Верона

Елин слышала, как Агний с каждым ударом приговаривал:

— Вспомни, дура, кто ты, вспомни, где ты, вспомни, девочка моя…

Ласково, твердо, почти нежно. Что так не вязалось с тем, что в это время вытворяли руки мужчины.

— Il mio dolce ragazzo...не делай так больше, не делай…

А потом Агний отпустил Елин, ремень упал на пол, а мужчина отошел к окну и повернулся спиной к недвижимо лежащей девушке.

— Это наш сад и пруд, Елин, только наш. Ты сегодня украла у нас наш первый сад. Как ты могла?

Вот такого Елин-Аурелио никак не ожидала от Агния! Еще не отойдя от унизительной экзекуции, мальчик перевернулся на бок и сполз на пол, облокотившись о край кровати. Шмыгнул носом.

— Это у тебя был сад и пруд. А у меня был ад. Я стёр сегодня ужас сада ланисты. Я делал что хотел, а не что меня заставляли делать! Я делал, что хотел сам!

Аурелио перешел на высокие ноты, почти женские.

— Я подарил девочке сказку, скоро её выдадут замуж! Пусть у нее останется красивое воспоминание! Хоть у неё…

Ну, конечно! Она думала о ком угодно, но не о нем! Не об Агнии! Он то сильный, он сам справится, ему то что?! Встал, отряхнулся, как псина, и пошел дальше.

— Ты сделал больно мне, Фабрицио.

— Ты сделал больно мне, Аурелио.

Повисла тишина.

Агний вернулся к кровати, сел рядом на пол и покрепче обнял мальчика, поцеловав в макушку. – Тебе сильно не повезло встретить именно меня. Вот такого. Который не может жить без тебя.

Агний прикрыл глаза и со вздохом продолжил.

— Мне кажется, преврати тебя Моргана в козу, я и то б не удержался, так бы и пас тебя на лужайке возле дома и отгонял чужих козлов. Всех!
– И, почувствовав, как напрягся Аурелио, засмеялся. – Нет, конечно, я шучу. Или не шучу.

Аурелио не так и расстроил его, чтобы выпороть мальчишку, но… Агний понял в очередной раз, что он всего лишь животное. Дикое, необузданное животное, которое всегда будет брать то, что ему хочется и использовать тех, кто окажется под рукой. И никогда не отдаст то, что принадлежит ему!

Развернул парнишку к себе лицом и заглянул в глаза.

— Знаешь, что я хотел весь вечер? Кого хотел? – Проследил, как изменился в лице Аурелио.

Кому он врал, что только по принуждению был кинедом и удовлетворял страсти престарелых сенаторов и их пышнотелых матрон? Ему это всегда нравилось, так же как и сражаться на арене. Быть на виду, быть в центре, хищно изгибать натренированное тело и вонзая кинжал в поверженного врага и вонзая член меж ягодиц стонущего римлянина. И получать удовольствие и от одного и от другого действа.

— Mi scusi…- хотя в чем тут извиняться? Агний продемонстрировал власть и силу, а Аурелио получил урок подчинения. Очередной урок в своей жизни.

Мужчина обнял мальчика за плечи, развернул немного на себя и поцеловал в лоб.

Он знал что натворил, знал. Унижение и принуждение. Что может быть хуже? Когда используют тело и ломают душу…

Сам же когда-то сворачивался в клубок, приползая от очередного заказчика, вытирал тыльной стороной ладони искусанные губы и размазывал слезы. Почему ему постоянно хотелось принудить, подчинить и сделать больно именно Елин, в каком бы теле она не была, он не мог понять. Почему именно то существо, которое стало ему самым близким и дорогим получало от него только зло и грубость и насилие?

Потому что это моя природа. Вот так просто и однозначно раз и навсегда решил для себя Агний. И успокоился. Вот так. И всё. О чем тут думать?

Зато это не раз выручало их двоих, когда нужно было брать оружие в руки, когда нужно было стать холодным и расчетливым и не думать о разных нежностях и правильностях. Потому что мужчина-то настоящий из них двоих именно он. И никто больше. И если раньше он отвечал только сам за себя, то теперь была Елин. Хорошая девица. Но все-таки девица.

Худенькие плечи Аурелио подрагивали, мальчик упрямо прятал лицо и не хотел поворачиваться.

Меркуцио решил сменить тему.

— Что ты там говорил об этих проклятых семьях? Что мы тут должны и кому? Нам просто надо выбраться отсюда.

Фабрицио-Агний прекрасно видел на карнавале, что мрачноватые представители клана Барбиерри не моргнув размажут этого золотоволосого Гвидичи.

Ну, а ему, Фабрицио, что останется делать? Рыдать над трупом и проклинать все небеса? И ведь сам себя не убьешь…

Нет, не получится, похоже так не сработает.

— Позже, давай позже придумаем все, не сейчас, не в постели…Аурелио. – Он прошептал имя мальчишки, уже забираясь на постель. Похлопал по месту возле себя. – Ложись, не дуйся. Я скотина. Но я твоя скотина же…

Аурелио не шелохнулся.

— Хватит дуться, хватит. Ничего страшного не произошло. Не из-за чего было… - Мужчина встряхнул мальчишку, усадил насильно, укутав в простыню. – Мне было меньше лет. Я помню. Меньше. Но я был злой щенок. И я хотел жить.

Он говорил злые, горькие слова, при этом заботливо и аккуратно скармливая Аурелио кусочки фруктов и давая запить неразбавленным вином. При чем, сам не забывал отпивать из своего бокала.

— Меня почти не готовили. Просто показали из-за ширмы, как развлекается, кстати, Патрикий. Потом хромой грек на ломаной латыни пояснил, что где и для чего у меня находится и что мне с этим делать у благородных господ. Я не буду тебе даже пытаться пересказать, как он это говорил, - Он усмехнулся и продолжил. – Не злись на меня. А я обещаю сдержаться в следующий раз, когда будешь тискать девицу. Думаю, нам от нее толк будет. А я постерегу от ее братца. На что я еще годен, а?

Последние слова Фабрицио произнес с заметной тоской в голосе и отведя взгляд.

Обида и негодование постепенно сходили на нет, когда Агний рассказывал ему о своем прошлом. Такое случалось не часто, о жизни до встречи с Елин, парень предпочитал умалчивать.

Сложно было представить, что когда-то этот сильный человек мог быть на месте девушки, даже сравнивать глупо. Конечно, они разные, совсем. Там, где Агний выживал на злости и агрессии, там Елин старалась спрятаться и перетерпеть.