Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— И как я сказал…
— Именно, как вы сказали. Послушайте, не могли бы вы вместе с сестрой Кэрин на несколько минут удалиться? Я хочу переговорить с братом с глазу на глаз.
Берроуз больше не пытался оправдываться, и Тодд знал почему. Нетрудно было представить лицо Донни, которое так же, как у младшего брата, в минуты гнева багровело, а глаза становились холоднее льда. Очевидно, Берроуз счел за лучшее ретироваться, и был совершенно прав.
— Я хочу вытащить тебя отсюда, малыш, — заговорил Донни, когда медицинский персонал удалился из палаты. — Я не доверяю этим людям. Теперь, когда их здесь
— Прежде чем что-то предпринять, мне нужно поговорить с Максин.
— На кой черт тебе это? Я доверяю ей еще меньше, чем всем этим говнюкам.
Наступила долгая пауза. Тодд знал, что услышит дальше, и поэтому молча ждал.
— Теперь вот что я тебе скажу, — произнес Донни, — ты сделал наиглупейшую вещь в своей жизни. Более идиотской затеи я представить себе не могу. Черт тебя дернул пойти на эту проклятую подтяжку лица! Господи, даже не знаю, каким словом это называть. Мама хоть знает?
— Нет. Как ближайшего родственника я указал тебя. Думал, ты поймешь.
— Не могу сказать, что я тебя понимаю. Все это чушь собачья. Чистейший идиотизм. И я завтра же уезжаю в Техас.
— Так скоро?
— В четверг в восемь утра мне нужно быть в суде. Линда пытается лишить меня уик-эндов с Донни-младшим. Если я не появлюсь в суде, ее адвокат настроит против меня судью. Я встречался с ним пару раз, и он мне не понравился. Поэтому мне придется сказать тебе «прости-прощай» и покинуть тебя, как бы мне ни хотелось здесь остаться. Кстати, я могу позвонить маме и…
— Нет-нет, Донни. Пожалуйста, не делай этого. Я не хочу ее видеть здесь. — Тодд вслепую нащупал и схватил руку Донни. — Со мной все будет хорошо. Тебе незачем волноваться. Со мной все будет хорошо.
— Ну ладно, ладно. Я все понял. Я не буду звонить маме. Тем более что самое страшное позади. Я в этом уверен. Но послушай меня, тебе нужно выбираться из этой чертовщины. Нужно найти приличную клинику.
— Боюсь, об этом может узнать пресса. Если Максин считает…
— Ты разве не слышал, что я тебе говорил? — неожиданно взорвался Донни. — Этой сучке я не доверяю. Она всегда была себе на уме. Кроме собственной выгоды, ее ничто не интересует!
— Только не надо кричать.
— А что мне остается делать? Знаешь, о чем я думал все эти семьдесят два часа, пока сидел у твоей кровати? Я думал, как рассказать маме о том, что ты помер в результате какой-то пластической чертовщины, которую сотворил со своей сраной физиономией. — И немного переведя дух, добавил: — Господи, если бы отец был жив… он бы сгорел со стыда.
— Ладно, Донни. Ты меня убедил. Я засранец.
— Вокруг тебя толпы лизоблюдов. Неужели никто из них не мог дать тебе дельный совет? Меня воротит от всего этого. Я имею в виду этих людей. Ломают передо мной какую-то комедию — сначала говорят одно, потом другое. А ты тем временем чуть не отдал концы. Да разве они могут дать прямой ответ? Как же! Не дождешься от этих засранцев! — Донни на мгновение умолк, чтобы набрать воздуха для очередного залпа негодования. — Что с тобой происходит, малыш? Лет десять назад ты лопнул бы со смеху, если бы тебе предложили «немножко подтянуть лицо».
Отстранившись от руки Донни, Тодд сделал глубокий скорбный вздох.
— Это трудно объяснить, — признался он, — но мне нужно как-то
удержаться наверху. Меня вытесняют более молодые парни…— Ну и пусть. Зачем тебе там оставаться? Почему не уйти тихо? Ты взял от славы все, что можно. И даже больше. Неужели тебе этого мало? Чего еще ты хочешь? Зачем затеял все это дерьмо?
— Затем, что такая жизнь мне по душе, Донни. Я люблю славу. Люблю деньги.
— Черт возьми, сколько же тебе еще нужно денег? — фыркнул Донни. — Ты заработал больше, чем сможешь потратить, если…
— Только не говори мне о том, что у меня есть, а чего нет. Ты даже понятия не имеешь, сколько стоит эта жизнь. Во что выливается содержание домов и оплата налогов. — Внезапно он прекратил свою защитную речь и, сменив тактику, перешел в наступление: — Во всяком случае, я что-то не припомню, чтобы ты жаловался…
— Постой, — перебил Донни, очевидно догадавшийся, куда клонит его брат и чем это может закончиться, однако Тодд останавливаться не собирался.
— …Когда я посылал тебе денег.
— Не надо, не начинай.
— А почему? Ты тут сидишь и распинаешься о том, какой я засранец, но ты никогда не отказывался от моих денег, когда я тебе их подкидывал. И так было всегда. Кто оплачивал твои судебные издержки в последний раз? Кто выкупал закладную на дом, в котором вы с Линдой в очередной раз начинали новую жизнь? Кто платил за ваши ошибки?
Вопрос повис в воздухе без ответа.
— Все это так мерзко! — тихо произнес Донни. — Я приехал сюда…
— …Чтобы узнать, жив я или мертв.
— …Чтобы позаботиться о тебе.
— Что-то раньше ты никогда этого не делал, — напрямик резанул Тодд. — Разве нет? За все эти годы ты ни разу не приехал навестить меня.
— Меня тут не ждали.
— Тебя всегда ждали. А не приезжал ты только потому, что чертовски мне завидовал. Ну, скажи честно, между нами, разве я не прав? Признайся хоть раз в жизни, что тебя распирала зависть, поэтому сама возможность навестить меня казалась невыносимой.
— Знаешь что? Я не желаю этого больше слышать, — заявил Донни.
— Мне следовало высказать тебе все это много лет назад.
— Я ухожу.
— Валяй. Ты вдоволь позлорадствовал. Теперь отправляйся и расскажи всем, какой засранец у тебя брат.
— Не собираюсь я этого делать, — возразил Донни. — Что бы ты ни делал, ты все равно останешься мне братом. Но я не могу помочь тебе, когда ты окружил себя…
— … Лизоблюдами. Ну да. Ты это уже говорил.
Тодд услышал, что Донни встал и шаркающей походкой направился к двери.
— Что ты делаешь? — осведомился Тодд.
— Ухожу. Как и обещал. С тобой все будет хорошо. Этот гомик Берроуз будет тщательно тебя опекать.
— И даже не обнимешь меня на прощание?
— В другой раз. Когда ты мне будешь больше нравиться, — отозвался Донни.
— И когда же это? — крикнул ему вдогонку Тодд. Но вместо ответа услышал лишь собственный голос, эхом отразившийся от противоположной стенки.
Глава 3
Максин появилась в палате Тодда около семи вечера. Не проявив особого такта к его «возвращению из мертвых», как она сама выразилась, и отпустив в качестве утешения несколько небрежных фраз, она незамедлительно перешла к делу.