Вестник Силейз
Шрифт:
– Нет-нет, я готов вас выслушать.
Они проходят в кабинет посла («кабинет» – это, конечно, очень громко сказано: из всего убранства антиванку полностью устраивает только стол). Жозефина по привычке садится за стол и готовится писать.
– Я должна узнать… мессир Лавеллан, - несмотря на его просьбу, обращаться к нему так запросто, по имени, превыше ее сил, - хорошо ли с вами обращаются здесь, в Убежище? Простите за вопрос, но вы эльф, и…
Вестник пожимает плечами.
– Парочку косых взглядов я уж как-нибудь переживу, - улыбается он.
Антиванка недовольно цокает языком.
– Так-так. Я поговорю с
– Это… очень мило с вашей стороны, - замечает Лавеллан. – Я надеюсь, что такое доброе отношение распространяется не только на меня, но и на прочих эльфов, служащих Инквизиции?
– Разумеется, - не моргнув глазом, кивает леди Монтилье, сразу делая себе пометку проинструктировать прислугу еще и на этот счет. – Мы все делаем общее дело, не думая о расовых различиях.
– Приятно это слышать.
Помолчав, Жозефина все же решает поднять интересующую ее тему:
– Но вы – все же особый случай. Вам необходима наша поддержка. О долийцах ходит столько жутких историй…
– То, что мы крадем детей, сжигаем деревни и приносим селян в жертву в кровавых ритуалах? – недовольно осведомляется Вестник. – Те, кто рассказывает эти жуткие истории, обычно первыми норовят поднять нас на вилы. Мой клан столько раз защищался от таких…
– Правда? – потрясенно спрашивает антиванка, откладывая перо в сторону. – Я… я понятия об этом не имела. Простите. Я сделаю все, чтобы прекратить эти сплетни.
– Спасибо за добрые слова.
– Я постараюсь, чтобы это были не просто слова, - говорит Жозефина, и Лавеллан с благодарностью улыбается ей. – Думаю, вы сможете мне в этом помочь, если расскажете немного о том, какой была жизнь в вашем клане.
Улыбка долийца становится задумчивой.
– Какой была жизнь… – повторяет он со вздохом. – Как рассказать это в двух словах…
– Можно не в двух, - подбадривает его леди Монтилье.
Вестник опускает голову, изучая взглядом трещины в камнях пола.
– Я до сих пор не верю, что эта жизнь позади, - говорит он. – Мне все время кажется, что я проснусь утром – а над головой ткань шатра; снаружи слышны детские голоса; ветер уносит вдаль наши молитвы… Знаете, Жозефина, - он чуть подается вперед, оставаясь на самом краю скамейки, - а ведь нашу жизнь в двух словах и не опишешь. Долийцы страдают от того же, что и люди: болезни, неурожаи, плохая погода властны над нами так же, как и над жителями окрестных деревень. При этом у них есть их скромные хижины, а мы вечно кочуем с места на место.
– Ох… - Антиванка уже и не рада, что подняла эту тему. – Простите. Вам наверняка очень непросто.
– И все же я бы многое отдал, если бы все эти неприятности с Брешью закончились, и я бы смог вернуться в клан, - продолжает долиец, переводя взгляд на нее. – Хотя вряд ли кто-то, кроме Хранительницы, будет этому рад – теперь, наверное, меня возненавидят окончательно.
– Простите? – Леди Монтилье не сдерживает удивленного покашливания. – За что они могут ненавидеть вас, мессир Лавеллан? Вы… кажется, вы говорили, что вы Первый вашего клана. Разве это не знак уважения?
Лавеллан грустно улыбается.
– Первый – это ученик Хранителя, - объясняет он. – Тот, у кого есть магический дар. Когда Хранитель умирает, Первый занимает его место. Это не знак уважения, это… что-то вроде должности. Что же
до ненависти ко мне… вы же наверняка понимаете, что долийцы не любят людей и андрастианскую Церковь. Она причинила нашему народу слишком много страданий в прошлом. Когда я интересовался историей людей, это вызывало недовольство у многих в клане: они считали, что нам подобает собирать и ценить лишь знания о своем народе. Долийцы не особенно интересуются судьбой гномов или кунари, не любят людей – и вдвойне не любят тех, кто им… хоть немного симпатизирует. Поэтому весь наш клан осмеяли на прошлом Арлатвене за то, что мы слишком миролюбиво настроены к чужакам; меня же не хотели признавать будущим Хранителем даже соклановцы. А теперь, когда меня назвали Вестником Андрасте… когда я прочнее, чем когда-либо, связан с людьми…Жозефина изумленно качает головой, наконец понимая все.
– Вот почему вы были против того, чтобы вас называли «милордом», - говорит она. – Потому что так обращаются только к человеку…
– Вы первая, кто это понял. – Улыбка Вестника немного теплеет. – Но я уже привык, так что можете обращаться ко мне как угодно. Я ведь тоже не подумал, что для вас такое обращение привычно, неправильно расценил вашу вежливость. Извините.
– О, ничего страшного… милорд. – Антиванка сразу бросает пробный камень, но лицо Лавеллана остается безмятежным. – Я понимаю, как вам сейчас тяжело привыкать к новой жизни. Я… впрочем, неважно.
– Расскажите! – просит долиец. – Или это ваш секрет?
– Нет-нет, никакого секрета. Просто… нечто подобное со мной было, когда я занялась дипломатической работой. Это было так не похоже на мою прежнюю жизнь: новое дело, новые лица, новые цели… Впрочем, вряд ли это сравнимо с вашей ситуацией. Закрывать разрывы мне не доводилось.
Вестник смеется, неосознанно убирая с колен левую руку.
– Думаю, в этом вам повезло.
Повисает неловкая тишина. Спохватившись, леди Монтилье вооружается пером:
– Благодарю за то, что уделили мне время, милорд Лавеллан.
– Обращайтесь. И… - Поднимаясь со скамьи, он неожиданно говорит: - Уже, наверное, почти ночь. Вы наверняка устали. Отдыхайте.
Это неожиданное проявление заботы удивляет Жозефину. Лавеллану наверняка и без того есть о чем подумать, что явно устал – и все же его хватает на добрые слова. Для нее, для человека.
Может, он и правда не годится в долийцы?..
– Доброй ночи, милорд, - улыбается антиванка.
– Доброй ночи.
Когда Вестник уходит, леди Монтилье силится представить себе ту странную кочевую жизнь, о которой он говорил. Получается с трудом: Жозефина – городской житель, ее не слишком интересуют природные красоты и тем более походный быт. Пожалуй, стоит поговорить с долийцем еще раз.
Отчего-то эта мысль приносит антиванке некоторое удовлетворение.
Комментарий к Revelaciоn
Revelaci'on - откровение (исп., он же антив.)
========== Кассандра ==========
Кассандра оглядывается по сторонам. Сельская идиллия Ферелдена, пожалуй, ей нравится. Неказистые, но прочные деревенские дома с поросшими травой крышами, спокойная озерная гладь, гомон толпы где-то неподалеку – все это странным образом успокаивает неваррку, которая за последние месяцы отвыкла видеть что-то, кроме сражений, разговоров ни о чем и скандалов на пустом месте.