Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

В телевизоре доктор Хантер П. Лоуренс разъяснял, что кандидатам не следует оспаривать утверждения друг друга.

На экране возник Маклейн, имевший слегка ошарашенный, нервозный вид, глаза его бегали, будто он хотел посмотреть Коззано в глаза, но никак не мог решиться.

— Что ж, мне кажется, что, эээ… лучшей гарантией обретения достоинства и самоуважения является надежная работа. Все остальное вытекает из ее наличия. Будучи президентом, я стану придерживаться политики стимулирования свободного предпринимательства и увеличения числа рабочих мест. В конце концов, трудно испытывать самоуважение, сидя на пособии.

На слове «пособие» Око Ки порозовело.

— Какой дешевый выпад, — пробормотал Огл.

— Насмехаться над концепцией неровного игрового поля несложно, если ты родился в состоятельной семье и тебе не довелось страдать от массовых увольнений, вроде тех, что постигли автомобильную индустрию, — продолжал Маклейн. — Но для жителей Детройта…

Несколько зеленых вспышек озарили Око Ки, сигнализираю о том, что кое-кто испытал удовольствие от личной атаки на Коззано, предпринятой Маклейном. Но большинству она не понравилась. Совершенно не понравилась.

Коззано чуть повернулся в сторону Маклейна. У него был вид одинокого великого человека, неведомо как оказавшегося в этой студии, погруженного в мысли о действительно важных вещах — и который вынужден отвлечься, чтобы приструнить заигравшегося щенка, намочившего коврик.

— Моя семья состоялась потому, что мы любили друг другу и тяжко трудились, — сказал Коззано. — И могу заверить вас, Тип, что если вы пытаетесь снискать симпатии американской публики, топча имя моей семьи, то я заставлю вас пожалеть об этом на самых разных уровнях. Когда кто-то принимается острить на тему моей семьи, моя первая реакции — пригласить его выйти. И я не исключаю, что могу проделать это здесь и сейчас.

Огл взмыл над креслом и завизжал:

— ПОКАЖИТЕ ТИПА! ПОКАЖИТЕ ТИПА! ПОКАЖИТЕ ТИПА!

Аарон едва мог разглядеть хоть что-то; Око Ки излучало ослепительное сияние, как параболическая антенна, направленная прямо на солнце. Но изображение на большом экране в центре изменилось, на нем возник Тип: рот полуоткрыт, брови где-то на полпути к линии волос, а глаза нервно мечутся из стороны в сторону. Око Ки засияло синим (люди, возненавидевшие Типа Маклейна три секунды назад) с несколькими вкраплениями яростного красного (люди, желающие, чтобы Коззано врезал Маклейну немедленно).

— Нокдаун и нокаут, — сказал Огл. — Тип выбыл из гонки. И просто на всякий случай, он толкнул джойстик «МЯГКОСТЬ — ВОИНСТВЕННОСТЬ» к полюсу «МЯГКОСТЬ». Затем он сдвинул переключатель «МАТЕРИАЛИЗМ — ДУХОВНОСТЬ» почти до упора к «ДУХОВНОСТИ».

Колесики, вращающиеся в голове Маклейна, можно было разглядеть невооруженным взглядом. Выражение изумление постепенно сменилось наигранным бесстрастием, затем спокойствием и, наконец, холодной решимостью.

— Такое разрешение спора мне не в новинку, — сказал Маклейн.

— Ох, — сказал Огл.

— Но среди вещей, которым должен научиться президент, есть умение отделять личные чувства от проблем нации, и…

Цвета начали меняться по всему Оку.

— Спасательная операция! — сказал Огл, обрушивая кулак на одну из кнопок на подлокотнике.

— … что же касается проблем автомобилестроения, — продолжил Коззано, невозмутимо спихнув Маклейна на обочину, как будто тот и не открывал рта, — то заявлять, что сперва работа, а затем высокая самооценка — попросту глупо. Это демонстрация непонимания человеческой природы. Достоинство нельзя измерить зарплатной ведомостью. Студенческая отсрочка позволила вам избежать Вьетнама, Тип, и поэтому вы никогда не видели того, что видел я: скрюченных крестьян с рисовых чек, не заработавших за свою жизнь ни дайма, в фаланге мизинца которых было больше достоинства, чем во всех высокооплачиваемых адвокатах и президентах компаний, которых я могу припомнить. Все наоборот: если у вас есть достоинство, если вы уважаете себя, вы найдете работу. Мне все равно, насколько плохо все в экономике. Когда мой прадед приехал в эту часть страны, здесь вообще не было никакой работы. Поэтому он сам ее себе придумал. Он был в Америке всего несколько недель, но за это время успел стать американцем до мозга костей. Он поверил в то, что способен сам строить свою жизнь. Что он может сам выбирать свое предназначение.

— Весьма вдохновляет. Но когда моя семья приехала в Калифорнию… — начал Тип.

— Некоторые считают, что безработные страдает из-за отсутствия денег, — сказал Коззано. — Потому что не могут позволить себе игры для «Нинтендо» и модные кроссовки. Это неглубокий и пошлый подход. Американцы никогда не были чистыми материалистами, жадными только до денег. Безработность поражает чувства людей куда сильнее, чем их кошельки.

Последние несколько секунд все графики катились вниз, цвета сдвигались к синему.

— Я обосрался! — сказал Огл, яростно щелкая клавишами и дергая джойстики. — Плохой ход!

Внезапно на экран вернулся Тип Маклейн. Выкапывать Коззано было уже слишком поздно.

— Дерьмо! — прошипел Огл. — Что он имел в виду, когда заявил, что американцы — не мелкие материалисты?

Вид у Маклейна был довольный. Он знал, что Коззано попался.

— Похоже, губернатор Иллинойса считает, что все мы были бы счастливы, трудясь целыми днями… на рисовых чеках!

Публика разразилась смехом. Око внезапно потеплело к Типу Маклейну.

— Проклятье! — сказал Огл. — Да зачем он вообще полез в такие глубины?

Он беспокойно скреб подбородок, не переставая давить на кнопки.

— Нам следует подавлять эту его тягу к философствованию.

— Возможно, губернатору непросто увидеть весь срез американского общества, сидя во дворе своего дома в Тасколе, — сказал Маклейн. — Но я с ним знаком, поскольку за время первичной кампании посетил все пятьдесят штатов — даже самые маленькие из них, хотя моя команда умоляла не тратить на них время. Я говорил со множеством людей. И снова и снова у меня возникало ощущение, что американский народ не любит поучений политиков.

— Вот уж точно, черт побери, — сказал Огл, нажатием кнопки посылая в голову Коззано галлюцинаторную пулю.

— Они знают, что им нужно: работа. Хорошая работа, — сказал Маклейн. — А чего им совсем не нужно — так это разговоров о том, как научиться сильнее уважать себя.

Огл застонал. СОР-100 демонстрировал растущую симпатию к Маклейну.

— Они нас убивают, — сказал он и вдавил большую красную кнопку, на которой было написано «180».

— Когда силы свободы и демократии штурмовали гитлеровскую «крепость Европа» в день Д, — сказал Коззано, — элита этих сил, оказавшаяся на острие вторжения, сыпалась с неба на парашютах. Парашютах, изготовленных из нейлона, который был произведен не далее чем в полумиле от моего дома в Тасколе представителями моей семьи. Нервничающие парашютисты, стоящие в открытых люках самолетов и глядящие на французские пейзажи в тысячах футов под ними, очень крепко верили в этот нейлон.

— Да что тут к чему вообще? — произнес Аарон, озвучивая чувство, отображаемое всеми мониторами в Оке Ки: полнейшее недоумение.

— Заткнитесь, — пробормотал Огл. — Это хороший материал. Рейгановский в своей нудной ностальгии и с метафорическим драйвом Росса Перо тех времен, когда он еще не съехал с глузду.

— Когда вы прыгаете из самолета над зоной боевых действий, вам требуется нечто большее, чем самоуважение, чтобы в целости и сохранности достигнуть земли, — сказал Коззано. — Вам нужен крепкий, добротно сделанный парашют. Молодые люди, заканчивающие школу или колледж в наши дни, имеют много общего с теми десантниками. И если вы полагаете, что Уильям Э. Коззано собирается вытолкнуть их из люка с одними только мотивирующими наставлениями, вы чертовски ошибаетесь.