Весна, которой нам не хватит

Дверь открыла пожилая, но крепкая женщина в простом коричневом платье, явно служанка. Недоумённо оглядела нас с ног до головы.

– Могу ли я увидеть мальёка или малье Симптак?
– церемонно сказал Эймери. Недоумение на лице мальи усилилось.

– Мальёк Симптак уже года два как топчет небесный луг, - ответила она.
– А хозяйка отдыхает, время к ночи. Приходите завтра.

– Доложите, - Эймери едва заметно прислонился спиной к дверному косяку - мне показалось, что ноги его не держат.
– Это важно. По поводу мальёка Реджеса.

– Что может быть важного по поводу Реджа?
– упрямо проворчала служанка, демонстрируя своё положение в доме небрежным именованием хозяйского сына.
– С небесного луга его не вернуть, полицмейстеры здесь уже побывали. А хозяйке покой надобен.

– А вы за хозяйку решать вправе?!

– Зови малье Симптак, - резко сказала я, представив на месте упрямой мальи свою Коссет. Набычившаяся было служанка внезапно сжалась, опустила плечи.

– Как вам будет угодно, малье...

– Малье Флорис.

– А у тебя дар обращаться с нижним сословием, - иронично отозвался представитель этого самого сословия.

– Да, я же верёвки из вас вью.

Несколько минут мы в молчании ожидали хозяйку. Возможно, несмотря на решение утаить особенности сына и не отдавать его в интернат и не подвергать строгому учёту, мать Реджеса тем не менее разорвала с ним связь и не горела желанием снова вспоминать о неправильном отпрыске. Старая, возможно, больная и сварливая, вроде нашей библиотекарши...

– Малье Флорис, значит?
– звучный, сильный голос заставил меня вздрогнуть. Мы с Эймери одновременно обернулись и уставились на моложавую хрупкую женщину. Несмотря на полностью седые волосы, в полумраке холла её можно было принять за довольно юную особу, такая тоненькая у неё была фигурка. Женщина подошла ближе, и я увидела, что глаза у неё зелёные – совсем как у мальёка Реджеса.

– Вы не из полиции, - задумчиво сказала она, игнорируя положенные этикетом приветствия и вопросы.
– Такие молоденькие...

– Не из полиции, - выступил вперёд Эймери, - тем не менее...

– Я понимаю, - оборвала его женщина, впрочем, грубо это не выглядело.
– Проходите, поговорим.

Вот так просто?

Возможно, смятение на наших лицах было слишком явным, потому что женщина потёрла руки – руки у неё были морщинистые, выдававшие возраст с лихвой – и добавила:

– Дара у меня нет, но я умею видеть... вы такой же, как мой сын. Ко мне ещё никогда не приходили инакие.

Не скверные. Инакие. Другие.

Значит, о даре Реджеса его семья знала... приняла его и не выдала. Смогла уберечь от учёта и стирания дара. Я не видела лица Эймери в этот момент, но подумала, что хотя бы ради этого стоило ехать в Вуджин почти через всю Айвану.

Глава 23. Печальная история

Я единственный ребёнок в семье. Мысли о возможных братьях и сёстрах никогда меня не посещали, разве что в тот недолгий дурацкий период, когда я думала, что Эймери – мой родной по отцу брат. Поэтому мне было трудно представить себе, как жили трое детей-погодок: маленькая Джесс Симптак, средний Реджес и старшая Рина – во внешне благополучной и обеспеченной семье Симптаков. Деятельная и активная мать семейства, Сабия Симптак, любила своего мужа и была им любима, родила одного за другим троих желанных детей и искренне ждала, что её счастье теперь будет абсолютным, безоблачным и безграничным.

Как же иначе?

Жизнь рассудила по-своему. Впрочем, малье Сабия чувствовала именно свою личную вину и не склонна была ругать неведомый фатум. Это её любви, внимания, сил и заботы не хватило на троих, то есть, на четверых – если считать мужа. Не смогла, не додала. Не удержала. Не направила... А со стороны-то и не скажешь.

Старшая Рина, благоодарённая, росла ответственной, тихой и исполнительной девочкой, не требовавшей к себе внимания. Редж, которого сперва сочли неодарённым, рано заговорил, обладал прекрасной памятью и врождённой грамотностью, щёлкал любые задачи, как орешки. Потом появилась Джесс, хорошенькая, будто принцесса, очаровательная фарфоровая куколка, папина любимица. Друзья, родственники, случайные знакомые восхищались любящей крепкой семьёй, и никто не видел неприглядной изнанки.

Рина ревновала сестру и брата до безумия, закусанных до крови губ и впившихся в ладони ногтей. До лютой ненависти, выливающейся в мелкие и крупные пакости. Малье Сабия терпеливо ждала, когда девочка перерастёт, привыкнет и смирится, но год шёл за годом, а всё становилось только хуже. Поначалу родители оставляли чуть подросших детей с няней, а бесконечные синяки и шишки у малышей-погодок списывали на нерадивость наёмной служанки и не очень-то верили в злокозненность намерений старшей дочки. Но то, как девятилетняя Рина ударила четырёхлетнюю Джесс и толкнула пятилетнего Реджа с лестницы, Сабия видела своими собственными глазами. У неё слова в горле пересохли от ужаса, не успела она ни крикнуть, ни поймать падаюшего сына. Редж упал, неудачно сломал ногу и остался хромым на всю жизнь – на долю неблагоодаренных доставались лишь жалкие крохи медицинских достижений.

Сабия рассчитала няню и стала пестовать недружных детей сама. Залюбленная отцом младшая Джесс, капризная и избалованная, подросла и стала давать старшей отпор. Дня не проходило без визгов и ссор, а ведь в семье был достаток. Замученная Сабия только диву давалась – а как же выкручиваются родители в семьях победнее, где нет возможности всегда брать всё на троих? Устав от задёрганной жены и постоянных криков детей, отец семейства стал приходить дома всё позже... Для Сабии сын стал отрадой и утешением, с ним она советовалась, с ним играла, ему подкладывала самые вкусные кусочки, его перед сном целовала последним – чтобы постоять с ним подольше. В какой-то момент – Рине тогда исполнилось двенадцать, а Реджу восемь – она подумала, что наступившее затишье говорит о том, что дети выросли и поумнели. Вздохнула с облегчением и расслабилась. А потом Рина попыталась утопить Реджа в прудике на заднем дворе.

– Тогда-то и пробудился его дар?
– тихо спросила я. Малье Симптак помолчала, в камине мирно трещал огонь. Я подумала о том, был ли этот опустевший дом проклятием своей хозяйки – или долгожданной наградой?

– Да. Умом я, конечно, понимала, что любой дар, благой или скверный – нечто врождённое, рано или поздно он должен был проявиться, что тут поделаешь. Но иногда, нет-нет да и закрадывалась мысль о том, что если бы я была тогда рядом, ничего бы не произошло. Редж вырывался, и разбрызгиваемая им вода превратилась в кислоту. Ожоги Рине потом вылечил целитель, у неё-то был благой дар. А мы остались один на один с этим кошмаром. Я осталась – муж давно уже был номинальной частью нашей семьи. Джесс думала только о себе, она с рождения была копией отца. Наверное, я должна была попытаться как-то понять Рину, посочувствовать, помочь, но я даже смотреть на неё не могла. После того случая она то ли одумалась, то ли испугалась – брата, меня, полицмейстеров, ходила по дому, не поднимая глаз. В моей голове мелькали такие мысли... лучше бы её не было вообще. Лучше бы она не родилась. Лет пять Рина прожила тише воды ниже травы. Редж никогда не вспоминал тот случай, а вот Джесс не упускала возможности напомнить ей, высмеять, уколоть. А я закрывала глаза и ждала, когда же она выйдет замуж и уйдёт из нашего дома. И когда случился тот ужасный пожар, когда к нам пришли и сообщили, что она была там, я не расстроилась. Наоборот. Обрадовалась, что она больше не сможет навредить Реджу или кому-нибудь ещё. Бедный мой сын. Не знаю, откуда взялся в нём этот дар. Я имею в виду, у нас в роду никого...

Малье Сабия закрыла глаза руками и посидела так несколько минут, раскачиваясь. Я осторожно подала голос:

– Но вы ведь смогли оставить сына у себя. Не передать его в соответствующее... заведение, так?

– Заведение!
– презрительно фыркнула малье Симптак.
– Это не жизнь, эти вшивые бараки, именуемые приютами. Я никогда бы не отдала туда своего единственного сына! Какая горькая ирония, что Рина, ненавидевшая брата, в итоге стала директором одного из таких заведений. Она ведь стыдилась того, что у неё такой особенный брат. Возможно, не имея возможности причинить вред ему, она издевалась над беззащитными малышами, вверенными её заботе.

Я ожидала, что Эймери расскажет о своём опыте жизни в Джаксвилле, но он молчал. Смотрел в сторону.

– Но как?
– настойчиво спросила я.
– Мы... мы не собираемся никому вас выдавать, ни я, ни мой... инакий друг. Мы хотим понять. Ваше решение не говорить о даре сына заслуживает исключительно уважения, даже восхищения. Вы...

??????????????????????????

– А с чего вы взяли, что мы никому не сказали? – горько произнесла леди Симптак. – Увы. Знали слишком многие: муж, дочери, целитель… Нам пришлось сказать. Я лишь настояла, чтобы сын остался дома.