Лед о стаканы бьется со звоном.Груди упругой ходят волной.Веер соседки пахнет лимоном,пахнет ванилью душ ледяной.В черной пролетке черная дама.Кучер смеется, черный как смоль.На черепице чертит рекламачеткую надпись «Клуб Метрополь».Зала казалась больше вокзала.Публики было — не продохнуть.То ли мулатка вся танцевала,то ли же только бедра и грудь.Нет,
ворожило, а не плясалотело мулатки под барабан.На берегу голубого бокалазрел у меня с ней краткий роман.
Обнаженная девушка
Пульсом и дрожьюв кровь врываясь,ты претворяешьвремя в радость.Запах забытый память тревожит:детством пропахлаюная кожа.Запах ли моря?Запах травы ли?Запах, пронзившийдушу навылет.Руки — скрещеньем солнечных линий —глаже, чем галька,слаще, чем дыня.Ангел, горящий с песнею белойв белом костреобнаженного тела.
2°48 южной широты
Желтая пристань. Как самородки,лежат ананасы — некуда класть.К свае привязана желтая лодка;в лодке — простая рыбачья снасть.Бочонки джина — горою шаткой.Сложены ящики кое-как.Укус гадюки на голой пяткевсем демонстрирует старый моряк.Груды бананов возле сарая.Пахнет медом табачный лист.Из бочки высунулся, зевая,еще не проспавшийся в ней метис.Лишь в полночь стихнет многоголосье,и желтая пристань вроде бы спит,и только бродят по ней матросыс глазами, цветом в бесцветный спирт.
Гамма
Ветер корсарский нить разговоравырвал у нас и унес на Азоры.— Видишь, — сказал я, — позолотилиночь океана рыбы-светильни.Тихо коснулся коралла губами…Судно Азорскими шло островами.Плыли, качаясь, глаза ее рядом.Юные пряди плыли, ныряя.Так и осталось: очи-озерана широте полуночных Азоров.
Ночной порт
В бочках дубовых вина угрюмы:очень печально им на причале.Бочки мечтают ночью о трюмах.Пахнет щемяще устрицей ветер.Полночь — рыбачьи мокрые сети.Спиннинги-мачты ловят созвездья;бакены-лодки в лунном асбесте.Вспыхнул фонарик на полубаке,взвившись, как факел рыбы летучей;льются чешуйки света во
мраке.На горизонте контур шаланды, —словно команда сгинувшей шхуныпереправляет смерть контрабандой.
Судьба
Глядя на мачты из-под ладони,корпусом всем подавшись вперед,где-то в Голландии незнакомойменя незнакомая женщина ждет.Пристань, каналы в каменных плитах,мельница с черным крестом на горбувыйдут навстречу, перевернувшитак неожиданно мне судьбу.Старому саду стану хозяин,станет хозяином мне огород.Буду ласкать фруктовые губы,глядя, как яблоней сын растет.С трубкой, набитой травой забвенья,выучившись вечера коротать,утром однажды взойду по трапуна мокрую палубу я опять.Глядя на мачты из-под ладони,корпусом всем подавшись вперед,мне с рубежа незабытого молаженщина молча косынкой махнет.
Клара фон Рейтер
Как яблоко в вазе, сиропом облитый,твой голос взлетает на пятый этажв прозрачном кубике лифта.Метро укачало подземное ложе,но в темном тоннеле вагон озаренсвеченьем твоей апельсиновой кожи.Автобус струит на проспекты столицыпод взмахом твоих серповидных очейтвои золотисто-ржаные ресницы.И легче, чем тонкая нота колибри,в стеклянной тетради крутящейся дверимелькает твой профиль — изящный экслибрис.
Одна из версий земли
Добро пожаловать, о новый день!Вернулись в мастерскую глазарисунок, цвет и светотень.Вот мир огромныйвесь в упаковке из чудес:и мужественность дерева,и благосклонность бриза и небес.И розы механизм.И колоса архитектура.Земля без перерыва занятаего зеленой шевелюрой.А сок, невидимый строитель, строитс помостов воздуха наклонныхи вверх шагает по ступеням света,который стал объемным и зеленым.А землемер-река проделывает описьокрестностей.А горы моют темные бокана дне небесном.Вот мир растительных столбов дорожных,и водяных дорог,и механизмов, и строений, —одушевляет их таинственный поток.А дальше — прирученные цвета и формы,живые воздух, свет и даль;все это собрано в Творенье человека, —он дня живая вертикаль.