Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Нахуй это, — сказал Фрил. — У вас, ребята, никакого воображения. Вы думаете, я занимаюсь этим дерьмом из-за денег. Но это не так. Я сидел у себя в Рио и только и ждал чего-то вроде этого. Я возьмусь за работу исключительно из профессиональной гордости. Итак: вы собрали мою команду А или нет?

— Они здесь.

— Все?

— Все, за исключением тех, кто мертв, сидит или ведет другие кампании, — сказал председатель-республиканец.

54

Чуть менее чем за месяц до дня голосования грузовую платформу с контейнером ГОСПОД можно было заметить в центре транспортного водоворота на Кенмор Сквер в Бостоне, на подступах к Бостонскому Университету. Реализуя божественное право фур ехать туда, куда им заблагорассудится, грузовик довольно быстро вырвался на свободу и въехал на территорию кампуса.

Здесь повсюду роились бостонские копы, полиция кампуса, мужчины в темных костюмах и аккуратно одетые юные личности со значками «КОЗЗАНО В ПРЕЗИДЕНТЫ». Многие имели при себе уоки-токи. Большую часть дня эти люди были заняты тем, что оккупировали парковочные места. Захват производился именем различных властей предержащих; с применением чистейшей хуцпы; путем создания живых стен вокруг стоянок. Здоровенный трейлер ГОСПОД поджидали девять расположенных в ряд парковочных мест — событие, которое случается в Бостоне примерно с той же частотой, что и Великий Парад Планет или победа местной команды в Мировой серии.

Вскоре после трейлера гордиев узел Кенмор Сквер разрезал кортеж, чтобы остановиться у Аудитории Морзе — приземистого лекционного зала с куполом, переделанного из синагоги — наполовину уже заполненной корреспондентами и политически сознательными студентами.

Уильям Э. Коззано вышел из машины, приветливо помахал своим сторонникам, собравшимся, чтобы мельком увидеть Великого Человека вживую, и проследовал в здание через заднюю дверь. За сценой уже смонтировали гримерку. Он переоделся в свежую рубашку и позволил профессионалам кисточки и расчески навести марафет.

Затем он шагнул на сцену. Отсюда открывался вид на сплошную стену телепрожекторов и смутно угадываемую за ней темную аудиторию, заполненную аплодирующими студентами. В центре сцены стояли два стула, слегка развернутые один к другому, и столик с графином с водой и парой стаканов.

Уильям Э. Коззано собирался поговорить о политике с деканом Факультета Политических Наук, вашингтонским ветераном, выбравшим академическую стезю за то, что она позволяла распоряжаться временем практически как угодно; взамен он одалживал университету свою репутацию. По замыслу предстоящая дискуссия должна была быть свободной и без бумажек, Коззано был готов отвечать на любые вопросы — как студентам, так и местной прессе. Это был дерзкий маневр как раз того рода, который Тип Маклейн не смог бы совершить, не оскорбив в процессе половину этнических групп в Соединенных Штатах.

Коззано вышел на сцену за несколько минут до начала трансляции, расстегнул пиджак и уселся. Техник помог ему закрепить микрофон на лацкане и попросил произнести несколько слов, чтобы настроить уровень. Коззано продекламировал монолог «Быть иль не быть», удостоившись стоячей овации от студентов и даже некоторых телевизионщиков.

Излучая профессионализм, появился хозяин встречи. За пять секунд до восьми вечера человек в наушниках дал обратный, отгибая пальцы, и хозяин произнес несколько заготовленных реплик, читая их с телесуфлера. Потом он повернулся к Коззано и задал вопрос о ближневосточной политике.

Это была трудная подача. Израильско-палестинская проблема препарировалась и анализировалась на микронном уровне многие десятилетия специальными людьми, единственной функцией которых было знать о ней все. Каждый завиток и изгиб израильской границы обладал своим корпусом экспертов, способных изложить историю этого клочка земли со времен фараонов. Вопросы поселений на Западном Берегу и статус ООП были такими же запутанными, как концепция Троицы во времена раннего христианства: все, что можно было придумать, было придумано, проработано и проанализировано. Среди миллионов возможных мнений касательно этой проблемы существовало всего несколько, которые кандидат в президенты мог позволить себе иметь, а чтобы их выразить, от него требовалось создать новый словарь и новую форму логики, неприменимой более ни к чему. Наилучшим способом остановить метящего в президенты губернатора был простой, невинный вопрос о Ближнем Востоке; задав его, можно было расслабиться и спокойно ждать, когда он сам себя повесит.

Коззано сманеврировал безупречно, выдав ответ, казавшийся исключительно эрудированным и содержащий все кодовые слова, позволяющие избежать поношения со стороны еврейских организаций — и при этом почти бессмысленный. Подобно обязательным фигурам в спортивном катании, он был лишен содержания и невыразителен с виду, но для посвященных являлся впечатляющей демонстрацией технических навыков.

Когда Коззано договорил, пришло время для перерыва на рекламу. Хозяин не без самоуничижительного остроумия заметил, что начало шоу вышло скучноватым, и пообещал, что дальше будет повеселее. Студенты зааплодировали. Директор, посмотрев в монитор, повернулся к выступающим и сказал:

— Отключились.

Коззано наклонился к столу и налил стакан воды. Он уже было собрался поболтать с хозяином, когда из тьмы за телепрожекторами раздался чей-то голос:

— Губернатор Коззано, это Фрэнк Бойл из «Бостон Глоуб». Мне больно сообщать вам об этом, но мне только что позвонил наш корреспондент, следующий за вашей дочерью в Миннесоте. Он звонил из лобби отеля в Миннеаполисе, в котором она остановилась. Судя по всему, Мэри Кэтрин не явилась на встречу в Макэлистер Колледж. Журналисты бросились в ее отель и обнаружили, что этаж, на котором расположен ее номер, заполнен копами и детективами. Наш корреспондент поговорил с одним из них, и тот вроде бы сказал, что в коридоре на нее напал Флойд Уэйн Вишняк. Ему удалось прорваться мимо агентов Секретной службы и всадить ей пулю в голову; Мэри Кэтрин истекла кровью прямо в коридоре.

В сотне футов от них Ки Огл, умостившийся в Оке Ки, увидел, как биологические показатели Уильяма Э. Коззано взмыли в космос.

Телевизионный монитор в Оке Ки был подключен к камерам в аудитории. Огл увидел, что лицо Коззано смертельно побледнело, пока Фрэнк Бойл из «Глоуб» излагал свою историю, а потом побагровело. Глаза его налились красным и заблестели. Сердечный ритм Коззано на биомониторе рядом с Оглом зашкалил за 172 удара в минуту — в три раза выше нормы. Кровяное давление граничило со взрывным.

— Иисусе Христе, — громко произнес Огл, — за этим может стоять только Иеремия Фрил!

Он снова посмотрел на телемонитор, но Коззано на нем уже не было — только пустой стул. Затем камера завертелась, промелькнули декан, батареи прожекторов, другие камеры, техники и прочие объекты, которым не положено попадать в объектив. Наконец камера поймала спину Уильяма Э. Коззано, шагающего прямо на толпу телеоператоров, репортеров, ассистентов и агентов Секретной службы, заполнявшую пространство между сценой и передними рядами кресел. Большинство инстинктивно убирались у него с дороги. Но пара мужчин в штатском, демонстрируя недюжинную храбрость, встали плечом к плечу перед Коззано и не пустили его дальше в аудиторию.

На заднем плане какой-то мужчина проталкивался через толпу в проходе в направлении выхода. По всей видимости, это был Фрэнк Бойл из «Глоуб». Когда Коззано бросился прямо к нему, он предпочел покинуть зал.

Огл гордился своей готовностью буквально ко всему. Но к возвращению Фрила он оказался не готов. Огл сделал глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение, а затем склонился над контрольной панелью и принялся успокаивать Коззано.

Коззано стоял перед сценой, разговаривая с агентами Секретной службы. Агенты что-то говорили в запястье одной руки, а другой вжимали в уши наушники, пытаясь расслышать один другого сквозь гул шокированных и перепуганных студентов.