Вернуться в сказку
Шрифт:
Люди на улицах Реондейма были совсем неприветливые, после радушного Елишшила это кажется Монике почти пыткой — проходить сквозь ряды всех этих хмурых и сердитых людей, не замечающих ничего, кроме собственных мыслей и хлопот. Мисс Эливейт не привыкла к такому холоду, такой отчуждённости. Там, где она росла, всегда было можно надеяться на чью-нибудь помощь, всегда можно было знать, что не останешься один, когда придёт беда… А тут… По каменным мостовым, таким холодным и чужим, словно отталкивающим от себя, было тяжело идти. Каждый шаг даётся нелегко. А сколько ещё придётся сделать этих шагов? Не один, и не два, и даже не сотню — куда больше. Главные проспекты Реондейма вычищены так, что вряд ли где-то найдётся даже самая маленькая лужица, а вот другие улицы… В Елишшиле старались убирать все дороги. И то, что у городка не было средств для того, чтобы проложить нормальную дорогу до вокзала, было уж точно не виной жителей или даже мэра. Мэр в Елишшила был хороший. Моника знала его лично — невысокий
Моника проплакала всю ночь, когда поняла, что ехать всё-таки придётся. Когда-то она надеялась, что это минует её, что она никогда не разлучится с семьёй — с родителями и сёстрами — и будет всегда находиться рядом с ними, какая бы ситуация не случилась… Моника никак не была готова к этому. Впрочем, думалось ей, случись бы это всё намного позже, она, всё равно, не была бы готова.
Ей не хотелось уезжать в Реондейм. И теперь она только утверждалась во мнении, что её предубеждение против этого города было не напрасным. Город был огромным, сырым, серым, важным… Он не принимал её — чужачку, посмевшую нарушить его покой своим появлением. Но не принимал он и коренных своих жителей. Казалось, что, в отличие от Елишшила, не город подстраивался под людей, а люди под город. Люди были такие же мрачные и важные, погружённые в себя. К ним нельзя было подойти так же просто, как Моника делала у себя дома, и спросить что-то… Нельзя было просто подойти, поздороваться и пожелать удачи в каких-либо начинаниях… Мисс Эливейт была уверена, что даже если она что-то спросит, например, как куда-нибудь пройти, ей, конечно, ответят, но когда она отойдёт в сторону, покрутят пальцем у виска, скажут что-то вроде «сумасшедшая»…
А ещё Моника не любила дождь, который по рассказам людей, когда-либо бывавших в этом городе, был вечным спутником Реондейма. Сейчас на улице тоже было пасмурно. После солнечного Елишшила это казалось пыткой. У девушки даже разболелась голова от такой резкой смены погоды. Ей хотелось обратно. Ох, как же ей хотелось обратно!
— Я прочитала в объявлении, что вам нужна машинистка… — говорила она одно и то же почти в каждой крупной фирме, но её, окинув придирчивым взглядом, неизменно выпроваживали по той или иной причине.
Девушка так надеялась, что когда она приедет в этот город, найдётся хоть какая-то работа, что она уже через некоторое время сможет уехать обратно, к своим дорогим сёстрам, но… Деньги тут собирались платить совсем небольшие, Монике едва хватит даже на скромную жизнь в этом городе, а о том, чтобы отсылать хоть что-нибудь матери и отцу и говорить нечего. Такой крошечной суммы ей ни за что не хватит.
Каждый следующий шаг даётся всё труднее. Просто не остаётся сил на надежду, на желание что-либо делать, менять… Реондейм в романе Леона Иттаса выступал в роли действующего лица, в роли живого существа, наделённого человеческими пороками и страстями, а так же наделённый невероятной силой портить людей, уничтожать в них всё человеческое… Когда-то Моника удивлялась и даже смеялась этому. Для неё это было не больше, чем какая-нибудь сказка, подобная тем, которые ей и её сёстрам читали в детстве…
— Я прочитала в объявлении, что вам нужна машинистка… — с каждым разом её голос звучит всё неувереннее, а из каждой компании её уводят с каждым разом всё быстрее.
Моника уже готова сдаться, хоть и понимает, что делать этого она не имеет права. Услышав, пожалуй, уже в десятый раз за день фразу «Извините, но вы нам не подходите», она не выдерживает и выбегает на улицу. И не натыкается ни на один хоть сколько-то удивлённый или сочувствующий взгляд. Все так же идут по своим делам, до неё, глупой провинциалки, никому дела нет… Девушка слышит своё сбитое дыхание, чувствует досаду за наворачивающиеся на глаза слёзы, но всё так же стоит на том самом месте, на котором она оказалась. В груди будто появился какой-то ком, хотя, пожалуй, не появился — он уже давно там был, просто чувствовался не так сильно, как сейчас, а к горлу подступают слёзы, и только гордость не даёт ей разрыдаться прямо здесь на виду у безразличной толпы.
Из одного экипажа, что остановился напротив дверей главного офиса Iron Eagle, последней фирмы, в которую Моника обращалась за работой, выходит мужчина, Моника сама не зная почему обращает на него внимание. Обычный чёрный костюм, без всяких излишеств, белая идеально выглаженная рубашка… На фоне серой, тусклой одежды остальных горожан, которых она видела, это выглядит странно. Вот если бы дело было в Елишшиле, девушка никогда не удивилась бы. Но Реондейм казался ей городом, в котором все жители были одеты более, чем дурно. Она вспоминала старушку на вокзале, вспоминала плохо одетых худых женщин с маленькими плачущими детьми, вспоминала усталых мужчин в грязной одежде, проходивших мимо неё… И на их фоне этот человек казался
ей циничным, ужасным, живущим за чужой счёт. Мисс Эливейт чувствует такую неприязнь к нему… Как он имеет наглость быть счастливым и богатым тогда, когда она несчастна и бедна? Когда кто-то ещё несчастен и беден? Следом за ним, с его помощью, из кареты вылезла хорошенькая девушка, ровесница Моники, в шикарном голубом платье, обильно украшенном кружевом и лентами. Её хорошенькие лёгкие туфельки совсем не предназначены для того, чтобы ходить по улице, и мужчина подхватывает её под руки и переносит через лужу, которую этой даме, видимо, не перескочить самостоятельно. Белокурые волосы незнакомки убраны в какой-то затейливой причёске, и Моника невольно переводит взгляд на свои тусклые каштановые волосы, заколотые старой маминой заколкой. Девушка довольно улыбается, и мисс Эливейт будто физически обдаёт холодом от этой её улыбки.Красавица в дорогом платье проходит чуть вперёд, обгоняя своего спутника, то и дело удивлённо поглядывая на замёрзшую в своём стареньком пальтишке Монику, которая стоит в шагах трёх от дверях, которые ведут в главный офис Iron Eagle, одной из важнейших компаний, производящих разные двигатели, машины, приспособления, в которых Эливейт разбиралась слабо. Мисс Эливейт было тяжело в столице даже дышать, словно и воздух здесь был настроен против неё и тоже хотел изжить, выгнать её отсюда, чтобы она скорее вернулась домой. В родной зелёный Елишшил. А девушка в пышном дорогом платье легко и, словно смеясь, ступает по гранитным плитам тротуара.
— Джордж! — капризно заявляет она, проходя мимо Моники. — Разве мы можем пройти мимо нищенки, не подав ей милостыни?
Та от обиды почти забывает, как дышать. Она — не нищенка! Не нищенка! Моника, может, и не богата, как эта избалованная девица в нарядном платьице, но и нищенкой она не была. У их семьи имелся дом, имелся стабильный заработок, хоть и небольшой… Мужчина холодно усмехается, но, в отличие от этой девушки, напротив Моники не останавливается и ничего не говорит. Проходит мимо, останавливаясь только у самых дверей Iron Eagle, чтобы подождать свою спутницу, которая, в отличие от него, в офис явно не спешит.
— Джордж! — тем же капризным голоском обиженно продолжает девушка в голубом платье, топнув ножкой в хорошенькой туфельке, когда не получает ответа на свой вопрос.
Моника чувствует, как задыхается от обиды, от мыслей о несправедливости жизни… Мысли о больном отце, несчастной матери, сёстрах, которым, вероятно, как и ей самой, никогда не получить должного образования, становятся ещё более болезненными для неё, пока она видит эту богатую красавицу, обеспеченную всем. Почему именно ей досталось всё это? Почему мать Моники, её отец, заслуживали богатства меньше? Почему такая несправедливость? Денег, которые потратила эта богатая красавица на одно своё платье, вполне хватало бы семье Эливейт на год безбедной жизни. Как бы Монике хотелось иметь эти деньги! Как бы ей хотелось помочь маме, отцу, Саре, Софи, Рейчелл… Ей хочется закричать, воспротивиться, но к горлу будто подступает тот ком, что раньше был в груди, и Монике не произнести ни слова. Мужчина вздыхает, видимо, устав от выходок своей спутницы, мисс Эливейт почему-то кажется, что та девушка точно не жена этому человеку, подходит к Монике и этой красавице, останавливается и холодно смотрит на свою знакомую.
— Сколько раз я тебя просил не называть меня Джордж? — произносит он холодно и строго, смотря на девушку в голубом платье, и, вздыхая, достаёт из кошелька какую-то монету, которую тут же протягивает Монике.
Та стоит, застыв в изумлении. Неужели, она, действительно, так похожа на нищенку, что не только эта избалованная девушка принимает её за таковую, но и этот мужчина, кажущийся несколько менее наивным в этом плане? Моника стоит, чувствуя, что не может пошевелиться от того чувства унижения, которое овладело ей сейчас… Ей хочется оттолкнуть и эту девушку, и этого мужчину, закричать на всю улицу, поскорее убежать, спрятаться, только для того, чтобы больше не чувствовать этой обиды. Чтобы больше не чувствовать, насколько мир несправедлив…
— Я не нищенка! — шепчет она, отталкивая руку этого мужчины и чувствуя как от обиды по щекам текут слёзы. — Я не нищенка, и мне не нужны ваши подачки!
Моника, собрав последние силы, разворачивается и убегает как можно дальше от этих людей. Не хватало ещё, чтобы кто-то из них увидел, как она разревётся. Девушка чувствует, что она обязательно это сделает, когда доберётся до места, где никто её не сможет увидеть…
***
Люди в Реондейме всегда отличались равнодушием к друг другу, и именно эта черта в них безумно нравилась Георгу Хоффману. Пожалуй, это было тем, из-за чего он предпочитал жить именно в этом городе. Никто не интересовался ни его самочувствием, ни его делами, также, никто не лез в его дела, что не переставало радовать. Мужчина просто ненавидел, когда кто-то лез в его дела. Он с самого детства привык жить один и всё делать в одиночестве. Поэтому он чувствовал, каким привычным и родным, если такое слово, конечно, можно было применить к этому городу, ему казался Реондейм. Когда он впервые побывал в столице, ему не казалось, что он находится где-то, где ему не место, как обычно бывало. Он чувствовал себя… не нужным… И поэтому своим.