Ветер истории

Вместе с солдатами батальона подкрались к броневику. Мой экипаж сидел в заведенной машине и ждал сигнала на случай, если надо будет брать подстреленного на буксир. Практически на ощупь осмотрел подвеску и колеса(из траншеи их было не видно) вроде все в порядке.

– Ну давайте, мужики, навались!
– скомандовал я вполголоса. Глупо, конечно, немцы далеко и все равно не услышали бы.

Солдаты дружно упершись подняли Минерву на колеса и сразу же, согласно плану, ушли в окопы. Броневик еще покачивался, а мы уже принялись его заводить и, о чудо! он завелся. Пришлось бегать вокруг командуя действиями водителя, сам бы он в темноте точно в воронку завалился, а потом еще и впереди идти высматривая дорогу. Стремно, однако, ну да ничего, выбрались. Немцы среагировали, когда мы уже подъезжали к дороге. Кинули несколько снарядов на позиции, где мы возились, и успокоились.

Утром хмурый и не выспавшийся опять гонял германскую пехоту. Германское командование, видимо, решило нейтрализовать нашу мобильность, предприняв массированные атаки сразу на трех направлениях. Я рванул к броду, вторая машина с орущим после контузии Климом на помощь второму батальону, а третий неожиданно отказался от помощи. Сообщил, что германцы под огнем форсируют речку и копятся в овраге, но с такими потерями копиться для полноценного удара им еще долго. Так что мы можем работать на других участках, а к нему вдвигаться, когда освободимся. Намекал комбат так же и на какой-то сюрприз, приготовленный для врага. Ну и славно, нам же проще.

В эпической битве за брод я, наконец, увидел Первую Мировую во всей красе. Пьяные в дым немцы перли волнами. Пулеметы и шрапнель выкашивали их цепь за цепью, а они все перли и перли. Даже три пушки пытались подкатить пока русские и германские гаубицы старались подавить друг друга. Ну да у наших тоже трехдюймовки нашлись. Как только немцы подкатили свои орудия поближе и начали их приводить в готовность, их накрыла шрапнель. Ну и слава богу, а то они меня серьезно нервировали. После первого боя у второго броневика обнаружились две дырки от пуль в борту, что меня крайне озадачило. Как-то не ожидал я, что сделанная от пуль броня этими пулями пробивается. Так что было решено ближе двухсот метров или трехсот шагов по-местному к врагу не приближаться и за линию окопов не лезть, а то проходимость у Минерв была аховая. К этому мне тоже привыкнуть было трудно. Все таки боевая машина и вдруг паркетник. На всякий случай плотно обстреляли пушки в надежде пробить щиты и достать тех, кто мог за ними укрыться. В последствии и мы и артиллеристы постоянно держали пушки под присмотром. Куча трупов вокруг них росла, но немцы все же пытались время от времени к ним пробраться. Окончательно они выдохлись только через час, после нашего прибытия. Новые волны атакующих прекратились, а выжившие полежав еще некоторое время и дважды попытавшись прорваться к траншеям, начали отходить. Сразу же из окопов выскочило десятка два солдат и бросились к пушкам. Мы прикрыли их огнем, благо германская пехота еще не далеко ушла и артиллерия по нам работать не могла. Солдаты с радостным гиканьем и уханьем укатили пушки к себе. Уже когда мы готовились к отбытию, набивая ленты и доливая спирт в баки их грустный командир подошел к нам и пожаловался на жизнь.

– а пушки-то не те оказались.

– В каком смысле не те?
– удивился я.

– не трехдюймовки. Я-то думал это переделка из наших, а они вишь, свою сделали. Калибр у них чуть больше нашего. Слышал я про такую новинку, но думал еще не скоро по всему фронту распространится.

– Но стрелять-то можно?

– Можно, пока снаряды не кончатся.

Разочарованный унтер пошел к своим, а мы поехали к третьему батальону. Как выяснилось, там справились без нас. Сюрприз для немцев и правда оказался сильным. Командир таки исхитрился спрятать одну трехдюймовку на продольной оси оврага. Ее частично врыли в землю, накрыли тюками соломы и плетеными матами и все это замаскировали сверху травой, благо она везде была жухлой и разница в глаза не бросалась. Когда немцы решили, что их скопилось достаточно для атаки и офицеры задули в свистки, пушка открыла огонь. От неожиданности высунувшиеся было немцы среагировали инстинктивно и совершенно не правильно - попытались спрятаться в овраге. Поставленная на картечь шрапнель сметала их слоями на сколько хватало пробивной мощи картечин в сплошной массе тел. Тех кто пытался выскочить сметали пулеметы. За десять минут пушка расстреляла все бывшие при ней снаряды и попыталась уйти, но не успела. Сразу целая батарея накрыла ее позицию. Весь расчет погиб, а от самой пушки остался только ствол точащий из земли. Но немецкую пехоту это не спасло и даже не утешило потому, что рота русских пехотинцев провела атаку по дну оврага и мстя за погибших только что товарищей, пленных не брала. Форсировать реку в обратном направлении тоже никто не сумел.

Вечером к месту сбора пришел экипаж второго броневика. Злой как черт Клим сообщил, что германский снаряд опять попал в них, но на этот раз в переднее колесо. Поскольку за наши окопы не совались, как и было оговорено, и весь экипаж цел, то оружие и боеприпасы уволокли все. Немцы же наученные ночной эвакуацией обрушили на несчастный броневичок град снарядов, пока не оставили от него кривенькую и горелую коробку.

– Не везучий я видно - вздохнул Клим.

– Мне бы такое невезение. Всю войну прошел, дважды подбитие машины пережил, ушел со всем имевшимся имуществом и все недоволен.
– устало проворчал я в ответ - Как это немцы вас так ловко подловить смогли?

– Немцы вояки умелые, а случается на войне всяко.
– Твердо глядя, мне в глаза заявил Клим, но потупленные глаза водилы намекали на его ошибку.

– Застряли что ли?

– А хоть бы и застряли! Там все поле перепахано так, что не поймешь где окопы были.

– Да ладно тебе водилу выгораживать. Никто его не винит. Ну я по крайней мере, точно не виню. По уму никого из них еще месяца два в бой пускать нельзя было. Считай и не учились совсем.

После этого дня немецкие атаки стали какие-то вялые и малочисленные. Зато артобстрелы шли непрерывно. Нас уже не дергали, справлялись сами. Я, наконец-то поспал, оружие почистили и смазали, набили все ленты и магазины, а двигателю сделали маленькую профилактику в полевых условиях. Вынесенный Климом пулемет смонтировали на самопальный станок и возили на бричке. В бой на ней нельзя соваться - сметут на раз. Тут куда не попади, хоть в лошадь, хоть в саму бричку, все одно хана. Ну да ладно будет маневренная группа огневой поддержки. Надо и второй максим немецкий, который спаркой заменили, станком оснастить. Боец с ручником катался на той же бричке рядом с кучером(или все таки ездовым его правильно называть, а неважно). Я правда сперва хотел, их всех на обычную двуколку посадить, пулеметчики встали грудью и не допустили. Оказывается пулемет в собранном виде на телеге возить нельзя. Тело пулемета тяжелое само по себе, а уж с водой в кожухе и подавно. Крепление же было слабое и от тряски разбивалось. В результате пулемет начинал болтаться на станке во время стрельбы и попасть из него куда-нибудь было невозможно. Меня эта новость поставила в тупик. Тачанка ведь один из главных символов Гражданской Войны! Не могли же за год все пулеметы переделать, чтобы они езду переживали. Тут я вспомнил, что на броневиках-то они ездят, значит все дело в самой телеге. На рессорной бричке пулеметчики перевозку одобрили. Как вскоре выяснилось, мангруппа появилась очень вовремя. После четырех дней вялой возни и яростных обстрелов, немцы нашли слабое место. Они ударили на стыке полков, там где Черная вытекала из болота. Пройти там мог только пеший, да и то с трудом, но немцы накидали фашин, палок, елок и прошли. Смяли немногочисленные заслоны и попытались ударить во фланг первому батальону, чтобы расширить плацдарм и взять пригодный для переправы войск участок. Но не вышло. Батальон отбил первую атаку, нарыл новых окопов, получил подкрепление и уперся так, что сдвинуть его стало невозможно. Тогда немцы накопившие уже значительные силы на нашем берегу, решили пройти в обход и зайти с тыла сразу к броду. Таким маневрам они прорывались по удобной переправе прямо к дороге на станцию, а силы полка попадали в окружение. Резервов в полку не оставалось и ситуация становилась критической. Окопники просто не успевали помешать германской пехоте, да и снять с позиций хотя бы взвод было невозможно. Потери в батальонах были уже серьезными, а немцы начали активно давить с фронта. Спасать положение кроме нас было некому. Один броневик с пехотным прикрытием из трех ездовых и экипажа разбитой Минервы. Писец подкрался и стоял рядом сопя носом в самое ухо.

На дорогу по которой, согласно сообщению, клятые германцы топали к броду мы выехали вдоль того самого оврага. Во-первых так было ближе, а во-вторых у меня был расчет поставить там отсечку для подкреплений и рвануть вдогонку уже ушедшим дальше немцам. За старшего на позициях оставил Клима, естественно. С ним остались все кроме экипажа броневика, то есть ездовые, второй экипаж и десяток пехотинцев выделенных нам в помощь комбатом-3. Больше он дать не мог - самому не хватало. Осматривать позиции и тем более ждать их обустройства не стал. Все равно Клим в этом лучше меня разбирается, а самая большая помощь ему от меня, это скорейшее возвращение.

Первых немцев мы догнали буквально через две минуты. Они нагло перли походной колонной и появление наше застало их врасплох, как, впрочем и нас. Несясь на бешеных почти 30 км в час, мы прошли поворот и чуть не врезались в замыкающих колону гансов. Продольный огонь по колонне из пулеметной спарки в упор - страшное дело. Пули пробивали по три-пять человек насквозь и немцы умирали раньше чем успевали упасть их товарищи убитые той же пулей раньше. Была бы колона покороче так бы всех на дороге и положили. Ну а здесь не вышло. Германцы довольно резво сориентировались и ломанулись к лесу. Добежали немногие, но нам хватило и их. Пехотинцы забежав в лес, тут же залегли и открыли по нам огонь из винтовок. Хорошо еще, что водила мгновенно отреагировал и рванул вперед, объехав трупы по обочине. Стрелять на ходу было невозможно и немцы стали палить бегло. Пули звонко лупили по броне. Что-то сильно ударило в корпус. Глянул, а на животе у кирасы здоровенная вмятина от пули. Попало не только мне. Когда проскочили место погрома вмятины обнаружились еще и у Ивана, а водиле пуля поцарапала плечо. Второму пулеметчику пуля прошила руку на сквозь, но он храбрился и заявил, что может стрелять и дальше.

– Ну теперь ты настоящий Криворучка.
– схохмил водила не оборачиваясь. Раненный не обиделся - привык уже, что над его фамилией все время подшучивают. Перевязали на ходу, вроде и правда держится уверенно. Еще две колоны нагнали по пути, но там уже не останавливались. Сходу сметали немцев огнем и колесами за неимением бампера и летели дальше. Разбежавшиеся остатки нас не интересовали. Ловить их по лесу дело долгое да к тому же бесполезное по большому счету. Что эти десяток-другой рассеянных по округе солдат могут сделать? Глобального ничего, а на не глобальные угрозы нам размениваться некогда - товарищи у мостика через овраг ждут. Быстро долетели до позиций второго батальона, убедились, что немцы сюда дойти не успели, предупредили о разбежавшихся по округе гансах и рванули назад. Сразу, однако, вернуться не получилось. У развилки остановились - показалось Криворучке, что стрельбу слышит. Прислушались - ан нет, не показалось. Стреляли в направлении села, а там и штаб и службы разные и наш сарай. Если немцы это все разгромят, полк практически можно будет считать уничтоженным. Без управления, снабжения, подкреплений и тыла как такового, немцы его быстро разобьют по частям и стойкость пехоты не поможет - просто кончатся сперва боеприпасы, а потом и сама пехота. Так что летели на звуки боя мы, выжимая из двигателя все что можно и нельзя. Тот натужно выл, но тянул. Успели! Примерно рота германцев пыталась подобраться к околице под огнем пулемета, трех десятков винтовок и даже наганов, судя по звуку. Похоже в обороне участвовали все кто мог стрелять. Наше появление решило исход боя за пару минут. Внезапной атакой с тыла мы опрокинули немцам фланг и согнали их в кучу, благо зацепиться им в чистом поле было не за что. Стоять толпой под перекрестным огнем немцы долго не смогли и сдались. Из села тут же выбежали мастеровые и под руководством аж пяти офицеров принялись обыскивать и вязать руки пленным. Взяли их человек сорок, еще десятка два раненных собрали в поле. Считать их я не стал - ни к чему. Вместо этого подъехал к позициям оборонявшихся тыловиков. Причем вести машину пришлось самому - водитель поймал еще одну пулю и на этот раз серьезно. Знал бы заранее, что броня здесь такая, не крышу со спинкой городил бы, а лоб нарастил и борта. Да что там говорить - задним умом все мы гении.

Встретил меня полковник Петухов лично. Разгоряченный и слегка взъерошенный он выслушал мой доклад, задал пару вопросов о ситуации на дороге и позициях батальонов, объявил нам свое удовольствие и назвав орлами ушел заниматься своим основным делом - управлять полком. Нам велел готовиться к продолжению боя и ждать казаков, которые должны подойти с минуты на минуту. По пути к штабу Петухов наорал на связистов, чтобы быстрей шевелились и на мастеровых просто так. Впрочем орал без злобы, скорее даже радостно. Следом за ним ушел и Симоненко. Весь сияющий и бравый, размахивая наганом в левой руке и гордо неся на перевязи правую. У него это был первый бой. Теперь, наверно, клюкву долгожданную получит и не будет комплексовать перед другими офицерами. Пока заправлялись и набивали ленты и магазины, нам подошел Сыпченко.

– Здравия желаю, господин фельдфебель.
– грустно поприветствовал он меня.

– и тебе не хворать, а где Огурцов?

– нет больше нашего маляра, убили его. Первым же выстрелом убили. Правильно вы его в бой не брали. Не место ему там разине такому. Да только человек предполагает, а Бог располагает. Мы его в тыл, а война его и здесь нашла.

– Земля ему пухом.
– Все дружно перекрестились.

– Когда вы оборону-то организовать успели?

– Полковник наш вояка тертый. Как узнал о прорыве, сразу телефониста к развилке отправил в секрет, а всем кому можно велел оружие приготовить и самим на готове быть. Хорошо пулемет под рукой оказался, а то бы не отбились.