Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция

Кролле исчез из виду. Трупы продолжали сползать вниз по склону, словно освобождая место еще для одного пришельца. Зеленые глаза Майкла терзали слезы ужаса, он отвернулся от мертвых и бросился прочь, возвращаясь к живым.

Два добермана, которых удерживали на поводках хозяева, почуяв его, замерли от испуга. Майкл пересек открытую площадку, где лежал опрокинутый мотоцикл. И тут же грузовик с вооруженными солдатами выехал из ворот в погоню за группой освобождения. Майкл резко изменил их планы, запрыгнув через задний борт в кузов. Солдаты завопили и посыпались на землю, как будто у них выросли крылья. Водитель, увидев за ветровым стеклом перед собой щелкающего зубами тощего и голодного волка, потерял управление, и грузовик с ходу врезался в каменную стену Фалькенхаузена.

Но волка на капоте уже не было. Майкл миновал развороченные взрывом ворота, пересек проселочную дорогу и углубился в лес. Он был на свободе. В воздухе стоял запах машинного масла, пороха и, конечно же, запах русского летчика.

Он пробирался вдоль дороги, не выходя из зарослей, идя на запах. Пахло кровью: кто-то был ранен. Примерно в миле от Фалькенхаузена бронированный грузовик свернул с главной дороги на узкую просеку, не намного шире волчьей тропы. Группа освобождения была хорошо подготовлена; судя по запаху, из этой просеки выехал второй грузовик, чтобы сбить с толку преследователей. Майкл шел по тихим лесным полянам, запах Лазаря безошибочно указывал ему дорогу.

Он прошел почти восемь миль по извилистой тропе и наконец услышал голоса и заметил свет фонариков. Майкл затаился среди еловых зарослей. Над поляной была натянута маскировочная сеть. Здесь стоял военный грузовик и две легковые машины. Рабочие возились у грузовика, снимая с него бронированные листы и разбирая пулемет. Другие люди перекрашивали машину в белый цвет и рисовали красные кресты на дверцах кабины. Кузов машины превратился в передвижной госпиталь с рядами носилок. Пулемет завернули в мешковину, положили в деревянный ящик, обитый резиной, и опустили в яму.

На поляне была разбита палатка, над которой торчала антенна радиопередатчика. Майкл был растроган. Сколько усилий они приложили, чтобы спасти его! Не говоря уже о том, что из-за него всем им пришлось рисковать жизнью.

— Я пытался уговорить его сесть в машину, черт бы его побрал! — Неожиданно из палатки вышел Бауман. — Он просто свихнулся! Вот не думал, что так получится!

— Ты должен был его заставить! Господи, что они теперь с ним сделают! — Вслед за Бауманом из палатки вышел кто-то еще. Майклу был знаком этот голос; принюхавшись, он почувствовал аромат ее тела: корица и кожа. На Чесне был черный костюм, на ремне у пояса висела кобура, светлые волосы убраны под черную шапочку, а лицо испачкано древесным углем. — Столько трудов, и он все еще там! А вместо него ты привозишь вот это! — Она разгневанно указала на Лазаря, который вышел на поляну вслед за ними и невозмутимо хрустел печеньем. — Боже мой! Боже! Что нам теперь делать?

Волки тоже умеют улыбаться, только по-своему, по-волчьи.

Через пару минут стоявший в карауле часовой услышал, как где-то совсем рядом хрустнула ветка. Он замер. Похоже, что за этой елью кто-то стоит. Или нет? Он вскинул винтовку.

— Стой! Кто идет?

— Свои, — сказал Майкл. Он отбросил сломанную ветку и вышел с поднятыми руками из-за дерева.

Столь неожиданное появление в лесу голого, избитого человека так поразило часового, что он закричал что есть мочи:

— Эй! Скорее сюда! Скорее!

— Что там еще за шум? — сказала Чесна.

Она, Бауман и еще двое бросились на помощь часовому. Фонари осветили заросли, и их пересекающиеся лучи выхватили из темноты Майкла Галлатина.

Чесна застыла на месте.

— Но это просто немыслимо! — прошептал Бауман.

— Не время для формальностей. — Голос Майкла был слабым и срывался. Превращение, а потом еще и восьмимильная пробежка отняли у него последние силы. Все вокруг закружилось и поплыло перед глазами. Теперь можно было позволить себе немного расслабиться. Он был на свободе. — Я… наверное, сейчас упаду, — сказал он. — Может… кто-нибудь все же успеет… меня поймать?

Колени у него подогнулись.

Чесна успела.

Часть X. Судьба

Глава 57

Первое, что бросилось ему в глаза, когда он очнулся, была зелень и золотистый свет: солнце, пробивающееся сквозь густую листву. Ему вспомнился лес его юности, царство Виктора и их стаи. Но это было давно, и Майкл Галлатин лежал не на соломенной подстилке, а на постели, застеленной белыми простынями. Потолок над головой тоже был белым, а стены светло-зелеными. Пели малиновки, и Майкл выглянул за окно. Он увидел переплетения ветвей и голубое небо.

Но он никак не мог забыть о костлявых трупах в огромной братской могиле. Такое не забывается, навсегда остается в памяти, напоминая о том, на что способен злой человеческий гений. Майкл хотел закричать, поскорее забыть об этом кошмаре, но глаза его оставались сухими. Зачем кричать, если пытки остались позади? Время слез прошло. Наступило время для трезвых мыслей и восстановления сил.

Все его тело нестерпимо болело. Ему казалось, что даже мозг у него весь в синяках. Майкл заглянул под одеяло и увидел, что он по-прежнему голый. Тело его напоминало стеганое лоскутное одеяло в черно-синих тонах. На раненое бедро были наложены швы, а кожа смазана йодом. Все остальные порезы и ссадины на теле — включая и те, что остались от зубьев вилки Блока — тоже были обработаны. Его отмыли от нечистот конуры, и Майкл подумал, что, кем бы ни был этот человек, он заслуживает почетной медали. Волосы его вымыли; кожу на голове немного щипало, может быть от шампуня против вшей. Его побрили, но у него уже успела вырасти новая, жесткая щетина, и это заставило его всерьез призадуматься, сколько же он пролежал в забытьи.

Пока что Майкл твердо знал одно: ему страшно хотелось есть. Он видел выступающие из-под кожи ребра, руки и ноги сделались совсем худыми, мышцы ослабли. На столике рядом с кроватью стоял серебряный колокольчик. Майкл позвонил и стал ждать, что будет.

Не прошло и десяти секунд, как дверь распахнулась, и в комнату вошла Чесна ван Дорне; ее лицо сияло, на нем не осталось и следа от угольной пыли; золотые локоны рассыпались по плечам. Прекрасное видение, подумал Майкл. Радость его не омрачил даже серый костюм и пистолет в кобуре у пояса. Вслед за Чесной вошел седой мужчина в роговых очках; на нем были темно-синие брюки и белая рубашка с закатанными рукавами. Он поставил на столик у кровати черный докторский саквояж.

— Как ты себя чувствуешь? — деловито спросила Чесна, остановившись у двери.

— Пока что живой, — хриплым шепотом ответил он. Каждое слово давалось ему с трудом. Майкл попробовал сесть на кровати, но доктор заставил его лечь. Наверное, это было не труднее, чем уложить в постель больного ребенка.

— Это доктор Стронберг, — объяснила Чесна. — Он позаботится о тебе.

— И заодно убедится, насколько безграничны возможности медицинской науки. — Голос Стронберга напоминал треск гравия в бетономешалке. Присев на краешек кровати, он извлек из саквояжа стетоскоп и слушал, как бьется сердце пациента. — Дышите глубже. — Майкл не стал возражать. — Еще. Теперь задержите дыхание. Выдохните медленно. — Он хмыкнул и отложил инструмент в сторону. — Немного хрипите. Скорее всего, легочная инфекция. — Под язык Майклу скользнул градусник. — Ваше счастье, что вы держите себя в форме. Иначе последствия двенадцати дней в Фалькенхаузене на хлебе и воде могли бы оказаться намного серьезнее.

— Двенадцати дней? — воскликнул Майкл, потянувшись за градусником.

Стронберг оттолкнул его руку:

— Оставьте его в покое. Да, двенадцати дней. Ну разумеется, у вас еще куча других недугов: легкий шок, сломанный нос, ушиб плеча, один синяк на спине от удара, что едва не отбил вам почки, и рана на бедре; еще немного — и могла начаться гангрена. На ваше счастье, процесс удалось вовремя остановить. Хотя мне и пришлось удалить немного тканей; какое-то время вы не сможете наступать на эту ногу.