Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.

Я разделся и залез в ванну, которая быстро наполнялась водой.

Лиска переоделась в белый халат, откуда-то достала мыло и мочалку, начала намыливать мне голову. Я закрыл глаза, чтобы мыло не попало, и услышал:

– Ой, мальчик!

– Это мой братишка – с гордостью в голосе сказала Лиз, поднимая меня на ноги и продолжая намыливать.

– Какой хорошенький! – сказал другой девичий голос. Не сказать, чтобы я стеснялся, краснел от их слов. Что они надо мной издеваются? Впрочем, может быть, сестра меня так намылила, что и не видно, какой я страшненький?

– Идите, не смущайте малыша! – сказала Лиз, и в её голосе я слышал улыбку и нежность, смешанную с гордостью. Девушки, с вздохами, удалились. Боюсь, в следующий раз они попросят сестру помыть меня. Я их понимал, когда оторван от родных, хочется, чтобы был тот, о котором можно было бы позаботиться. Тем более, девочкам.

Тем временем Лиз обмыла меня чистой водой и вытерла банным полотенцем. Потом вынула из своей волшебной сумочки чистые чёрные плавочки:

– Надевай, я постираю твои трусы.

– Это девчоночьи? – с подозрением спросил я, представляя, как надо мной будут смеяться пацаны.

– Нет, для мальчиков. Долго искала, между прочим. Будешь в них купаться, когда поедем в лагерь.

Я натянул трикотажные плавки, оглядел со всех сторон. Да, гораздо лучше, чем безразмерные трусы, которые подгонялись по фигуре натяжением резинки. Иногда она рвалась…

В соседней душевой слышался шум воды и приглушённые разговоры девчат.

Пока я одевался, Лиз постирала моё бельё и предложила пройти к ней. Я, с радостью, согласился.

Поднявшись на этаж, мы прошли в конец коридора, и вошли в комнату. Я даже остановился: это была комната на четверых! Возле окна стоял стол, возле двери – рундуки на каждого, то есть, на каждого по шкафчику! Я сглотнул:

– Лис…

– А ты как думаешь? – печально сказала Лис, - Сотрудники детдома получают небольшую зарплату, так что, мы скинулись с девочками.

– Скоро обед, пойдёшь с нами? – сменила она тему, усаживая на свою кровать, которая стояла ближе к окну, и аккуратно повесив моё бельишко на спинку койки.

– Я дежурный, Лис! У меня ключ от кубрика! – показал я ключ.

– От чего? – засмеялась сестра.

– От кубрика… - смутился я, - Так на пароходах называются жилые помещения для экипажа.

– Морячок мой, - засмеялась Лис, обнимая меня. Она прекрасно знала о моём увлечении всем морским.

– Я сбегаю к своим, отдам ключ Никите, и вернусь! – решил я.

Так я и сделал. Никита, глядя на моё счастливое лицо, не возражал.

– А если спросят, куда ты делся? – только спросил он.

– Скажешь, что дежурю.

Сейчас порядки не такие строгие, и, задержавшихся, по каким-то причинам, детей, не оставляли голодными.

Но, лучше бы я остался со своими. Увидев мальчика, девочки окружили меня таким вниманием, что кусок не лез в горло. Несмотря на мои и Лискины протесты, меня завалили вкусняшками, неизвестно откуда взявшимися. Все большие девчонки собрались возле нашего стола, только девочки моего возраста не смели встать со своих мест, ревниво глядя в мою сторону.

«Надо с ними познакомиться!», - решил я, мужественно пережидая эту пытку.

Когда закончился обед, я побежал к себе, попрощавшись с сестрой. Надо было охранять сон товарищей. По дороге я размышлял, так ли организовано в других детских домах, что девочки живут отдельно от мальчиков? С одной стороны, хорошо, а с другой… Скучно без девочек!

Я успел вовремя. Ребята уже собирались ложиться.

– Ну как там, у девчонок? – смеялись ребята.

– Ой, не спрашивайте! – отбивался я, - Чуть не разобрали на сувениры!

Пацаны смеялись, завидуя, что здесь у меня есть родная сестра.

Кто-то вспомнил мою записку, пацаны начали смеяться над моей безграмотностью. Тогда я предложил самим написать правильно, при этом, глядя на мою записку. Ох, и смеху было!

Кто-то писал с мягким знаком, кто-то через «и», кое-как разогнал по кроватям, по праву дежурного.

Сам тоже улёгся, на топчан, поставленный возле двери, у стенки. Там можно было лежать, сняв обувь, а если кто-то постучит, услышу. Можно и не слушать, подумал я, зевая, всё равно все дома…

После тихого часа я уже не искал сестру, полагая, что она могла уйти в город, возможно, до утра.

А мы наслаждались свободой, в ожидании отправки в лагерь.

Меня всё-таки подловили, ночью, в туалете.

Обычно я крепко сплю, до утра, а тут почему-то сильно захотел по-маленькому, встал, надвинул тапки и побрёл в сторону туалета, громко врезавшись в закрытую дверь.

Нехорошо ругаясь, дежурный отворил дверь и придал мне направление, велев не задерживаться, а то он тоже хочет спать.

Добравшись до туалета, я не стал включать свет, и так было неплохо видно, здесь имелось окно, через которое в туалетную комнату проникал свет фонарей, освещавших территорию.

Пописать мне дали, но, отойдя от унитаза, я заметил шевеление, и успел выскользнуть из-под брошенного одеяла, толкнув туда какого-то мальчишку. Ребята начали его мутузить, не слушая отчаянных воплей, что онэто вовсе не тот, на которого они охотились.

Вообще, интересно, как они меня поймали? Я ведь первый раз вышел сюда ночью!

Но, сонный, я не стал развивать эту мысль, тоже два раза пнул шевелящийся клубок тел, как тот комар, что пинал слона, и пошёл досыпать.

После завтрака я увидел во дворе Вовку, у которого я отнял заточку и деньги. Теперь, когда у меня были свои средства, я решил вернуть ему рубль.

Сам подходить не стал, попросил позвать Вовку какого-то мальчика, лет семи, не из нашего отряда.

Когда Вовка подошёл, я увидел следы побоев на его хмуром лице. Или участвовал в ночном побоище, или ещё кто навешал, мне было не интересно. Я протянул ему руку.

Вовка, помедлив, и отводя взгляд, подал свою, и очень удивился, почувствовав у себя в ладошке свёрнутую купюру.

– Не смотри, - тихо сказал я, - мне они не нужны. А ты, думаю, понял, что такое хорошо, а что такое плохо. – Вовка кивнул, и я отошёл, независимо сунув руки в карманы шорт. Кстати, моё бельё, наверное, уже высохло, надо пойти, спросить у Лиски.