребёнком в семье, следовательно, он был посвящён религии, служению богам, глупость этой старой традиции не знала границ — духовенства было предостаточно, а людей, занимающихся куда более важными делами, почти не было. Ерин не хотел быть священником, но разве его кто-то слушал? Он был тринадцатилетним мальчиком, когда его привели туда, в храм бога милосердия, чтобы сделать одним из послушников, его никто не слушал, он был почти пустым местом для всех. С той поры прошло больше двадцати лет, и мужчина всё чаще чувствовал, что то, чего он с таким трудом добился, становилось для него слишком скучным, слишком обычным, слишком незначительным, добиваться чего-то нового стало ещё труднее, но делать это было почти необходимо, чтобы просто не умереть со скуки, которая периодически накатывала на него. Церемонии. Церемонии были слишком скучны, слишком обычны, слишком громоздки, они утомляли, заставляли чувствовать себя измотанным, не давали заниматься чем-то действительно важным и нужным, не давали чувствовать себя достаточно значимым в существовании собственной страны, даже в существовании собственного дома. Всегда быть окружённым золотом, бархатом, шёлком… Это утомляло. Утомляло слишком сильно, Ерину было трудно терпеть это.

Он сидел за столом и перебирал бумаги, опять это было связано с церемониями. Клира бесило это. В Алменской империи будто не было ничего, кроме этих церемоний. Не все церковники любили искусство, писатели, музыканты, художники были вынуждены скрываться, голодать, почти забросить дело всей своей жизни. Ерин поднял взгляд на одну из стен своего дворца. Кадеир, этот юный вампир, поистине был мастером своего дела. От его картин недовольство реальностью немного притуплялось, Ерин мог думать о чём-то кроме того, как же ему всё надоело…

Мужчина медленно поднялся со своего кресла и вышел из-за стола. Одежда, которую предписывалось носить священнослужителям, была громоздкой, тяжёлой, слишком длинной, за неё можно было чем-то зацепиться, рукава были слишком широкими, но сама ткань казалась настолько жёсткой, что держать какую-то вещь было почти невозможно, так же одежду эту нужно было постоянно стирать, гладить, подшивать… Ерин не понимал, за какие грехи отдали его родители сюда, точнее, в тот храм, где сейчас мужчина был главным. Вся такая жизнь была мучением для этого человека. Он едва ли мог думать о том, что в его профессии было что-то хорошее.

Из-за двери высунулся мальчик в серой потрёпанной одёжке. Ерин помнил его. Это был тот слуга, которого его упросила взять какая-то нищенка. По правде говоря, мужчина ни за что бы не взял его на работу: мальчишка был совершенно бесполезен, неуклюж, несговорчив, упрям, постоянно со всеми спорил, никогда не соглашался с замечаниями в свой адрес, даже если они были оправданы… Что же заставило его сделать это тогда? Слёзы той женщины? Вряд ли за те двадцать лет службы богам Ерин стал чёрствым, чужое горе давно не трогало его, отгородиться от остального мира было самым простым — Ерин знал, что ничем помочь не сможет, а сопереживать каждому было выше его сил.