Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.

Тщательно, меня помыв, вытерла большим полотенцем, снова провела в предбанник. Здесь, вместо моей грязной одежды, меня ожидало чистое бельё, немного большего размера, шерстяной спортивный костюмчик чёрного цвета, и новые кеды с носками.

Быстро одевшись, я вышел в комнату, где стоял стол. Этот стол накрывали закусками и спиртными напитками. При виде еды меня затошнило.

– Готов? – спросил меня брат. Я согласно кивнул.

Мы вышли из подвала, сели в машину и поехали на кладбище.

Жорка нашёл могилу в тёмных кладбищенских переходах, осветил деревянную пирамидку, на которой был привинчен медальон с портретом нашей Лиски.

Ниже было написано: «Елизавета Васильевна Князева. 12.03.1953, -10.06.1968.».

Почему она Князева? – спросил я, глотая тугой комок, - Почему Васильевна?

– Садись, поговорим, - усадил меня Жорка на лавочку.

– Лиза была дочерью твоей матери. Я сын нашего отца. Мы с Лизой совершенно не родственники. А ты брат и Лизе, и мне. Понял? Теперь, после смерти Лизы, ты мой самый близкий человечек, - обнял меня Жорка.
– Лизоньке оставался всего год рабства. В будущем году, когда бы ей исполнилось шестнадцать лет, мы собирались пожениться. По нашему закону, если родители не против, это можно сделать. Такое было условие: если Лизу кто возьмёт замуж, она станет свободным человеком.

Мы с Лизой всё думали, как бы тебя взять к себе, а ты сам попросил Лизу усыновить тебя. Мы так тогда с ней радовались... – голос у Жорки дрогнул, по лицу побежали слёзы. Я его обнял, смотрел на портрет Лиски, мои глаза тоже намокли.

– Я тебе должен кое-что рассказать о семье. Отец в войну служил в разведроте, ходил в рейды по тылам противника, устраивал там диверсии. Теперь ты понимаешь, откуда у него такие навыки. То, что ты учил, называлось у них «качание маятника», когда ты уклонялся от ударов, от бросков в тебя камней, эти упражнения делали тебя неуловимым и почти неуязвимым. Также отец дал тебе основы стрельбы по – македонски. Стрелять, правда, не давали, ты только метал ножи и камни.

Когда кончилась война, отец встретил мою маму, они поженились, жили в любви, счастливо, потом родился я. А через некоторое время отца посадили. Ты, наверное, не знаешь, но тогда очень многих фронтовиков посадили. Мама бедствовала, одна, со мной на руках. Через некоторое время забрали и её. Больше маму никто не видел, меня оставила у себя соседка. Потом, в пятьдесят третьем году, отца отпустили, но зоне он, разуверившись в справедливости, попал в банду. Выйдя, отец стал профессиональным вором и убийцей. Особенно после того, как узнал, что его любимая жена сгинула, а сын воспитывается чужой женщиной. Отец забрал меня, оставив доброй женщине немало денег, как он говорит, и мы с ним уехали в Среднюю Азию. Там было хорошо, тепло, много фруктов. Мне очень нравилось. Как раз, в пятьдесят пятом, или в пятьдесят четвёртом, отец встретил твою мать. У неё уже была Лиза, мужа не было. Где он, предпочитали молчать.

В Средней Азии, а конкретно, в Ташкенте, вся власть принадлежала и принадлежит, местным кланам, для того, чтобы другой клан встал у руля, надо было уничтожить верхушку правящего клана. Нашему отцу сделали заказ, и он его выполнил. Его искали, но найти не смогли. Тогда, узнав, что у нашего отца есть любовница, схватили твою будущую мать и стали пытать, стараясь узнать, где наш отец. Но она не выдала его. Там её подсадили на наркотики, но мать так и не призналась, что знает, где скрывается отец. А когда пришли к нам, мы опять жили у соседки, узбечки, у которой без нас было семеро детей, и забрали девочку, мать слегка подвинулась рассудком, потому что Лизу пытали на её глазах.

Ничего не добившись, их отпустили, но мать сделали рабыней, и она должна была отрабатывать кровный долг отца, мы с Лизой тоже считались рабами, но были ещё очень маленькими. Отец нашёл нас, и вывез оттуда в этот город. Как он это сделал, не знаю. Здесь приобрёл дом, обустроились, потом родился ты.

Но кровники отца разыскали нас и здесь. Мать встретили в городе, объяснили ситуацию. Ей пришлось отдать Лизу, иначе они забрали бы тебя.

– А меня за что? – не понял я.

– Кровная месть. Всех под корень.

– А тебя?

– Меня тоже, как сына – первенца. Но я уже сам могу мстить. А вот с тобой получилось интересно. Во-первых, ты сын их кровника, во-вторых, сын рабыни, то есть, их собственность. Понимаешь? Если бы было можно, твоя мать сама продалась бы, но была уже не столь привлекательна, как невинная Лизонька. Бедная девочка! Сколько ей пришлось вынести.

– А как вы?..

– Мы с детства дружили, а когда узнали, что не родные, полюбили друг друга. Когда Лиза стала отрабатывать долг матери, она решила, что по любви лучше...

Впрочем, тебе ещё рано это знать, что-то я заболтался.

– Получается, Лиска согласилась продаться в рабство из-за меня? – Жорка кивнул, соглашаясь:

– Женщин в рабство, мужчин в расход!

Мы помолчали, глядя на портрет Лиски. Мне стало больно от осознания того, что моя любимая сестрёнка на самом деле лежит здесь, под двухметровым слоем земли, и не осталось больше никакой надежды на то, что всё это только бред. Я обнял брата, уткнулся ему в плечо, и горько разрыдался, к тому же события ночи дали о себе знать. Жорка тоже плакал, гладя меня по голове.

Успокоившись, я проникся доверием к брату, и решился сказать:

– Юра, тебе нравится нынешний строй?

– В каком смысле? – спросил брат.

– Ну, социализм.

– Почему ты спрашиваешь? – удивился он

– Что ты ответишь мне, если я тебе скажу, что Советский Союз развалится?

Юрка даже отодвинулся от меня:

– Ты что, рассудком подвинулся? Чтобы Советский Союз распался? Мы выиграли такую войну! У нас куча дружественных соцстран, Варшавский договор!

– Сейчас, да. Но подрастает новое поколение, которое захочет жить лучше, как в Америке.

– В Америке не было войны!

– А в Германии? Страну восстановили после разрухи, да и вся Европа уже живёт лучше нас.

– Санька! Ты, смотри, не скажи это где-нибудь ещё! Всё, что угодно, только не политика!

– Не знаю, как будет здесь, Юра, но представь, что всем нам предложат обогащаться, как захотим? То есть, можно будет воровать, причём эшелонами, продавать корабли, в том числе и военные, воры войдут в правительство. Ведь сейчас воровать много просто нет смысла, потому что нельзя потратить. Вон, папка. Что, у него мало денег? А живём в берлоге. При новой власти можно купить хороший дом, коттедж с бассейном во дворе. Как тебе это?

– Хм! Неплохо! И когда это будет?

– Лет через двадцать, может, немногим больше.

– Ну, я совсем старый буду, как папка.

– Не такой уж и старый. Мне будет лет тридцать.

– Да, хорошо бы, посмотреть на это!

– Да, хорошо, можно будет каждому купить машину, хоть какую импортную, продавцы будут бегать за покупателями...

– Ну, это сказки!

– Не сказки. Но, давай, глянем на это, с другой стороны. Возьмём мой детдом. Сейчас нас кормят, одевают, учат, за государственный счёт. Когда произойдёт переворот, перестанут платить учителям деньги, те пойдут на базар, торговать. От голода и побоев детдомовцы побегут, будут жить на вокзалах, в общем, как во время гражданской войны. Многие дети погибнут, от голода и холода. Бандиты начнут делить территории, рынки, начнутся бандитские войны, где многие ребята погибнут. Милиция будет разбойников ловить, рискуя жизнями, а суд будет их отпускать. Из милиции уйдут честные сотрудники. Кто останется без работы, кто пойдёт работать на бандитов, от безысходности, в милицию устроятся взяточники и воры. А на помойках вместе с бездомными собаками будут искать пропитание бездомные люди и старики.