Версты

И листьями стали средь листьев.

— Вам папочка нравится? — Надя спросила. Японец, добряш, — просиял: ?— Оссень, оссень!

Профессор Коробкин был идолом для Исси-Нисси: приехал уй ить ему превосходное капище он; в этом капище видел Ивана И новпча твердо на камне сидящим, на корточках, твердо литые , пальца поставившим перед литой, златой мордой: в халате злато:

Азиат!

Щебетливые скворчпки вдруг обозначились: в кустиках: а скв орнамент суков прогрустпло апрельское небо: в расперугаках бел:

8.

Профессор охватил плоскополую шляпу и в шубу медвея впихнулся (зачем не в пальто?) с рукавом перепродранным ( не подошли?): под руку подцапнул японца; из двери с ним вы» чил взбочь; тартарыкнув по скользким ступенькам, почти что с лился с японцем на полупроталый ледок.

Здесь опять отвлекусь рассужденьем.

Катаются эти ученые, точно кубарпки, пущенные пятилетним гаденцем, под цоканье очень опасных копыт, — как-то зря: в заданьях, на кафедрах, — рыба в воде: все движенья — ловки, .оевременны, стильны, изящны: а здесь, средь прохожих, куба-тки эти — пелепейше вертятся: только одно поврежденье — себе другим.

И еще скажу: вид знаменитых ученых на улице, если не таит их слон наг спине, — примененье предметов, полезнейших в

! одной, — бесполезное в сфере, ну, скажем, гулянья: такой чно вид, как, опять-таки скажем, термометра,употребленного при вырянпи носа орудием расковырянья: термометр ?— сломается;

— окровавится колким осколком стекла; ртуть — просыплет-ни — ковыряния носа, ни — температуры! А, впрочем, коль

•с "ковырять с осторожностью, можно, пожалуй, для этого взять и рмометр.

Можно с большой осторожностью, — даже с ученым пойти: догуляться.

Профессор тащил с горяченьем японца; бедняга едва поспе-в его жестах была непонятная задержь: наверное, двигался ж манекен.

За заборпком — издали пели:

На улице нашей Живет карлик Яша.

Над крышами быстро летели сквозные раздымки: и вдруг про-чилося солнце сияющим и крупнокапельным дождиком; и обозлился: мокрый булыжник.

— Арбат-с!

— По Арбату проехался Наполеон, да — бежал, чорт дери.... I — Мы Москву ему в нос подпалили! — показывал он свое юеумие русского духа.

Таким разгуляем шагал, молодяся всем видом.

— Артур бы не сдали-с: изволите видеть, — тут Стессель... ; Кондратенко русак, да его разорвало гранатой... А то бы н вас...

— У нас тозе золдат: холосо... Но профессор нахмурился: не понимает японец!

Последний оглядывал с задержью, мучаясь чем-то своим.

Постояли под Гоголем: свесился носом; прошлись по Воздви женке; тут подмахнув рукавом (на нем задрань висела), профессор сказал с наслаждением:

— Кремль-с!

— Кремлевские стены... Не видя, что Ниссп оливковым стал и давно уже пот отира

он тащил его дальше:

?— Музей исторический: великолепное зданье! Японец чеснул загогулиной тросточки в Думу:

— Не это-с, а — то-с... Не туда-с... Как же это вы, батюшв это же — Дума: Музей исторический — то-с!

Но японцу не нравился стиль: и профессор сердился:

— Япошка!

— Завидует! Выл Исси-Нисси в Париже, в Берлине, г. Нью-Йорке; гот|

ческий стиль ему нравился; русский — не нравился. Встала слепительность: в синеполосую твердь:

— Храм Спаситель! . Не видел он в жестах умеренных поползновенья на что-т

японца:

— Зайдем? II — зашли:

— Это вот Богоматерь, — с Младенцем: картина прекр ная, очень...

— Видал Лафаэль...

— Верещагин писал... И, не давши опомниться — в купол: перстом:

— Саваоф!.. Потрясающий нос — в три аршина, а каже маленьким...

Головы оба задрали: и долго смотрели — молчком:

— Нос — с профессора Усова списан: не с Павла Серге списан, а — дело ясняое: списан с Сергей Алексеича, автора да-с — монографии «Единорог: носоро г»...

А на скверике кустики вспучились, бледные, — добелу: пер(| пушилися чуть желтизною: там — зелени из бледнорозовых, бле; носиреневых почек.

Прошлись вдоль реки.

На реке появились весной рыболовы г закинутой удочкой:

МОСКВА ПОД УДАРОМ

оюркнет рыботек, — поплавок сребродрогнет, взлетит: только )вь извивается: отлепетнула струей сребробокая рыба; юркну-и — взвеселилась темной спиною в зеленой водице; а наискось, борозовосерой, зубчатой стеною Кремлевскою — башни: прохо-е облако, белый главач, зацепилось за цапкую башню; и, став адачем, отцепилось, теряясь краями.

Профессор увидел: вот — Федор Иванович Пяткин сидит, как и трошлом году, — тот, который простуживает, тот, который с Нашею встретясь, поставил ее на сквозняк и рассказывал что-то, здлинное очень, до... флюса, — тот самый, который зимой поза-мплой с Иваном Ивановичем встретившись, за руки взял, с ним злея на лавочку, в снег, и рассказывал что-то, предлинное очень; после подвел его под лошадиную морду, взмахнул в разговор: падь — вскинулась: в глаз просверкала подкова: и все — испу-гась, а Федор Иванович, — тот еще более: Федор Иванович йкин, дендролог, профессор в отставке, — у Храма Спасителя :л: и — под мост ходил рыбу удить.

Надо правду сказать, что профессор забыл про японца; устал, изамолк: отбратался!

— Ну — вот-с и Москва: город древний...

— Мое вам почтенье...

— Пожалуйте как-нибудь запроста к нам.. И пошел себе прочь: с помаханием рук.

И стремительно прочь от профессора ноги несли самодергом шца — в «Отель - Националь», чтобы пасть замертво: в сон.

Вот мораль: не ходите осматривать с крупным ученым досто-шечателыюстей городских; Москва — древний весьма замеча-:ьный город. ' А —что же в итоге? Кубарики...

: Вечер стеклил.

И по небу неслися ветрянки: разорвинки облак; и — чуть [Ькололись звездинки, чтоб к ночи разинуться; был на реке — све-щ; — воды дернулись ветром; на нпх пепорхалося вдруг отра-

е месяца; после мелькач пссиявшихся бабочек ясно сбежался.

И вот: отражением месяца сделался вновь.

Андрей Белый.

РОССИЯ

I. УКАЗ

17 10г.

Стоглав (1551 г)—уложенье все-Русии со «страхом Божьи* «часом смертным» и запрещением колбасы сожжен вместе с протог. пом Аввакумом (1081 г.). и на пожарище стал Петр (1082 г. со с ей воле й: пропустя Аввакумову Росию «через живой огоа строить свою грапитную Россию. Память о Петре — его зоъ русскому народу — что еще живее? — наши дни! — с гроз( круто.