Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция

У Майкла не было слов. Шестьдесят тысяч человек, и это только по самым грубым подсчетам.

— А охраны?

— Трудно сказать. Наверное, человек семьсот — восемьсот, может быть, тысяча.

— Один конвоир на шесть человек? И несмотря на это, никто не попытался убежать?

— Послушай, Галатинов, — устало сказал русский, будто разговаривал с непонятливым ребенком, — я не знаю никого, кто смог бы убежать от пулеметной очереди. Или того, кто попытается это сделать. К тому же у конвоиров есть собаки — доберманы. Мне как-то довелось видеть, что их зубы могут сделать с человеческим телом, и скажу тебе, ничего привлекательного в этом нет. Если же все-таки произойдет чудо и заключенному удастся выбраться из Фалькенхаузена, куда податься бедняге? Мы в самом сердце Германии. Отсюда все дороги ведут в Берлин. — Он отполз немного в сторону и прислонился спиной к стене. — Мы с тобой уже отвоевались, — тихо сказал он. — Забудь об этом.

— Черта с два! — огрызнулся Майкл; ему хотелось плакать с досады.

Ход времени был неуловим. Наверное, прошел еще час или два, и Майкл обратил внимание на то, что узники темницы вдруг беспокойно закопошились. Вскоре он услышал, как отодвигается засов на двери соседней с ними конуры. Узники встали на колени, дрожа от вожделения. Дверь их темницы распахнулась, и в келью проникла полоска тусклого света.

Маленькую буханку хлеба с прожилками зеленой плесени швырнули на пол. Заключенные разом набросились на нее, выхватывая хлеб из рук друг друга, отламывая куски.

— Несите губку! — приказал один из стоявших за дверью солдат.

Лазарь пополз вперед, держа в руке серую губку. В былое время он был дородным мужчиной, но с тех пор тело его высохло, и крупные кости обтягивала одна только кожа. Свалявшиеся темно-русые лохмы ниспадали на плечи, во всклокоченной бороде было полно соломы и другого мусора. Кожа лица плотно обтягивала острые скулы, а глубоко запавшие глаза темнели на бледном осунувшемся лице. Нос его походил на грозный птичий клюв, которому мог бы позавидовать даже незабвенный Сирано. Вокруг ноздрей запеклась кровь — последствие обмена любезностями с кулаком Майкла. Проползая мимо Майкла, Лазарь взглянул в его сторону, и Майкл в ужасе отшатнулся. У Лазаря были глаза мертвеца.

Лазарь погрузил губку в ведро грязной воды. Потом он вытащил ее, разбухшую от жидкости. Ведро с водой тут же убрали, дверь с треском захлопнулась, лязгнул засов. Было слышно, как отворилась дверь соседней камеры.

— Обед, — сказал Лазарь, снова проползая мимо Майкла. — Всем положено пить с одной губки. Эй вы, мрази! Моему приятелю тоже оставьте! — Последовали звуки непродолжительной борьбы, после которой Лазарь толкнул Майкла локтем. — Вот, бери. — Он вложил ему в ладонь влажный хлебный мякиш. — Этот проклятый француз всегда пытается урвать больше, чем ему полагается. Тебе самому нужно быть пошустрее, если хочешь вместо корки иметь кусок получше.

Майкл сидел, прислонившись спиной к шершавым камням, и жевал хлеб. Взгляд его был устремлен в пустоту. Слезы щипали глаза, они катились по щекам, и он сам не знал, к кому был обращен этот плач.

Глава 55

Лязгнул отодвигаемый железный засов на двери.

Майкл вскочил с пола, садясь на корточки, прогоняя от себя кошмарный сон, в котором ему снова привиделся все тот же густой черный дым, поднимающийся над трубами печей и стелющийся по земле. Дверь приоткрылась.

— Давайте сюда девку! — приказал один из троих стоявших в коридоре солдат.

— Бога ради, — сказал Лазарь осипшим от сна голосом, — оставьте ее в покое. Разве мало она и так уже…

— Давайте девку сюда! — повторил тот же голос.

Девчонка тем временем проснулась и сидела, забившись в угол, тихонько хныча и дрожа, словно попавший в западню заяц.

Все. Спокойно мириться с этим Майкл больше не мог. Он подполз к двери, его зеленые глаза сверкали над темной, покрывшей щеки и подбородок щетиной.

— Если вам так приспичило, — сказал он по-немецки, — то зайдите и возьмите сами.

Щелкнул затвор винтовки. Дуло было направлено ему в лицо.

— Пошел вон отсюда, паразит!

— Галатинов! — Лазарь принялся оттаскивать его от двери. — Ты что, совсем спятил?

Майкл продолжал стоять на своем.

— Давайте ползите сюда, подонки, сучье отродье! Трое на одного. Чего вы ждете? — кричал он. — Начинайте!

Никто из немцев не принял его вызова. Майкл был уверен, что стрелять они не станут, солдаты наверняка знали, что Блок и Кролле с ним еще не закончили. Один из солдат накопил во рту слюну и плюнул в Майкла, после чего дверь снова захлопнулась и загромыхал задвигаемый засов.

— Ну вот, доигрался! — засуетился Лазарь. — Теперь только одному Богу известно, что за беду ты накликал!

Майкл резко обернулся и ухватил русского за бороду.

— Слушай, ты! — заговорил он. — Если ты забыл, что ты человек, то мне на это наплевать. Но только я не собираюсь всю оставшуюся жизнь валяться и стонать в этом дерьме! Ты заступился за девчонку, когда решил, будто я собираюсь трахнуть ее, почему бы тебе не защитить ее и от этих выродков?

— А потому… — Лазарь тщетно пытался высвободить бороду из руки Михаила, — потому, что ты здесь один, а их целый легион.

Снова загромыхал ржавый засов.

— Пощады Божьей милостью! — заверещал Метцгер.

Дверь открылась. В коридоре стояло уже шестеро солдат.

— Ты! — Блуждающий луч фонарика остановился на лице Майкла. — На выход!

Это был голос Баумана.

Майкл не двинулся с места.

— Если нам придется тебя выволакивать, будет хуже! — пообещал Бауман.

— Как и тому фрицу, который на это отважится.

Бауман выхватил «люгер» из кобуры.

— Приступайте! — приказал он солдатам. Те нерешительно переминались с ноги на ногу. — Я сказал, приступайте! — заорал Бауман, дав пинка под зад солдату, который стоял всех ближе.

Первый солдат опустился на пол и полез в открытую дверцу конуры. Он протянул руку, собираясь ухватить Майкла за руку, и Майкл сунул ему в лицо пригоршню вонючего сена, вслед за чем последовал мощный удар кулаком. Был слышен громкий треск сломанной челюсти. В камеру пролез еще один солдат, и третий — следом за ним. Майкл отбил удар и в свою очередь ударил второго подступающего к нему солдата в горло. Третьему из них все же удалось нанести Майклу удар в челюсть, а четвертый навалился на него сзади, ухватив рукой за шею. В темноте закричали, это был тонкий, пронзительный вопль ужаса.

Этот звук, так похожий на призывный вой волка в ночи, заставил Майкла перейти к решительным действиям. Резко отведя назад локти обеих рук, он нанес сильный удар в ребра солдату, который навалился на него сзади. Нападавший вскрикнул от боли, хватка его ослабела, и Майкл вырвался. Кулак ударил в почерневшее от синяков плечо, еще один удар пришелся по голове. Он с такой силой откинул от себя противника, что тот отлетел к стене, со всего размаху ударившись о нее спиной. Сильный удар коленом в спину, чьи-то пальцы норовили выцарапать ему глаза. Но тут солдат, так усердно пытающийся вцепиться Майклу в глаза, вдруг вскрикнул и набросился с кулаками на тощую фигурку, внезапно напавшую на него сзади. Обезумевший Метцгер вцепился зубами ему в щеку и принялся терзать плоть с усердием бешеного терьера.