Ветер странствий

Но на третий день сомнений не осталось. Что-то случилось. И весьма мерзкое. От серьезной болезни Марка (этого еще не хватало!) до разоблачения некоего горе-шпиона.

На четвертый день Ревинтер, сцепив зубы, явился к Тенмару. Проситься в бой.

Повезло — тот оказался в зале. И рядом — только Керли, а не Эверрат. И капитан, хоть и поморщившись, но отошел. Далеко.

— Ты снят со всех боев, — хмуро объяснил герцог-гладиатор. В последнее время улыбавшийся еще реже, чем раньше.

— Мне нужно выйти!

— Дождись Октавианов. Тут осталось-то…

— До Октавианов — еще два дня! — сорвался Роджер. — Что-то случилось!

— Что-то? — А вот теперь угольные глаза прожгли столь знакомо, что Ревинтер чуть не вздрогнул. Хоть пора бы и привыкнуть. — И ты — не при чём?

— О чём вы? — Роджер похолодел.

Что еще…

— О последних новостях славного города Сантэи. Отец твоего подопечного сегодня арестован. Еще утром.

— Что?!

— Что слышишь. А теперь вспоминай, о чём именно докладывал Андронику.

Вот так. Всё сначала. Не хватает только луны, бутыли и клинков. И мордобоя.

Впрочем, клинок есть. Шпага Тенмара опущена… но так и видится ее краткий, стремительный взлет. И раскаленная боль в груди. Или в горле. И тьма.

И покой. Вечный. Эта боль станет последней.

Только кто тогда поможет Марку? Или хоть попытается! Один Тенмар? Отправится лично предлагать себя в шпионы?

Так даже это — поздно. Марк для Андроника — уже отыгранная карта.

И если еще и из-за Роджера…

А еще где-то есть она. Та, что играет с маленькими, смешными шариками…

— Я не предавал Марка! — отступать Ревинтер не стал. Как и опускать глаза.

На сей раз — не за что.

Даже если Тенмар захочет убить — не бегать же по залу. Хватит, набегался!

— Что ты говорил Андронику?

Анри подозревает Роджера. А кого ему еще подозревать? Конрада Эверрата?

И кого — Марку? Особенно, если Андроник рассказал ему всё.

— Только то, что до этого — тебе. Я не предавал Марка, — почти беспомощно повторил Роджер. — Только не его! Он был моим другом. Почти как Серж. Что с ним сделали?!

— Пока — дома, — смягчился Анри. — Под домашним арестом.

— Помоги мне выйти отсюда! Я должен его видеть!

— Тебя к нему не пустят. И это еще в лучшем случае.

— Тенмар, он должен знать, что я его не предавал!

Что плеснулось в непроницаемо-черных — два ночных озера! — глазах? Поздно гадать — сумрачная гладь уже сомкнулась вновь. Тенью над чернеющим пепелищем.

У тебя глаза цвета ночного Альварена, Тенмар. Осеннего, бурного — в период штормов.

Почему Роджер понял это только сейчас?

— Допустим, ты проберешься к нему. Допустим, он тебе даже поверит. И добьешься ты этим лишь того, что сдашь Андронику уже себя. И тогда уже ничем не поможешь Марку. И никому другому.

Тенмар тоже вспомнил ее?

— Тогда что мне делать?

— Дожидаться вестей от Андроника.

— Это ты советуешь мне ждать?!

— Да. Именно я. Если ты еще не понял — твой Андроник в силах уничтожить тебя в любой удобный ему миг. Едва ты окажешься вне казармы. Здесь тебе не Эвитан, а ты — бесправный гладиатор. И вдобавок — отработанный материал и лишний свидетель. Кто из нас — сын Бертольда Ревинтера? Почему именноядолжен объяснять тебе столь простые вещи?

Роджер без сил опустился на скамью. Дураком был — им и остался, как сказал бы отец.

— И еще — мне напомнить, как ты умеешь драться? И что на тебя хватит любого наемника? Одного, — добил Тенмар. — И даже это — еще не всё, Роджер. — Анри присел рядом. Как тогда, ночью. — Сенатор Лаэрон обвинен в заговоре против императора. Стоит тебе добиться встречи с Марком — и в заговорщики запишут и вас. Ты уверен, что будешь молчать под пытками, Роджер?

Уверен. Что точно заговорит раньше Марка. Гораздо.

Глава 7

Глава седьмая.

Квирина, Сантэя.

1

Если бы кто спросил мнение одного отдельно взятого мидантийского аристократа — тот предпочел бы пойти не на стадион. Алексиса уже второй день как заждались в доме некой почтенной матроны. А ее муж, как это часто бывает, очень стар, очень болен и очень доверчив.

Зато жена — милая и привлекательная дама. Лет двадцати пяти или двадцати шести — в расцвете красоты!

Только, увы — вместо нее Алексис вынужден идти общаться со скучным почти монахом. И всё благодаря кузине! Чего не сделаешь ради хорошего друга? Подруги.

Весело, нечего сказать.

Еще веселее стало на стадионе. Куда Марк не явился вовсе.

— Мы должны пойти к нему! — немедленно заявила Валерия.

Юноша не успел придумать достойное мидантийского дворянина оправдание. Не смазливой же горожанкой отговариваться, в самом деле! Компрометировать честь дамы — недостойно истинного кавалера.

— Вдруг с ним что-нибудь случилось?

Тогда туда тем более соваться нечего.

Мидантийские девы — невыносимо скучны. В отличие от вдов. Но порой, изредка, Алексис жалел, что кузина — квиринка. Ни одной жеманной мидантийке из хорошей семьи и в голову не придет мчаться выяснять, что именно случилось с молодым аристократом — из столь же хорошей семьи. И случилось ли вообще. Ее удел — сидеть дома и вышивать. Или танцевать на балах. Дожидаясь, за кого папа просватает.

А тут хорошего мало. Алексис с этим Марком даже не знаком. Двумя словами не перемолвился. Так на каком основании притащится к кузининому возлюбленному домой?

Но еще хуже — если Валерия сама туда поедет. Да еще и в открытую. А с нее станется!

Значит, единственный выход — попытаться отговорить. Ну почему, почему кузина не такая, как та девица Юстиниана, хотя бы?

— Алексис, пожалуйста! Мне сегодня сон приснился… ужасный! Кошмар просто… — сестренка непривычно поежилась.

Сон — это конечно! Это — очень важно…

Ясно — отговорить не удастся. Придется ехать. Таков уж удел любого старшего брата.

2