Вести приходят издалека
Шрифт:
65
В приемный час, когда больным разрешены посещения, в холл больницы на улице Терешковой вошла немолодая элегантная женщина. В руках она несла вместительную дамскую сумку и прозрачный пакет с упаковкой кефира и фруктами.
Она прошла в гардероб и сдала санитарке свой плащ.
— Накидочку возьмите и бахилы, — сказала та.
— Спасибо, у меня халат и тапочки с собой, — ответила женщина, присела на скамеечку и стала переобуваться.
«Вот, бывают же люди культурные и вежливые, — с удовольствием подумала старушка-санитарка. —
И действительно, женщина уверенно пошла по мраморной лестнице наверх, в палаты.
Санитарка-гардеробщица уже не видела, что делала эта женщина на втором этаже, а если б увидела, очень бы удивилась. Посетительница достала из той же сумки, из которой извлекала халат, белую полотняную шапочку и марлевую повязку. Сумку она, оглядевшись, поставила за большую деревянную кадку с пальмой, а пакет с кефиром и фруктами — в стоящий здесь же, в коридоре, холодильник, где больные хранили «передачки».
Уже в шапочке и повязке, повесив на цепочке поверх халата очки, женщина снова спустилась на первый этаж, миновала ничего не заподозрившую гардеробщицу, и прошла в правое крыло холла, где находилась стойка регистратуры. На лацкане халата регистраторши висел бейджик с ее именем. Женщина кинула на него беглый взгляд и заговорила:
— Наташа, найди, пожалуйста, историю болезни Клинского Ивана Федоровича.
— Он в какой палате? — спросила регистраторша.
— Его недавно выписали, дня три назад. Завотделением просит на контроль…
— Сейчас, минуточку подождите, — девушка скрылась за шкафом.
Через минуту она вынырнула оттуда с нужной папкой.
Женщина приняла бумаги, и, пообещав обязательно занести историю болезни обратно в регистратуру, снова поднялась на второй этаж. Там она достала из-за пальмы свою сумку, сложила в нее шапочку, маску и очки. От истории болезни она аккуратно открепила два больших пластиковых листа и один маленький, бумажный. Их она тоже убрала в сумку. Наконец, в сумке оказался и пакет с кефиром и фруктами: оставлять их в этой больнице ей было некому, а просто так бросить — жалко.
Спустившись в холл, она вновь подошла к стойке регистратуры и, дождавшись, когда регистраторша в очередной раз скроется за шкафом, положила историю болезни на регистрационный журнал. Потом она переобулась в туфли, сняла халат и получила у гардеробщицы плащ.
Проделав все это, Алла Ивановна Рокотова покинула больницу на улице Терешковой. В сумке ее лежали только что украденные ею снимки компьютерной томографии, запечатлевшие, пожалуй, лучший мозг города.
66
В кабинете Ивана Федоровича Клинского слоеным пирогом висел сизый сигаретный дым. Этот дым можно было, наверное, резать ножом и выносить из кабинета ведрами. Старый профессор, чертыхаясь, изучал что-то в электронный микроскоп.
— Ни черта не видно, мать его…
Маша Рокотова, зажав нос ладонью, прошла через весь кабинет и распахнула
окно. Дым нехотя пополз наружу.— Маша? — изумился Клинский. — Вот не ждал! Привет-привет…
— Здравствуйте, Иван Федорович. Отчего ж не ждали? Кажется, я все знаю.
— Что? Откуда? — встрепенулся старик.
— Письмо я получила от Елабугова. Это один из пациентов академика. Это письмо многое для меня прояснило.
— И что же?
— А вы прочтите сами, — предложила она и подала ему письмо.
Читая, Клинский совершенно успокоился.
— Маш, он ошибается, — сказал он, возвращая письмо.
— В чем?
— Да во всем. И главное — в том, что у Цацаниди не было документации на прибор и программы к нему. Была документация.
— С чего вы взяли?
Клинский почесал лысину и тоскливо заглянул в пустую сигаретную пачку.
— Ты ведь не куришь?
Маша помотала головой.
— Ты помнишь, я говорил, что есть у меня в институте Цацаниди свой канальчик? Так вот, сказали мне, что выкрал Костя у разработчика документацию. Выкрал, а Стольникову сказал, что разработку надо выкупить. Понимаешь? Стольников деньги на это собирал, а Цацаниди-то обмануть его хотел.
— Ясно, — догадалась Маша. — Он эти деньги просто в карман положил бы, а разработку бы из заветного тайничка достал.
— Во-во! Из тайничка. Только где он, тайничок этот, никому не известно. Не успел Цацаниди дело провернуть, взял да и помер. Только помощница его, говорят, знала…
— Аня? Она тоже умерла.
— Вот. И теперь ни туда, ни сюда. Канал открыт и без прибора его не закроешь.
— Иван Федорович, но вы-то узнали по своим каналам: ставили вам имплантанты?
— Нет, — печально вздохнул старик, — не узнал. Так что не знаю, буду я следующим в списке или нет.
— Я не хочу вас пугать, но мне кажется, что в списке вы можете быть только последним, — сказала Маша. — Канал, похоже, держат именно через вас.
Клинский удивился так, что его седые брови залезли на самую лысину. Он хотел, кажется, возмутиться, что-то сказать, но только открыл рот и даже закрыть его не мог.
— Вы же читали, разработчик живет в Ярославле. И тот, через кого он держит канал, должен быть где-то рядом с ним. Бураковский мертв. Больше ярославских пациентов в списке нет, только вы.
Дверь в кабинет порывисто распахнулась, на пороге возник плечистый молодой человек в таком же, как у Клинского, замызганном льняном халате.
— Иван Федорович! — проорал он. — Все нормально, с вахты не слыхать, меня Юрка сменит…
Клинский вскочил и, схватив парня за рукав, вытолкал его из кабинета.
— Идиот, чего ты орешь? Хочешь, чтоб тебя весь институт услышал?
В Машиной сумке жалобно запищал телефон: у него разрядилась батарейка. Жаль, она собиралась звонить Остапу.
Через несколько минут Клинский вернулся.
— Фу ты! — сплеснул он руками. — Как дети малые! Хотим установку одну на ночь запустить и оставить. Уж все закупорили, чтоб не слышно было. А то, сама знаешь, директор голову снимет.