Версты
Шрифт:
— Что это ты, батюшка, извести себя захотел?
Она заботилась о нем, но голос у нее был крикливый, и Вр гельм отмахивался рукой.
— Ты ручкой-то не махай, — тянула Дроснда Ивановна, не о обиженно, не то угрожая.
Тогда Вильгельм молча уходил. — к Щецину или. может быть, гросто за околицу.
Дросида Ивановна отступилась.
А потом он как-то сразу бросил свои рукописи. Закрыл сундук • больше пе глядел на него.
Раз Вильгельм засиделся у Щепина. Они вспоминали молодость, Цеппн говорил о Саше, об Александре и Мише Бестужевых, Вп.ть-ельм вспоминал Пушкипа. Они говорили долго, бессвязно, пили ви-,о в память товарищей, обнимались. Когда Вильгельм возвращался омой,
— Дедушко, — окликнул его мальчик, который проезжал мимо а телеге.
Вильгельм посмотрел на него и ничего не ответил.
— Садись, дедушко, — сказал мальчик, — довезу тебя до дому. [ Панфиловский.
Панфилов был крестьянин — сосед.
Вильгельм сел. Он закрыл глаза. Его трясла лихорадка. «Де-ушко» — подумал он и улыбнулся. Мальчик подвез его до дому. И ома Вильгельм почувствовал, что приходит конец. Высокий, сгир-ленный, с острой седой бородой, он шагал по своей комнате, как верь в логове. Что-то еще нужно было решить, с чем-то расчптать-я— может быть, устроить детей? Он сам хорошенько не знал. Надо ыло кончить какие-то счеты. Он соображал и делал жесты руками, [отом он остановился и прислонился к железной печке. Ноги его не ержали. Ах, да, письма. Нужно наппсатъ письма, сейчас же Он сел исать письмо Устеньке: с трудом, припадая головой, разбрызгивая ернпла и скрипя пером, он написал ей, что благословляет ее. Вольте не хотелось. Он подписался. Потом почувствовал, что писем ему исать вовсе не хочется, и с удивлением отметил, что не к кому.
Назавтра он хотел подняться с постели и не смог. Дросида Ива-овна встревоженно на него посмотрела и побежала к Щепину. Ще-[ин пришел, красный, обрюзгший, накричал па Вильгельма, что тот [е хлопочет о переводе в Тобольск, сказал, что на днях приедет в курган губернатор и сел писать прошение. Вильгельм равнодушно го подписал.
И, правда, дня через два губернатор приехал. Докладную за-
ЮУ Ю. ТЫНЯНОВ
писку о поселенце Кюхельбекере губернатор представил генерал-губернатору. Генерал-губернатор написал, что не встречает со своей стороны никаких препятствий о переводе больного в Тобольск, и представил записку графу Орлову. Граф Орлов не нашел возможным без предварительного освидетельствования разрешить поселенцу пребывание в Тобольске, а потому просп.! генерал-губернатора, по медицинском освидетельствовании, больного уведомить его о своем заключении.
Вильгельм относился к ходу прошения довольно равнодушна Он лежал в постели, беседовал с друзьями. Часто он звал к себе детей, разговаривал с ними, гладил их по головам. Он заметно слабел
13-го марта 1846 года он получил разрешение ехать в Тобольск] а на следующий день приехал в Курган Пущин. Увидев Впльгель! ма, он сморщился и нахмурил брови, быстро моргнул глазом и су-1 рово сказал прыгающими губами:
— Старина, старина, что с тобой, братец?
Вильгельм приподнял пальцами левое веко, вгляделся с мину*] н улыбнулся:
— Ты постарел, Тегппст.. Вечером ко мне приходи. Погс| ворить надо.
Вечером Вильгельм выслал Дроспду Ивановну из комнаты, ус| дал детей и попросил Пущина запереть дверь. Он продиктовал ем| свое завещание, Он диктовал спокойно, ровным голосом. Потом ска| зал Пущину:
— Подойди.
Старик наклонился над другим стариком.
— Детей не оставь, — сказал Вильгельм сурово.
— Что ты, брат, — сказал Пущин, хмурясь, — в Тобольск'! живо вылечишься.
Вильгельм спросил спокойно:
— Поклон передать?
— Кому? — удивился Пущин. Вильгельм не отвечал. «Ослабел от диктовки», — подумал Пущин, «как в Тобольск е|
такого везти?».
Но Вильгельм сказал через две минуты твердо:
—
Рылееву, Дельвигу, Саше.с.
Дорогу Вильгельм перенес бодро. Он как будто даже поздоро-ел. Когда встречались нищие, упрямо останавливал повозку, раз-язывал кисет, и к ужасу Дроспды Ивановны давал им несколько [едяков. У самого Тобольска попалась им толпа нищих. Впереди всех •.убарем вертелся какой-то пьяный оборванный человек. Он выделы-И ногами выкрутасы п кричал хриплым голосом:
— Шурьян-камрад, сам прокурат, трах-тарарах-тарарах. Завидев повозку, он подбежал, стащил скомканный картуз с го-
овы и прохрипел:
— Подайте на пропитание мещанину князю Сергею Оболей-кому. Пострадал за истину от холуев и тиранов.
Вильгельм дал ему медяк. Потом, от'ехав верст пять, он заду-:адся. Он вспомнил розовое лицо, гусарские усики и растревожился.
— Поворачивай назад, — сказал он ямщику. Дроспда Ивановна с изумлением на него поглядела.
— Да ты что, батюшка, рехнулся? Поезжай, поезжай, — то-кшливп кивнула она ямщику, — чего там.
II в первый раз за время болезни Вильгельм заплакал.
В Тобольске он оправился. Стало легче в груди, даже зрение как |удто начало возвращаться. Вскоре он получил от Устииьки радо-тное письмо: Устпнъка хлопотала о разрешении приехать к Впль-?ельму. Осенью надеялась она выехать.
Вильгельм не поправился. Летом ему стало хуже.
Раз пошел он пройтись и вернулся домой усталый, неживой. >н лег на лавку и закрыл глаза. Слабость и тайное довольство охва-?или его. Делать было больше нечего, все, невидимому, уже было ?делано. Оставалось лежать. Лежать было хорошо. Мешало только :ердце, которое все куда-то падало вниз. Дроспда Ивановна хра-гела в соседней боковушке.
Потом ему приснился сон.
Грибоедов сидел в зеленом архалуке, накинутом на тонкое белье, [ в упор, исподлобья, смотрел на Вильгельма пронзительным взглядом. Грибоедов сказал ему что-то такое, кажется, незначущее. По-
Ю. ТЫНЯНОВ
том слезы орызнули у него из-под очков, и он, стесняясь, поверну, голову в бок, стал снимать очки и вытирать платком слезы.
— Ну, что ты, брат, — сказал ему покровительственно Виль гельм и почувствовал радость. — Зачем, Александр, милый?
Потом ему стало больно, он проснулся, тело было пустое, серд] це жала холодная рука и медленно, палец за пальцем, его высвобож дала, Отсюда шла боль. Он застонал, но как-то неуверенно. Дроепд; Ивановна спала крепко и не слыхала его. I
...Русый, курчавый извозчик вывалил его у самого Синем моста в снег. Надо было посмотреть, не набился ли снег в пистолей но рука почему-то не двигалась, снег набился в рот и дышать труд но... — Разговаривать вслух запрещается, — сказал полковник ? висячими усами, — и плакать тоже нельзя. — Ну? — покорно уди вился Вильгельм, — значит, плакать тоже нельзя? Ну, что же п не буду.
И он впал в забытье.
Так он пролежал ночь и утро до полудня. Уже давно хлопота] около него доктор, за которым помчалась с утра Дроспда Ивановне и давно сидел у постели, кусая усы, Пущин. Вильгельм открыл глазе Он посмотрел плохим взглядом на Пущина, доктора, и спросил:
— Которое сегодня число?
— Одиннадцатое, — быстро сказала Дросида Ивановна. — По легчало, батюшка, немного?
Она была заплаканная, в новом платье.
Вильгельм пошевелил губами и снова закрыл глаза. Доктор вли] вал ему в рот камфару, и секунду Вильгельм чувствовал неприятно чувстве во рту., но сразу же опять погружался в забытье. Пото1:! раз он проснулся от ощущения холода: положили на лоб холодны'] компресс. Наконец, он очнулся. Осмотрелся кругом. Окно было мен ное от заката. Он посмотрел на свою руку. В руке была зажата Т011 кая восковая свечка.