Весь Дортмундер в одном томе

— Видишь? Это мой опознавательный знак, — и, посмотрев в зеркало заднего вида, он добавил: — Сзади никого.

Мэй рассматривала Джона, как курица-наседка.

— Джон, как ты?

— Хорошо.

— Ты выглядишь нормально, — с сомнением произнесла женщина.

— Я ведь не долго отсутствовал, Мэй.

— Ты кушал?

— Конечно, я кушал.

— Мы ели пиццу, — ответил Келп и снова повернул — на красный сигнал, запрещенный в городе Нью-Йорке — и двинулся на окраину города.

— Пицца для тебе это слишком мало, — сказала Мэй.

Дортмундер не желая обсуждать свои пищевые привычки спросил:

— Ты принесла?

— Конечно, — и она передала небольшой бумажный пакет коричневого цвета, в который запаковывают сэндвичи.

Взяв пакет, Джон спросил:

— Обе вещи?

— Ты не должен это делать, Джон.

— Я знаю, что не должен, но хочу. Обе здесь?

— Да. Обе.

— Как шоу? — спросил Энди.

— Неплохо. Говорилось о проблемах европейского влияния на Африку в конце девятнадцатого века. Очень интересный мягкий фокус камеры. Лирика.

— Может, и я схожу на него, — подумал Келп.

Дортмундер потрогал коричневый бумажный пакет.

— Там лежит еще что-то.

— Носки, — ответила Мэй. — Я подумала, такой ночью как эта тебе понадобятся сухие носки.

— Мэй, я не могу тебя подбросить домой, но остановлюсь в блоке от него, хорошо?

— Конечно. Просто отлично, — коснувшись плеча Дортмундера, она добавила: — Все будет хорошо?

— Со мной ничего не случится, — заверил Джон. — Теперь, когда я, наконец-то, знаю, что делаю.

— Убедись, что никто не узнает тебя. Вам двоим опасно появляться на людях, — напомнила она.

— У нас есть лыжные маски, — успокоил Келп. — Покажи.

Дортмундер вынул две маски из кармана куртки и показал.

— Милые, — сказала Мэй, кивнув.

— Я хочу вон ту с лосями, — попросил Келп.

41

Мэй открыла дверь квартиры и вошла в гостиную, переполненную полицейскими.

— Боже мой, если бы я знала, что здесь вечеринка, то по пути купила бы печенье.

— Где вы были? — спросил самый крупный, злой и самый взъерошенный полицейский в штатском.

— В кино.

— Мы в курсе, — вмешался второй. — После кино.

— Пошла домой, — и она покосилась на часы, стоящие на телевизоре. — Шоу закончилось в 11:40, я поймала такси и уже дома, а на часах еще нет даже двенадцати.

Копы посмотрели на нее с сомнением, но затем уверенность к ним снова вернулась.

— Если вы поддерживаете связь с Джоном Арчибальдом Дортмундером… — начал большой, злой и потрепанный полицейский в штатском.

Но Мэй прервала его:

— Он не пользуется вторым именем.

— Что?

— Арчибальд. Он никогда не употребляет имя Арчибальд.

— Меня это не волнует, — ответил коп. — Вы понимаете, что я имею в виду. Мне до лампочки.

Отозвался второй офицер:

— Гарри, успокойся.

— Меня это раздражает, вот и все, — ответил большой, злой и неопрятный коп. — Блицкриги, слежки, являться без приглашения и работать в две смены. И все это из-за одного недотепы с загребущими руками.

— Человек, — сказал Мэй официально, — считается невиновным, пока не доказана его вина.

— Черта с два, — полицейский повел плечами, потом сказал своим коллегам: — Ладно, уходим. — И посмотрев на Мэй: — Если вы контактируете с Джоном Арчибальдом Дортмундером, передайте, будет лучше, если он сдастся добровольно.

— Зачем мне говорить ему об этом?

— Просто помните, что я сказал, — ответил коп. — У вас могут, тоже, возникнуть проблемы, понимаете.

— Проблем у Джона станет ещё больше, если он сдастся.

— Да ладно.

И копы, тяжело шагая, вышли, оставив за собой открытую дверь. Мэй ее закрыла и произнесла:

— Какашки, — и открыла освежитель воздуха Эйрвик.

42

Дверь ювелирного магазина сказала «хрррруусь». Дортмундер снова надавил плечом:

— Ну, давай, — пробормотал он.

Щёлк, ответила дверь и впустила их. В этот раз Дортмундер уже знал все хитрости и уловки данной конкретной двери, поэтому одной рукой он схватился за проем и таким образом не потерял равновесие, а лишь переступил через порог. Он остановился и оглянулся на Келпа, который стоял на обочине под проливным дождем и старательно смотрел по сторонам Рокавей-бульвар. Дортмундер жестом подозвал его и Энди радостно захлюпал по тротуару. Присоединившись к Джону в теплом магазине, он произнес:

— Милое местечко.

Дортмундер закрыл дверь.

— Из-за этой лыжной маски у меня чешется лицо, — пожаловался Джон и почесался.

Келп надел свою маску; его напряженные глаза блестели между резвящихся лосей на черном фоне.

— Но защищает от дождя, — сказал он.

— Здесь не падает. Сейф вон там.

Табличка «Закрыто. Мы отдыхаем, чтобы улучшить качество обслуживания» всё ещё висела в витрине, а судя по затхлости воздуха внутри помещения, здесь никто не показывался после визита полицейских в среду ночью, которые разыскивали Византийский Огонь. Владелец магазина на данный момент находился в тюрьме, его родственники были озабочены другими делами, а власти пока не нашли магазину применения.

Так, по крайней мере, им казалось.

— Сорок восемь часов, — сказал Дортмундер. — Видишь те часы?

— Но на них 12:40.

— Именно такое время они показывали и в среду ночью, когда я был здесь. 48 часов!

— Может они остановились, — предположил Келп и подошел, чтобы послушать тиканье.

— Они работают, — возразил Джон, раздражаясь. — Одно из случайных стечений обстоятельств.

— Работают, — согласился Энди.

Он вернулся и посмотрел на напарника, который уселся, скрестив ноги, как портной, на пол перед хорошо знакомым сейфом, и разложив свои инструменты вокруг.

— Сколько времени тебе понадобится?

— Последний раз я справился за пятнадцать минут. Сейчас быстрее. Будь начеку.

Келп подошел к двери и стал наблюдать за пустой улицей. Через двенадцать минут дверца сейфа издала звук плок-чанк. Дортмундер осветил фонариком карандашом пустые лотки и отделения, если не считать того старья, что он забраковал в прошлый раз, а также лоток, полный дрянных заколок — в форме позолоченных животный с полированными камнями вместо глаз. То, что надо.