Вертеп

— Входи, Андрей! — пригласил он другим уже тоном, поднимаясь из-за стола навстречу гостю. Пушкарь тоже улыбнулся, откликаясь на улыбку Мазина, но собственное состояние духа было у него заметно невеселым.

— Не помешал, Игорь Николаевич?

— Что ты! С чем пришел?

— Как сказать. Я, конечно, помню, что вы предполагали со мной повидаться, но причина непосредственная другая.

Он положил на край стола чемоданчик-«дипломат», поднял крышку и достал оттуда старую солдатскую алюминиевую фляжку.

— Стеклотара найдется, товарищ начальник?

— По какому случаю?

— Печальному. Дед мой отошел в лучший, как говорят, мир. Не знаю, для всех ли там лучше, но для деда, думаю, надежда есть. В этом мире он натерпелся. Такое переживать пришлось, что хоть драму, хоть трагедию, да еще и детектив писать можно. Ну да ладно, сейчас не время, а когда-нибудь расскажу, затащу вас к себе и расскажу, сколько русский человек пережить может. А пока помянуть полагается, а потом и к делу, хотя открытий я не привез…

Мазин тем временем поставил на стол две чайные чашки.

Разговаривая, Пушкарь наполнил посуду и выложил из «дипломата» бутерброды с колбасой и салом и пару вареных яиц.

— Ну, земля пухом и царствие небесное. Откуда нам знать, что нас там ждет, если мы и нынешнюю жизнь предугадать не можем…

Мазин вспомнил устремленные в иной мир глаза старика и подумал, что смерти, даже естественные, приходят почти всегда неожиданно. Вот уж и видно, что человек на пороге, а говоришь ему, прощаясь, «до свиданья» и не думаешь, что здесь, в мире здешнем, свидание уже не состоится. Да и вообще, живем так, что все труднее предположить, на время прощаешься или навсегда. В привычных повадках смерти появились жестокие признаки террора, переход в небытие все больше обходится без промежуточной больничной возни, вместо нелепой старухи, что размахивала косой часто невпопад, за дело взялся снайпер. Зазвучали выстрелы из винтовки с оптическим прицелом, нежданные и точные.

— Вижу, Игорь Николаевич, Эрлену вы пока не нашли?

— Не нашел, но надежды не теряю. Поговорил кое с кем.

— С кем же, если не секрет?

— Напротив, хочу поделиться. Вот, последний разговор с сестрой ее состоялся, Мариной. Не пришлось тебе с ней сталкиваться случайно?

— Интересовался и ею. Но поверхностно.

— Помнишь, однако? Какое у тебя впечатление сохранилось?

— Она мне не понравилась. Она, кажется, на медсестру училась, но слишком уж шустрая была для сестры милосердия, как их раньше называли.

— Да она в милосердие и не пошла, ее комсомол в руководство направил.

— Это ей полегче, я думаю. И сейчас в кресле?

— В кресле.

— Что же она вам поведала?

— Трогательную историю. Да ты-то в курсе, кто она сейчас?

— За карьерой не следил.

— Культуру опекает. А в быту супруга Владимира Дергачева.

Пушкарь посмотрел удивленно.

— Вот, значит, на какую сестру она выучилась!

— Ну, в этом большого греха я не вижу. Говорит, племянницу пожалела, помогала ухаживать за девочкой, постепенно сблизились. Короче, дело житейское.

— Так и живут, как голуби?

— Голубь, между прочим, очень неуживчивая птица.

— Значит, как собака с кошкой?

— Да, чувствуется определенная напряженка. Во всяком случае, с его стороны.

— Стеснен в богемной жизни?

— Мне показалось, что свободен.

— В чем же дело?

— Ревнует к модному целителю.

— А морду набить боится?

— Кому?

Пушкарь засмеялся.

— Не провоцируйте меня. Я кулачную расправу с женщинами не одобряю. Целителя имел в виду.

— В целителя стреляли на днях. Что ему синяк под глазом!

— Стреляли? Ну, дают! Кто же палил?

— Он, как говорится, понятия не имеет.

— А может, врет? Темнит? Боится или, наоборот, самореклама?

— Я такой вариант не исключил. Однако стекло в машине пробито, и вот свидетель. Достался, можно сказать, тепленьким.

Мазин выдвинул ящик стола, достал пластиковый кулечек и протянул Пушкарю пулю.

Тот взглянул, сказал:

— Старушка. На «люгер» смахивает. В милиции смотрели?

— Мой грех, придержал с разрешения потерпевшего. Не покажешь ли дядьке сначала? Может, подобное оружие проходило через нас?

Пушкарь аккуратно уложил пулю обратно в кулечек.

— Старик такими находками с охотой занимается. Будет сделано в момент. С кем еще побеседовали?

— Не со всеми, с кем нужно, но нашлись сторонники и твоей версии.

— Дергачев убил? Ну и ну! — загорелся Пушкарь. — Кто же за меня?

— Виктория Карловна. Имя такое тебе ничего не говорит?

Пушкарь напрягся.

— Да вроде нет, — признался с сожалением.

— Была у Эрлены тетка, впрочем, она и сейчас жива. Тетка Эрлены, но не Марины, матери у них разные. Старушка эта, хотя и старая, как я понимаю, в полном уме и разуме. Эрлену любила, а Марину с Владимиром наоборот, вот и заподозрила его…

Мазин коротко пояснил доводы Виктории Карловны.

— Понимаешь, все твои подозрения рассыпаются, столкнувшись с его алиби, Дергачев в Сочи был в дни, когда бы он мог убить Эрлену. Даже, если предположить, что он тайно последовал за ней в Горный Ключ. Но он отбыл в другое место, и это доказано. Старуха же мыслит прямо противоположно: не Дергачев поспешил за женой, а жена вернулась, рассчитывая застать его здесь с любовницей, разоблачить и, возможно, порвать с мужем. Так, по ее мнению, и случилось.

Пушкарь внимательно слушал, шептал что-то беззвучно и загибал пальцы. Потом вздохнул.

— Нет, Игорь Николаевич, не выходит.

— Да, не сходится по времени. Но давай еще раз прикинем. Линия Мажино в свое время считалась неприступной, а немцы-то ее обошли.

— Обошли, — согласился Андрей, смутно припоминая сведения из учебника об этой, казавшейся непроходимой системе укреплений.

— Давай просмотрим все, что мы имеем, последовательно.

Итак, во второй половине дня в пятницу Эрлена уезжает поездом по путевке в Горный Ключ. Муж, Владимир Дергачев, заботливо провожает ее на вокзале. Даже проводница обратила внимание на образцовую пару. Ни малейшего намека на плохие отношения между супругами. Верно?

— Так кажется проводнице, — заметил Андрей.

— Вот именно. Теперь мы знаем, что распрощались на вокзале, мягко говоря, равнодушные друг к другу люди. Стоило ли им так лицемерно разыгрывать влюбленных супругов? Кому это было нужно?

Пушкарь усмехнулся характерной усмешкой, чуть сощурив правый глаз:

— Они были слишком рады хоть на время избавиться один от другого. Изображать чувства им нужды не было. Радовались от души. Только проводница их не так поняла.

Мазин постучал пальцами по столу.