Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. Часть вторая.

– А я за тобой приехал, - сказал Жорка. Я вопросительно посмотрел на него.

– Твоя мамка умерла, - сообщил он мне новость. Алёнка вскрикнула. Я уткнулся лбом в стекло окна, вспоминая последнюю встречу с матерью. Убийцы. Когда её забирали, она была сердита, но вполне адекватна, почти здорова. Что с ней сделали? Почему она окончательно сошла с ума? Какой негодяй больной женщине принёс весть о страшной гибели любимой дочери? Тоже мой таинственный братик?

– Где её похоронили? – не поворачиваясь, спросил я.

– Тебя ждём, не хоронили ещё.

– Я не поеду. Надеюсь, маму похоронят рядом с дочкой? Потом зайду на кладбище.

– Почему не поедешь? – удивился Жорка, - Это же мать твоя!

– Не хочу вас видеть. Вы мне омерзительны, - брат молчал, переступая с ноги на ногу.

– Прости, но мы не знали, где ты. Поэтому не смогли выручить.

– Можно подумать, вы пытались! А теперь папка снова хочет меня туда же засунуть!

– С чего ты взял?! – не скрыл своего удивления и возмущения Жорка.

– Папка приезжал недавно. Знаешь, для чего? Привёз мне отмычки, и заказ. Ты видел мою ногу? Я не могу теперь быстро бегать, меня обязательно возьмут, и снова отправят в тюрьму, - обернулся я к нему, - Ладно, я не сказал ему об этом, но догадаться он мог? Ты знаешь, сколько я весил, когда сбежал? Около двадцати килограммов! А на этой ноге висела гиря в шестнадцать килограммов! Сколько должен весить пацан моего возраста, ты знаешь? А я знаю, специально интересовался. Тридцать пять, или тридцать шесть кг. А я вешу двадцать пять, - Жорка молчал. Я тоже помолчал, потом сказал:

– Завтра схожу в медпункт, если тренироваться мне опасно, я подумаю. Заходи завтра.

– Саша, давайте ужинать, у меня суп остался, - предложила Алёнка, - покорми брата, он, наверно, кушать хочет…

– Обойдётся! – резко сказал я. Жорка ничего не сказал, молча повернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь.

– Саш, - подал голос Зяма, - он же не виноват, зачем ты так?

Я молчал, понимая, что погорячился. При чём здесь Жорка? Тем не менее обида выжигала меня изнутри.

– Алён, прости, разогрей суп, я пока почитаю письмо, - я опять отошёл к окну.

«…ты сказал, чтобы я сжигала твои письма. А я их прячу. В своём сердце. Выучу наизусть, и прячу. Когда надо, достаю любое, и перечитываю. Я очень-очень скучаю по тебе, Сашенька! Часто плачу. Одно время, вспоминая тебя, радовалась, а потом пришло ощущение потери, будто тебя нет…» - с трудом я сдержался, чтобы не разреветься от бессилия, но слёзы всё равно побежали по лицу.

Я даже не сразу их заметил.

Снова убрав письмо, задумался, вспомнил детский дом, ребят. Захотелось вдруг к ним, тоже ужасно соскучился. Пусть к Ниночке не попаду, так хоть к друзьям съездить! Заодно маму похоронить. Не обязательно у отца жить, можно поселиться у ребят. Кто меня выгонит из родного детдома?! И взять меня непросто, это я перед братом прикинулся таким беспомощным ребёнком, на самом деле силы ещё остались, а ненависти хватает на десятерых. На кого ненависть? На тех, кто захочет опять упрятать меня на каторгу.

Надо всё взвесить, повидаться с Никитой, Артёмкой, Серёжкой, и со всеми остальными ребятами, включая старших, они тоже очень неплохо ко мне относились, сочувствовали моему горю.

И вот, опять решил идти к ним со своим несчастьем! Нет, в первую очередь встретиться с ними, всё остальное – потом.

Поездкадомой.

На другой день я отпросился в медпункт.

Медпункт на этом полигоне, вернее, в воинской части, был лучше районных поликлиник, которые я знал. Ещё бы, будучи ребёнком, без болезней не обойдёшься.

Я не говорю об узких специалистах, речь идёт об оборудовании. Отстояв небольшую очередь, состоящую из ребят, получивших незначительные травмы на тренировках, я вошёл в кабинет.

За столом сидел и записывал в карточку свои выводы о предыдущем пациенте, военврач, его ассистенткой была молоденькая медсестра. Обычно такие должности занимают не вольнонаёмные, скорее всего, девушка была женой какого-нибудь лейтенанта.

Она сняла с моей ноги бинт и позвала врача:

– Геннадий Алексеевич, вам надо на это посмотреть…

– Где это вы, молодой человек, получили такую странную травму? – строго спросил меня военврач таким тоном, что мне захотелось сбежать, потому что показалось, что он видит меня насквозь.

Может, так оно и было? Человек-рентген, такому на войне не нужен будет аппарат, и так все внутренности увидит.

Отогнав дурацкие мысли, я беспечно заявил:

– Помните, Пётр Первый давал медаль «За пьянство»? А это медаль за… - прикусил я язык, глянув на медсестру.

– Ясно, - буркнул врач, - давай-ка, сделаем снимок, - ошибся я, что ли? Не видит насквозь?

– Вдруг, трещина, - пояснил мне Геннадий Алексеевич, - или кость загнила. Давно это у тебя?

– Почти полгода, - посчитал я примерное время с весны. Доктор только головой покачал:

– Ты что, с такой ногой тренируешься? – дошло до него, - Немедленно прекратить! Без ноги хочешь остаться? – разочарованный вздох был ему ответом.

– Куда торопишься? – удивился доктор, - У тебя вся жизнь впереди, успеешь ещё повоевать.

– Не воевать я хочу, - возразил я, - силы восстановить немного, совсем слабый стал, а теперь ещё предпишете постельный режим.

– Может, и не постельный, но костыли бы я тебе выписал. Пока ограничусь освобождением от тренировок, ногу ни в коем случае не нагружать, не бегать, пока не разрешу. Всё. Узнаю, что ослушался, устрою постельный режим, или выгоню с полигона. Понял?

– Понял…

– Не слышу!

– Так точно, товарищ майор! Понял! – звонко крикнул я.

– Вот так-то лучше. Совсем молодёжь распустилась.

Сделав мне снимок, почистили рану, отчего мои глаза стали мокрыми, перевязали и отпустили с освобождением от тренировок на руках. Тяжело вздохнув, отправился на приём к полковнику.