Ветер странствий

Сильвия, в отличие от Ирии, не львица, а лань. Но даже лани умеют лягаться. Особенно — если отбиваются от шакалов. Надушенных, завитых и еще даже не слишком растрепанных. Ничего, последнее — сейчас исправим.

Девушка — бледна как мел, бывшие косы рассыпались по плечам.

Белый от злости Андроник — еще скорчен, но уже разгибается.

Шелка, ковры, осколки флаконов на полу. И просто убийственное амбре разлитых духов. Вперемешку с винным… уже не ароматом, а вонью.

— Прошу прощения, что помешал. — Когда-то Анри Тенмар менял голос легко, теперь это сложнее. Но тоже ничего вышло. — Мы забираем вашу даму, сударь. А также ваш кошелек и несколько этих милых побрякушек.

«Разбойник» нагло указал на кольца, унизывающие наманикюренные пальцы Андроника.

Играть так играть. А главарь «Вольных Сынов Ночи», что требует только прекрасную даму, а деньги и ценности оставляет, где были, — это персонаж Артура Ленна. Андроник-то, может, роман со скуки и читал. Но даже если он в такое верит — не поверят расследующие ограбление.

И жаль, что подонка нельзя убить. За насильственную смерть патриция в собственном доме казнят всех, кто там был и не был. Всех поголовно рабов. А то и вольноотпущенников — если таковые у мерзавца вообще есть.

— Берите, берите всё! — забормотал Андроник. Столь раболепно, что Тенмар не удержался — от всей щедрой души врезал в челюсть.

А в комнате теперь пахнет не только духами и вином. Мда… слабые желудки у императорских лизоблюдов Сантэи. И не только желудки…

Девушка Сильвия явно не горит желанием куда-то идти в обществе головореза в маске, и Анри ее опять прекрасно понимает.

— Сударыня, доверьтесь нам, мы — друзья вашего брата Марка, — быстро шепнул он. С расстояния в несколько дюймов по возможности осторожно перехватывая хрупкую руку с острой шпилькой. Вечное оружие всех дам.

Впрочем, Ирия предпочла бы кинжал и шпагу. А Карлотта — еще и яд.

Девушка покорно отдала шпильку. То ли действительно верит, что среди друзей ее брата полно бандитов с большого Призрачного Двора, то ли просто смирилась с судьбой.

Успела бы она нанести удар Андронику или нет?

2

Лютенская весна — и почти лето Сантэи. Промозглый холод — и жара даже ночью. Кардиналу Александру уже тогда стукнуло семьдесят. Его квиринскому коллеге нет и тридцати.

А вот особняки — похожи. Его Высокопреосвященство кардинал Квиринский Иннокентий тоже предпочитает скромность. Никакой пышности. Зато мой дом — моя крепость.

А уговорить Сильвию отправиться сюда оказалось вовсе не сложно.

— Господа, я не спрашиваю ваших имен. Понимаю, что нельзя. Но вы — действительно свободные воры из Призрачного Двора? Как у Ленна?

Не воры, не свободные и не оттуда.

— Мы — действительно свободные воры Сантэи, — патетически изрек Анри. — И не признаем ничьей власти. В том числе — Призрачного Двора.

Еще не хватало, чтобы в следующий раз девушка обратилась за помощью прямо в «благородный Призрачный Двор». Непосредственно к первому же встречному бродяге. Или попросила доставить к кому рангом повыше.

Если Сильвия и удивилась — виду не подала. Читала романы, где чем меньше герой признает авторитетов — тем он положительнее?

Если и читала — вряд ли в это верит. Слишком производит впечатление умной девушки.

Самое смешное — как раз Анри Тенмар в шестнадцать мечтал об абсолютной свободе. Хорошо, что даже тогда хватило ума выбрать воинскую дисциплину регулярной армии. А не удрать куда-нибудь в благородные и свободные вольные наемники. Или в пираты…

3

Та девочка действительно не выпила зелье. И оказалась единственной, сохранившей разум среди толпы безумных. Вряд ли ее крик вообще расслышал хоть кто-то — за воплями зрителей и участников.

Хоть кто-то, кроме Элгэ.

Зелье с Черного Материка — для поднятия трупов. Змеиный культ с Востока, сумасшедший император Квирины. Слишком много зла. Слишком много смерти.

Ее звали — и она пришла.

— Элгэ Илладэн… Принцесса Запада…

Шепот степных трав и полет осенних листьев. Шипение змей. Заливистая трель соловья.

Танцующая тень, застывшая улыбка. Боль, печаль, иступленное торжество. Горечь в словах, горечь во взгляде.

Богиня. Танцовщица. Смеющаяся. Проклятая.

— Кто… ты? — прохрипела Элгэ. Выдавила — пустынно-иссохшим горлом.

Глупый вопрос. Зачем бы ни явилась богиня — смертной с ней не справиться. Это Поппей получил давно заслуженную шпильку в ухо, а боги никогда не платят по счетам. Даже если они — всего лишь чья-то белая горячка. Или багровое безумие.

— Это имеет значение? — Голос богини — сух и равнодушен. — Как ты сама-то думаешь?

— Никак. Я сошла с ума. Отныне и, наверное, навсегда. Мне больше думать нечем.

Как и положено человеку, не один час пролежавшему под трупом. В окружении безумной оргии. Под грохот барабанов и вопли зрителей. Потому как никто не должен был понять, что один из участников — уже мертв. Сейчас, а не через год.

Впрочем, жрецов на алтаре не режут. Поппей — не самоубийца… он просто труп.

— Радуйся, богиня! — усмехнулась своему безумию Элгэ. — Вот тебе твоя любимая кровавая жертва. Даже больше, чем ты просила.

— Я ничего не просила, — устало вздохнула Танцующая. Или кто она там?

— Разве ты больше не хочешь оргий и крови?

— Я давно ничего не хочу. Всё, что хотела, я взяла еще много веков назад. Прочее мне дарят непрошенным. Швыряют в лицо.

— Кто ты? — Вопрос еще глупее предыдущего. — Кроме того, что мое безумие?

— Ты слышала легенды.

— Я их слышала слишком много. И они — мало похожи.

— Разве? — рассмеялась богиня. Застывшей горечью вместо смеха. — Они все — правдивы. Я — смертная, я — богиня, я — героиня, я — преступница. Я любила, я ненавидела. А сейчас — пуста, как собственная оболочка. Разве ты еще не поняла, что мир — не черно-белый, Элгэ Илладэн? Тебе ведь давно это известно.

— Но и не настолько же… разноцветный.

Провались всё пропадом, но мерзавцы героями не становятся. Да и наоборот — обычно тоже. А даже если последнее изредка и случается, то раз в жизни, а не раз в неделю.

— Либо ты героиня, либо — убийца невинного человека, — покачала головой илладийка. — Середины здесь не бывает. Так как?

Еще один ненужный вопрос. Не нужный никому. Уже много веков назад.

Нужно наконец сбросить труп и уйти. Потому что зрителей вокруг уже нет. А из-за собственного свежеиспеченного безумия Элгэ видит не только песок, кучу сонных тел и одно мертвое.