Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Большой Боб служил в ВМС и всю корейскую войну провел на фронте. Оттуда привез себе невесту-кореянку и поселился вместе с ней поблизости от Форт-Силла, где было немало корейцев, чтобы молодая жена не чувствовала себя отрезанной от мира. Их старшая дочь встретила отца Руфуса и вышла за него замуж, но брак оказался коротким и несчастливым. Все это поколение вышло каким-то неудачным — хилой, малоплодной ветвью семейного древа. Мать Руфуса погибла молодой в автокатастрофе, а отец, выражаясь вежливо и обтекаемо, «в семейной жизни не участвовал»: обаятельный лгун и азартный игрок, он исчез с горизонта, когда родным и близким надоело терпеть его художества. Руфус тогда был подростком. Все это объясняет, почему сразу после школы он завербовался в армию, объясняет и то, почему, отслужив свои двадцать лет, вышел в отставку еще вполне здоровым и крепким.

Материнская ветвь семьи, та, где кровь белых и осейджей смешалась с корейской, всегда отличалась наклонностью к пламенной религиозности. Она произвела на свет многочисленных кузенов и кузин, которых Руфус знал не слишком хорошо: бесконечная болтовня об Иисусе нагоняла на него тоску. Так что — методом исключения — всякий раз, возвращаясь в эту часть страны, он шел повидать свою девяностолетнюю бабку Мэри, двух ее дочерей и их потомство, тесными семейными и социальными связями сплетенное с индейской общиной Лоутона, так называемой ККА — «кайова/команчи/апачи».

Едва разнеслась весть, что приехал Руфус, как к Мэри со всех концов начали съезжаться дальние родственники и знакомые. На берегу озера затеяли барбекю. Руфусу, привыкшему к уединению, приходилось подавлять инстинктивную реакцию «бей или беги», когда к нему один за другим подходили поздороваться смутно знакомые и даже вовсе незнакомые люди. Разговоры вертелись вокруг двух тем: 1) дружеское подшучивание над высоким ростом, необычным видом, странным образом жизни Руфуса, часто смягчаемое восклицанием: «Kee!», что означает: «Шутишь!» или «Да ладно!», и 2) более серьезные поздравления с победой над Пятачком. Эта история — в которой, однако, не упоминалось, что большую часть работы за Руфуса выполнил самолет, — каким-то образом сделалась всем известна и вошла в семейные предания. Разумеется, первая часть — то, что случилось с Аделью, — всем была давно известна. Потом как-то разнеслась новость, что Пятачка больше нет и что Руфус имеет к этому прямое отношение. А дальше воображение родственников заполнило лакуны деталями, представляющими Руфуса в самом героическом свете. Объяснить, что произошло на самом деле, было нереально, да и незачем — так что Руфус просто кивал и принимал комплименты.

Все это оттягивало серьезный разговор, ради которого он приехал, — разговор с Мэри. Точнее, с Мэри и тетей Бет, основной ее помощницей и хранительницей семейных преданий. Наконец барбекю было съедено, все разошлись по домам, детей уложили спать — и Руфус обнаружил вдруг, что сидит у догорающего костра в вечерней прохладе и никого, кроме Мэри и Бет, больше нет рядом. Тогда-то он и рассказал им все, не считая того, что подписал обязательство не разглашать.

— Я не хочу с вами ссориться и не хочу впутываться в то, что в ваших глазах выглядит святотатством, — сказал Руфус. «Вы» означало тех его родных, что жили в Лоутоне и считали себя команчами. — Но дело в том, что я участвую в проекте, в который вовлечены орлы.

— «Орлы»? Военные самолеты? — переспросила Бет.

— Нет, мэм. Птицы. В Западный Техас съехались несколько сокольников — это люди, приручающие хищных птиц, — из разных стран света. Все это часть работы, о которой я не имею права говорить. Но суть в том, что эти орлы выращены людьми, они ручные, и люди приучают их использовать свою орлиную силу определенным образом…

— Орланы? — требовательно спросила Мэри.

— Нет, беркуты.

— Хорошо! — кивнула Мэри.

Бет тоже кивнула.

— Правильно, к черту их!

С патриотической символикой США, список которой возглавляют белоголовый орлан и звездно-полосатый флаг, индейцев связывает долгая история и в лучшем случае противоречивые чувства. Многие индейцы в этой части страны служили в армии и отдавали честь флагу; но никто не забывал, что изображение белоголового орла и красно-сине-белый флаг были последним, что многие их предки видели в своей жизни.

— Это я понимаю, — торопливо ответил Руфус. — Когда команчи говорят об орлах — разумеется, это всегда беркуты. Орланы команчей не интересуют.

Мэри снова кивнула. Бет вполголоса обменялась с ней несколькими словами, среди которых Руфус расслышал pia huutsu и kwinhai. Второе, как он точно знал, обозначало беркута, первое, как предположил, — белоголового орлана. Затем обе старухи выжидательно на него уставились.

— Но это не проясняет мое положение, мэм, — продолжал Руфус. — Понятно, что вам дела нет до pia huutsu и вы почитаете kwinhai. Но от этого, возможно, все становится только хуже. Видите ли, я участвую в проекте, в котором kwinhai… ну, за неимением лучшего слова, их используют.

Бет кивнула; ей все стало ясно. Затем повернулась к Мэри, и минуту или две они что-то оживленно обсуждали вполголоса на смеси команчского и английского с тягучим оклахомским выговором.

— Наши предки никогда не делали того, что делают эти… сокольники. Мы орлов ничему не учили. Просто ловили их и держали в плену, — сказала Мэри. — Ради орлиной магии — ты ведь знаешь, что некоторые люди обладают орлиной магией, — и ради перьев.

— Конечно, знаю! Значит, вы считаете, можно…

— Ты говоришь, эти сокольники съехались туда со всего света, — заговорила Бет. — Команчей среди них нет, верно?

— Разумеется, нет.

— Тогда мы не можем судить о том, можно ли им приручать и тренировать орлов. Другой народ, другая вера… это не наше дело.

— Да, но я тоже с этим связан. Не хотелось бы проявить неуважение к нашим традициям.

— А для чего используют этих kwinhai? — спросила Мэри. — Что они делают?

— Охотятся на кроликов? — подхватила Бет. — Разве не для этого сокольники тренируют хищных птиц?

— Они сражаются, — ответил Руфус. — Учатся отбивать нападения. Думаю, это я вправе сказать.

— Тогда все в порядке! — улыбнулась его бабушка.

Сокольники опасались, что вращающиеся пропеллеры повредят птицам когти. Пит, как и Цолмон, был не любитель поболтать, но на «свою» тему мог говорить бесконечно. Однажды он предложил Руфусу взяться за насест Скиппи и сравнить размер своей ладони с орлиной лапой. Пальцы у птицы — если считать и длинные изогнутые когти — оказались почти такой же длины.

Не то чтобы Руфусу нравилось совать пальцы в пропеллер дрона во время полета. Лопасти у этих пропеллеров очень легкие, но крутятся быстро. Палец не сломают, но порезать могут серьезно.

Теперь он начал понимать, чем может быть полезен. Само по себе приручение и тренировка орлов явно не для него. Целый мир сложных ветеринарных процедур, странное общение человека и птицы, постоянная возня с дохлыми грызунами — все это его не прельщало. И даже если каким-то чудом он всему этому научится, что толку? Орел слушается только одного человека: и у всех орлов на Мраморном карьере свои люди уже есть.

Но если цель этого «особого проекта» — возродить начатую и брошенную в Схипхоле затею по борьбе с дронами, кое-чем помочь Руфус все-таки может. Для начала может собирать обучающие дроны, единственная задача которых — чтобы орлы рвали их в воздухе: пропеллеры для них можно делать с круглыми лопастями, не столь опасными для лап атакующего орла. Так у сокольников появится возможность безопасно тренировать своих подопечных.