Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

За те секунды, что двери оставались открыты, он постарался хорошенько рассмотреть лица людей под сценой. Именно они контролировали мозг Коззано. Именно им, каждому из них, суждено было в какой-то момент между сегодняшним днем и днем выборов получить в лоб девятимиллиметровую пулю, выпущенную из пластикового пистолета Флойда Уэйна Вишняка.

Вишняк прыгал и кричал вместе с остальной толпой.

— Я освобожу вас, губернатор Коззано! Я спасу вас от заговорщиков или умру!

Но эти слова потонули в царящем вокруг хаосе.

47

Элеанор смогла поговорить с Уильямом Э. Коззано только через несколько часов после объявления. До этого она встречалась с ним лишь однажды, мельком, еще до дебатов, в формальной обстановке — в конференц-зале, полном пресс-секретарей и советников. За объявлением последовала долгая вечеринка в танцзале отеля Коззано. Вечеринку, впрочем, она напоминала не больше, чем ток-шоу — настоящую беседу; это было постановочное мероприятие, в продолжении которого она должна была стоять на цыпочках. Хотя ей никто не объяснил этого прямо, она понимала, что теперь ей придется завести привычку держать язык за зубами и стараться не оконфузиться.

Наконец, незадолго до полуночи она, Коззано и Мэри Кэтрин уединились в номере отеля — естественно, на верхнем этаже. Женщины сменили вечерние платья на более удобные наряды и все они устроились на балконе, чтобы выпить по стаканчику.

Элеанор вчуже знала Уильяма Э. Коззано многие годы и гипермачистская основа его образа — война и футбол — производила на нее слегка отталкивающее впечатление. Он казался ей одним из тех типов, которые мастерски умеют курить сигары и ходить на охоту с директорами компаний, но не способны уяснить тонкие нюансы государственной политики и совершенно глухи к проблемам женщин.

После пяти минут, проведенных в его компании на балконе, она решила, что ошибалась. Он вовсе не был тупым мачо. Он был галантен почти по-европейски и обладал тонким чувством юмора, сдобренного самоиронией. С дочерью его связывало полное взаимопонимание, и эта близость сказала Элеанор все, что она хотела о нем знать.

В итоге они проговорили больше часа. Коззано обладал талантом рассказчика анекдотов и рассказал их довольно много. Ближе к концу вечера Элеанор начала замечать, что Мэри Кэтрин становится слегка неловко. Она ерзала в кресле и говорила: «ну папа!» всякий раз, когда он заводил очередную историю. Пока он рассказывал эти истории, она внимательно всматривалась в его лицо и время от времени хмурилась или прикусывала губу.

Элеанор не совсем понимала, почему. Коззано любил поговорить, но по любым мерка не был патологическим треплом. В его обществе Элеанор чувствовала себя совершенно комфортно. Истории Коззано были краткими и уместными. Тем не менее, они явно напрягали Мэри Кэтрин.

Элеанор решила, что дочери надо о чем-то поговорить с отцом наедине, и около часа ночи она откланялась, настояла на том, что провожать ее необязательно: она вполне способна спуститься вниз и добраться до своего отеля самостоятельно. Она хотела в последний раз насладиться свободой, прежде чем Секретная Служба возьмет ее под круглосуточное наблюдение.

Лифт приехал быстро — в это время суток в нем мало кто нуждался — она вошла внутрь, нажала кнопку лобби и впервые с того момента, как Мэри Кэтрин появилась в ее комнате этим утром, осталась одна. Боже, как же она вымоталась! Элеанор уронила сумку на пол, привалилась к стене лифта, закрыла глаза и испустила тяжелый вздох.

Такого напряжения она еще не испытывала. С первого же мгновения в компании Коззано не прошло ни единой секунды, когда их не фотографировали. Ей было страшно даже думать о стиле жизни, при котором нельзя даже в носу поковырять и требуется постоянно следить за лицом и прической.

Лифт замедлил ход. Элеанор приоткрыла один глаза и разглядела через щелочку, что она проезжает десятый этаж. Она снова зажмурилась, довольная, что еще пара минут отделяет ее от возвращения в публичную жизнь — без сомнения, фотографы по-прежнему торчали на входе.

Двери открылись и Элеанор почувствовала, как в лифт кто-то вошел. Вспомнив, что она теперь ролевая модель, Элеанор заставила себя открыть глаза и выпрямиться. Она увидела худого мужчину в костюме. У него были короткие волосы и горящий, маниакальный взгляд. Он уставился сначала на нее, а потом на сумку на полу.

— Чо там? — бесцеремонно спросил он.

— Мои вещи, — сказала она, по времени суток неспособная на более замысловатый ответ.

— И чо там? — спросил он, наклоняясь к сумке.

Сумка была из самых дешевых — такие выдавало ее туристическое агентство в Александрии. Элеанор прихватила ее именно потому, что ее было не жалко скомкать и засунуть на дно чемодана. Сегодня она пригодилась, чтобы сложить сменную одежду. Прямо сейчас на Элеанор были джинсы и старая футболка с надписью «УНИВЕР ТАУСОН» на груди. Ее вечернее платье, бижутерия и дамская сумочка лежали в сумке. Сумочка — на самом верху. Когда мужчина наклонился, она проследила его взгляд и увидела, что ремешок сумочки — толстая позолоченная цепочка а ля Шанель — свисает наружу. Он быстро, змеиным движением, вцепился в нее и выдернул сумочку.

— Эй! — воскликнула она, попытавшись перехватить цепочку, но он рванул ее на себя в тот момент, когда ее пальцы смыкались вокруг цепочки и сломал ей пару ногтей.

Она слышала о таких ребятах — хорошо одетых грабителях, которые шляются по шикарным отелям по ночам, срывая сумочки и обчищая карманы. Очень скоро они окажутся в лобби и у этого парня возникнут проблемы.

— Черт тебя побери, — сказала она и пнула его в колено.

— Ах ты сука, — сказал мужчина. Он наклонился вперед, уперся ей плечом в солнечное сплетение и с силой припечатал спиной к стенке лифта. Она ударилась затылком, что не причинило ей никакого серьезного вреда, но дезориентировало; она сползла на пол и поняла, что неспособна вдохнуть.

Мужчина маячил перед панелью управления лифта. Он вытащил гигантскую связку ключей из тех, что носят на подпружиненных катушках на поясе, и воткнул цилиндрический ключ куда-то в основание панели. Повернув его на одно деление, он нажал на кнопку прямо под кнопкой лобби.

Мгновение спустя дверь открылась. За нею она увидела голые бетонные стены, скупо освещенные дешевыми светильниками, и стальные двери с нанесенными на них по трафарету цифрами — все это ничуть не напоминало лобби. Мужчина повернул ключ еще на одно деление и лифт застыл с раскрытыми дверями. Она по-прежнему не могла вдохнуть. Из нее выбыли дух впервые после второго класса.

— Приехали, — сказал мужчина, схватил ее за запястье и рывком вытащил в коридор. Ей не хватало сил, чтобы подняться на ноги, и он просто тащил ее по полу. Элеанор не особенно это заботило — нехватка кислорода представляла более насущную проблему, чем плохие манеры этого парня. В конце концов он доволок ее до стальной двери неподалеку от лифта. Снова раздался звон ключей и дверь распахнулась, открыв взгляду большое помещение и нескольких человек в нем.

Наконец ей удалось втянуть немного воздуха. Легкие отказывались расправляться, дыхательные пути сжались и воздух, проходя по ним, производил неприятный хныкающий звук — но боже, как же прекрасно дышать! Она заставила себя выдохнуть и еще раз вдохнуть. Вернулось цветное зрение. Паника отступила.