Ветер перемен, часть первая
Шрифт:
– Но если ты так уверен в этой катастрофе, почему бы не попытаться её предотвратить?
– задал вопрос Арнольд.
– И как вы мне предлагаете это сделать?
– пожал я плечами.
– Мне завтра пойти к командиру части и - что? Что я ему скажу? И где, после этого окажусь?
Арнольд промолчал.
– В лучшем для меня исходе этого разговора, наш полкан обматерит меня и выгонит вон.
– продолжил я.
– А в худшем - я окажусь в Топице, Главдурдоме ГСВГ. Оно мне надо? Но даже если бы командир полка и поверил мне, допустим такую абсолютно нереальную ситуацию, чтобы он мог сделать? Доложить комдиву? Как положено в соответствии с субординацией? В таком случае вариант с матюками или дурдом светил бы уже ему. К тому же, расследование причины аварии не даст никаких результатов. Никаких неисправностей не будет выявлено. Самолёт просто упадёт. Ни о каких проблемах на борту лётчики не сообщат и не подадут сигнала SOS. Вот такая загадочная будет катастрофа. Поэтому
В этот момент у меня мелькнула мысль: а что если и падение нашей цивилизации это тоже судьба, такая же слепая и безжалостная, которую никто не в силах изменить? По спине пробежал холодок. Неужели все усилия будут напрасны? Можно убирать злодеев-политиков, но на смену им придут другие такие же или ещё хуже! Хотя... Если могут прийти хуже, то могут и лучше? События не могут повторятся абсолютно идеинтично, как под копирку. Ведь каждый исполнитель привносит что-то своё, присущее только ему. Если бы убрали Гитлера и на его месте оказался Гиммлер или Канарис или ещё кто-то из нацистской верхушки, то Вторая мировая, даже если бы и состоялась, что не факт, проходила бы по другому сценарию и завершилась бы иначе. Это подтверждают попытки оппозиционных генералов остановить войну, когда стало ясно, что победа для них невозможна. Значит шанс, всё -таки есть? Должен быть! Эффект бабочки никто не отменял. Кстати, я смогу убедиться в этом через какое - то время: зная события наперёд и оказывая на них влияние, где подталкивая, где тормозя, а что-то может и вовсе удастся отменить, я замечу, как будет изменятся ход истории. Вот тогда и будем решать в каком направлении её двигать. Пока же нужно попытаться бороться со злом, во всех его проявлениях: от обычной уголовщины до политических интриг, терроризма, военных конфликтов.
– Что-то не так, Александр?
– Всё нормально, герр Хеттвер, просто кое-какие размышления. Нам нужно будет разработать способы передачи информации. Вы не сможете ездить слишком часто, это может вызвать подозрение, даже если вы будете проезжать через разные пограничные переходы с разными документами. Хотя какое-то время это возможно, благодаря тому, что всеобщая компьютеризация ещё не наступила. Тем более, что я буду давать большой объем информации со многими подробностями и вы просто не сможете всё запомнить. А перевозить такие данные очень опасно - если они попадут к нашим врагам, последствия будут ужасными. Гораздо ужаснее, чем если бы мы совсем ничего не делали.
– Я об этом уже подумал, - согласился Арнольд, - это первое, что нужно сделать. Я поставлю эту задачу перед руководством.
Так, отметил я для себя, он впервые, фактически признал, что является сотрудником спецслужб, значит дорогу назад он себе отрезал. Это хорошо. Решился.
– И пожалуйста, Арнольд, выходите сразу на всё своё начальство, самое высокое, до которого можете дотянуться.
Я намеренно выделил слово "всё". Меня не устраивало только БНД, где Арнольд занимал не очень высокое положение и бюрократические проволочки с доступами к секретам могли затянуться.
– Нам нужно торопиться, в мире начинаются важные и опасные процессы, - продолжил я, - по существу они давно идут, но сейчас начнут набирать скорость и мы не можем стоять в стороне. Нужны активные мероприятия опережающие действия деструктивных сил. Пока же Запад только реагирует на прямые атаки, причём, не всегда лучшим образом и в конце концов это приведёт к его поражению.
– Но западный мир сильнее соц.лагеря, - возразил Хеттвер, - не говоря уже о Востоке.
– Это временно, Арнольд, - покачал я головой.
– Вы убаюкали сами себя. Ваша экономическая и военная мощь сыграет с вами злую шутку. Вы считаете, что воевать с Западом - это безумие, а значит на это никто не пойдёт. Но забываете, что всегда может найтись один безумец, который сможет повести за собой обалваненное население. Да что много говорить, если даже такой культурный и образованный народ как немцы, поддались бредовым идеям фюрера. А на Востоке народы более отсталые. Но это длинный разговор, Арнольд, а мы и так уже долго тут сидим, боюсь меня хватятся и придется выкручиваться. Если у вас нет больше вопросов, давайте подведем итог: первое - вы обезвреживаете шпиона "штази" Гийома и всю его сеть. Затем мы займёмся вашими и итальянскими "Красными бригадами". Сейчас вы взяли верхушку своих, но после их самоубийства в тюрьме, да такое произойдет, - кивнул я, заметив, как вытянулось лицо Арнольда, - появятся их более многочисленные и более жестокие последователи. Накачиваемые деньгами КГБ они начнут настоящий террор против государственных служащих. Итальянским "Красным бригадам" даже удастся похитить и убить премьер-министра. Мы должны их ликвидировать раньше. Когда у вас появятся доказательства, что все события предсказанные мною сбываются, вы донесёте эту информацию до руководства. После этого я дам конкретную информацию по персоналиям. Ну а когда нам удастся придушить этих
И последнее. Когда вы убедитесь в ценности моей информации и решите продолжить наше сотрудничество, вам необходимо связать меня с МИ-6. Я знаю, у вас есть такая возможность. Хорошо бы сразу и с ЦРУ, но ваши возможности здесь сильно ограничены, поэтому довольствуемся пока англичанами. Вы должны дать им контакт со мной. Ваш человек из сикрет сервис найдет меня в ресторане Дома офицеров здесь, в Ризе. Там мы играем каждую субботу и воскресенье. Вход в ресторан свободный для всех, а не только для офицеров советской армии и немцы заглядывают туда, хоть и не в больших количествах. Пусть этот агент придёт в субботу и закажет сыграть ему старинную песню " Кавказский казачок", запомнили?
Арнольд на мгновение замер и кивнул головой, а затем спросил:
– А такая песня действительно существует?
– Нет, - улыбнулся я.
– Есть просто "Казачок" и если его переспросят, пусть настаивает именно на "Кавказском казачке", так я буду знать, что он от вас. После того, как ему откажут в песне он садится обратно за свой столик и ждёт, когда я выйду в туалет. Он выходит следом и там он передаёт мне послание от вас или от руководства МИ-6 и вопросы, на которые вы хотели бы получить ответ. На следующий день, в воскресенье, мы снова будем играть там же и я таким же путем передаю ему информацию. Конечно уже без заказа песни. Поэтому важно, чтобы он первый раз появлялся именно в субботу, чтобы ему не пришлось ждать ответа целую неделю. Да, схема несколько неуклюжая, но это может только на первый - второй случай, а потом мы совместно разработаем более удобный вариант. Невозможность свободного выхода из расположения части сильно ограничивает выбор способа общения, это практически единственная возможность пока. Но я постараюсь как-то решить эту проблему.
Видимо Арнольд уже устал удивляться, потому что принял мои слова спокойно.
Он кивнул головой и поднялся из-за ученического стола, за которым просидел весь разговор. Потом, решившись, поймал мой взгляд и спросил:
– Александр, можно личный вопрос?
– Конечно, Арнольд, - спокойно ответил я.- И к чему бы он не относился, обещаю вам, что отвечу максимально честно. Я хочу, чтобы мы были с вами настоящими партнёрами, даже больше - настоящими друзьями, уверенными, что никто из нас двоих не только не предаст, но и даже в мелочах не будет неискренним. Я слушаю.
– Как ты относишься к Габриэль?
Я завис. Что ему ответить? Только что наговорил кучу пафосных слов о доверии и честности и тут же соврать?
– Арнольд, - начал я неуверенно, подбирая слова.
– Вы ставите меня в такое положение, что я просто не нахожу слов, чтобы ответить вам. Я обещал вам максимальную открытость и честность, но...
– Извини, Александр, - остановил меня Арнольд, - возможно я не ясно выразился. Я не требую от тебя полной откровенности. Просто Габриэль для меня как дочь, даже больше. У меня нет детей, ты наверное знаешь, - он не весело усмехнулся, - ты многое знаешь, чего и не должен. Габриэль моя единственная любовь, которую мог бы испытывать отец к дочери. Она просто изумительная девушка! Я готов сделать для неё всё и сделаю всё, чтобы она была счастлива и прожила достойную жизнь. Я слежу за её учебой и готовлю ей возможности для дальнейшей учебы и карьеры в ФРГ. Всё было прекрасно и тут появляешься ты.
Он сделал паузу.
– Я не видел её такой никогда. Она в смятении. Она сама не понимает, что с ней происходит. Сегодня только вторая ваша встреча, но она сказала мне, что даже боится тебя!
– Боится?!
– чего-чего, но только не этого я ожидал.
– Да, боится, - кивнул Альберт, - боится, потому что не может контролировать себя. Она очень организованная девочка, но теперь она сама не понимает, что с ней происходит. Даже до сегодняшнего вечера, после единственной встречи с тобой, она была сама не своя и буквально с трепетом ждала этой встречи сегодня. И уже здесь она чувствует, что с ней происходит что-то, чего она никогда не испытывала и она - боится. Она не знает, что ей делать и как себя вести. Я-то догадываюсь, что с ней, поэтому и спрашиваю тебя об отношении к ней. Это удивительно и для меня - уж как-то всё слишком быстро.
Он замолчал глядя на меня.
– Ну что вам сказать, Альберт, - я замолчал, вздохнул и улыбнулся, - своим вопросом вы делаете меня счастливейшим человеком! Теперь мне хотя бы ясно, что я не безразличен для Габриэль. Что у меня есть шанс.
Я улыбнулся ещё шире.
– Да, Альберт, я люблю Габи. Люблю очень! Вам я могу это сказать, а ей - ещё рано. Боюсь напугать. Не смотрите на меня так недоверчиво. Повторю ещё раз - я её очень люблю ! И это не просто красивые слова, тем более, что зачем бы я говорил их вам? Ей - понятно, но не вам. И это не любовь с первого взгляда, в которую многие не верят. Это чувство проверенное временем. Знаю, что звучит странно, но это так и это всё, что я, пока могу вам сказать. В одном вы можете быть абсолютно уверенным - я не причиню ни малейшего вреда Габриэль и ни обижу ни словом, ни действием. И пока я рядом - никто не сделает ей ничего плохого.