Versipellis
Шрифт:
— Расскажи-ка нам, Алекс, сын Либера, как ты будешь проблему свою решать? — увидев мой, несколько оторопевший взгляд, он уточнил. — Ты ж не оставишь щенков и волчицу у того живодёра? Ты мне показался славным представителем вида. Даже… — он приблизился ко мне и тихо шепнул. — Получше брата твоего.
Разумеется, Вендиго все слышал. Он всегда все слышал, но никогда не реагировал. Я сглотнул и, набравшись смелости, со всей почтительностью сказал:
— Уважаемые старейшины, именно по этому вопросу я и хотел просить вашего совета и наставления.
Все притихли. Даже женщины, до этого смеявшиеся своим разговорам, посмотрели на меня. Оден перевел взгляд
— И о чем же ты хочешь узнать? — мелодично проговорила Деви, присаживаясь рядом, она все ещё сохраняла человеческую форму.
— Я считаю, что нынешняя система адаптации уродлива в своей сути, — планомерно начал я, но Найл меня остановил.
— Все это мы уже слышали и знаем. А моя жена, — он кивнул на старушку. — получше даже многих из тех, кто со ступенями.
— Я хочу изменить это, — чуть помедлив, ответил я. — Хочу помочь не только тем щенкам, но и всем оборотням. Тем, кого пытают в изоляторах, кого сгоняют под дула автоматов каждое полнолуние, кто вынужден жрать капсулы с сублиматом, скрываться, терпеть унижения…
Я уже не говорил, я кричал. И каждое слово отражалось от стен пещеры, от крон деревьев, улетало на самое солнце и пробуждало во мне огонь. Я чувствовал, как становлюсь от него сильнее. Никогда, никогда раньше я не испытывал этого чувства. Меня заперли в людском мире, когда оно ещё не могло пробудиться и теперь я нашел в себе это пламя.
— И на что ты готов ради своей, несомненно, правильной и светлой цели? — спросила старушка Деви, когда я переводил дыхание.
— Я все равно умру. Если вернусь в город и если останусь здесь… Готов на все.
— Убьют или люди, или природа. Ты не способен жить ни в одном, ни в другом мире, Алекс, сын Либера, — рассуждал вслух Найл. — И, раз уж твой первоначальный уже задушили, ты хочешь отомстить? — спросил он с легкой ухмылкой.
— Нет. Нет нашего и людского мира. Есть система, которая душит всех, кто в ней сейчас существует. А я хочу дать свободу. Чтобы город не был местом, полным запретов, а лес — страха. Мы достойны жить так, как того хотим.
— Говоришь прямо как отец, — медленно проговорил Ронан. — Но, сдается мне, в твоем плане люди будут против. Проживут лет так семь в смирении с новыми порядками и найдется паренёк, возможно даже, школьный учитель, который решит всё изменить.
Я молчал. Старейшины тоже. Судьбы людей меня не могли не волновать, ведь вторая часть меня принадлежала их миру. Но я не знал, как ответить на слова волка.
— Думается мне, что совета по тому, как воплотить идею в жизнь тебе не требуется. Об этом же ты хотел спросить изначально? — я ответил кивком на слова Деви. — Тогда мы поможем тебе найти путь к сердцам как волков, так и людей.
Она положила на лапу Найла руку и прикрыла глаза. Ронен, найдя на небе блеклое кольцо луны, тоже зажмурился. Они сидели, чуть покачиваясь, когда волчица тихо, почти беззвучно и невесомо начала выть. Я неотрывно смотрел на них и, казалось, мог увидеть, как от каждого из старейшин идёт магическая
нить связи со светилом, с Богиней. Так продолжалось не больше десяти минут. Найл первым разорвал этот контакт и пристально посмотрел на меня.В исторической части города, чуть ранее днём…
Когда Арес проснулся и встал с раскладного пыльного кресла, отец, судя по всему, ещё спал, потому что его стук в дверь был проигнорирован. Альфа на цыпочках обошел открытые комнаты одну за другой: в гостиной, где им с возлюбленной было постелено, аккуратной стопкой лежали полотенца, на кухне все ещё стояла грязная посуда с, наспех приготовленного Арманом, ужина, в ванной виднелись яркие рыжие волоски, что означало, что Виктория пришла в сознание и уже просто отдыхала, а в прихожей все также валялась спортивная сумка. Оборотень наклонился и хотел было ее забрать, когда за его спиной послышался кашель.
— Мы с твоим отцом ещё не поговорили, — лениво бросил дядя. — Оставь вещицу. Там все равно ничего нужного тебе сейчас нет.
Он обернулся и, чуть погодя, последовал на кухню за Арманом, который уже закатал рукава и намылил первую тарелку.
— Знаешь, Арес, я всё-таки надеялся, что тебе не хватит наглости завалиться в мой дом посреди ночи с бессознательной девицей. Нет, конечно, мое маленько логово выглядит очень привлекательно для того, чтобы приютить ещё двух нелегалов. Но ты же не думал здесь остаться?
— Не думал, — буркнул волк, смотря в спину оборотня.
— А вообще, — он торжественно взякнул вилкой о край раковины. — Ты молодец. Сработал четко и быстро. Не без косяков, как минимум потому что о побеге знает уже весь город, а детишек перевели на дистанционку, — альфа последнего слова не знал, но понял, что люди боятся и принимают дополнительные меры охраны. — Да, и по улицам патрули шастают, министр обороны заявил, что готовятся вертолеты для прочеса природных зон и будут стрелять на поражение, опять про изоляцию, кстати, шепчутся — это вообще универсальная их реакция. Но, да, сработал ты быстро. Помогли мои уроки, скажи?
Арман ядовито улыбнулся, поворачиваясь к племяннику. В его глазах читалось: "Ты у меня на крючке, до смерти должен будешь".
— Почему ночью не рассказали? Отцу тоже надо знать.
— О, о Бруте не беспокойся. Он вечером в смену выходит, вот и узнает все, что ему нужно. А сейчас я рассказал то, что нужно тебе. Видишь, какой я великодушный?
Он хрипло рассмеялся и в этом звуке Арес услышал не столько бахвальство, сколько хитро сплетенную интригу. Ведь стоит ему переступить порог и выйти в город, как его тут же отправят в подвалы федеральной службы контроля. И его жизнь, и, что важнее, жизнь Виктории, целиком была в руках старого предателя.
Третьей встала девушка. Она ещё пошатывалась, но выглядела вполне здоровой, от ночной истерики не осталось и следа. Арман горделиво поцеловал ей руку и пригласил к столу.
— Чего желаете, милая моя? У меня много видов мяса, ваши спасители очень нахваливали моего кролика.
На самом деле ели вчера молча. После перепалки, которую и за разговор нельзя считать, связанной с самим фактом ночного визита и тем, куда положить Викторию, никто больше не проронил ни слова.
— Я… я не знаю, можно ли, — тихо ответила Виктория и, встретив непонимающим взгляды, пояснила. — Я раньше ела каши и картофель. А до и после… — она запнулась, явно не желая продолжать, но допытывающее выражение лица дяди вынудило ее. — До и после родов ела какие-то кусочки в жиру. Я не знаю, могу ли теперь есть мясо.