Ветер странствий
Шрифт:
Еще и багровое небо. И древнюю, давно умершую, а то и никогда не существовавшую богиню танцев, оргий и жертвоприношений.
— Ты говоришь не о том. Спроси то, что действительно хочешь знать.
— Зачем ты пришла в Сантэю?
Это опять не то, что Элгэ хочет знать. Ей плевать и на Сантэю, и на сантэйцев. Но незачем обращать внимание столь опасного существа на Диего и Алексу, задавая вопросы о них. Легче им с того всё равно не станет.
— Меня звали, — горькая усмешка играет на губах, — и я пришла. Я первой пролила кровь на черном
— Здесь нет черного алтаря. Его забыли построить. Промашка вышла.
— Он здесь. Он — везде. А я — там, где он. Он там, где льется кровь во славу моего проклятого имени.
— Чего ты хочешь?
— Я уже сказала — ничего. Я должна была прийти, и я пришла. Вы вызвали — и я пришла. Иначе не бывает.
Ага. Как восточного джинна из бутылки.
— Просто посмотреть? — истерический смех рвется с искусанных губ.
— Нет. И поверь — я вовсе не хочу приходить вновь и вновь. Но я — первая Ичедари.
— Ты не ответила: что ты теперь сделаешь?
— Что должна.
Голос — печален как все скорби подлунного мира.
— Это я пролила кровь на твоем змеином черном алтаре.
Действительно — змеином!
— Ты убьешь меня?
— Чтобы кровь на моем алтаре пролилась вновь — теперь уже твоя? Нет, на сегодня с меня смертей хватит.
Только на сегодня?
— Тебе не следовало приходить в Сантэю, — усмехнулась богиня… нечеловечески. — Это — не твой путь.
— Меня не больно спрашивали!
— Ты давно могла свернуть.
— Может, это тебе не следовало убивать много веков назад?
— Не следовало, — согласилась Ичедари. — Следовало убить совсем другого. Но сделанного не исправишь.
— Ты всё это начала! Всю эту Бездну! Сама сказала, что ты — первая Ичедари!
— Я — первая Ичедари. Ты убила Поппея Августа, Кровавого Пса Сантэйской империи. Завтра твоим именем назовут новую религию. Тебе воздвигнут алтари. Твой подвиг повторят десятки. В твою честь убьют сотни. И ты станешь бессмертной.
— Так и становятся богами?
— И так — тоже.
— Кем бы ты ни была, ты не получишь этих детей! И их детей — тоже! Ясно?
— Ты так и не поняла, что я — последняя, кто на них претендует? — усмехнулась богиня.
— А куда ты дела собственного ребенка?
— У меня его не было. Ты слишком всерьез воспринимаешь ритуалы тех, кто сделал меня богиней. Думаешь, они копируют мои действия? Полностью? Я не рожала и не приносила в жертву детей — ни своих, ни чужих. Возвращайся, Элгэ.
— Куда? Туда, откуда меня вытащил неизвестно кто по имени Джек?
— В твой мир. В жизнь. Здесь тебе быть рано…
Холод. И пронзительно-золотые глаза ледяных звезд в иссиня-черном небе Сантэи. Словно янтарь на бархате. Древний камень, сохраняющий в веках давно отжившее прошлое.
И никакого багрового заката!..
…зато бьет по ушам чей-то плач. Жалобный, надрывный. Отчаянный.
Сбросить с себя тяжеленный застывший труп — дело мгновения. Просто
приложить усилия, а Элгэ всегда была крепкой девчонкой.Главное — в остекленевшие глаза не смотреть. Или смотреть. Стыдиться нечего. Поппей Август не стал лучше оттого, что умер.
Рывком подняться, сесть.
Нет зрителей, нет солнца и света. И слава Творцу. Есть только звезды. Они не лицезрели оргии — перед ними не стыдно. И не наслаждались ею — так что на них не противно смотреть.
Только звезды. А они — столь холодны, что выморозят все следы погани, что творилась днем.
А луны — нет. Это хорошо. А то слишком велико искушение на нее взвыть. Предварительно обратившись в более подходящий для этого облик. А то человеческий тут мало подходит.
Пусты скамьи, чернеют жуткие длинные тени. Мертвые, как труп рядом. А вон еще тела неподалеку…
Творец, пусть они будут живы, пожалуйста! Быть убийцей Кровавого Пса — одно, а вот толпы невинных людей…
А если Элгэ здесь одна — живая?! Потому одна и видела богиню…
А кто тогда стонал — духи предыдущих жертв? Кто только что оглашал ночь тихими рыданиями?
Илладийка огляделась. Проще проверить дыхание каждого, чем сидеть и трястись. От этого мертвые живыми не станут, а вот наоборот… Вдруг кому помощь нужна?
Чернеет взрыхленный за день песок. Беспомощно лежат нагие тела. Живые!
А одна из еще не проверенных фигурок дернулась… и вместе с ней встали дыбом волосы Элгэ. На бесконечно-долгий миг. Пока не раздался оглушительный храп ближайшего парня. И не захотелось засмеяться — еще громче. Нервно, истерично… как уже было не раз.
4
Усилием воли загнав истерику поглубже, Элгэ огляделась уже пристальнее. Полкоролевства за факел! Или хоть полграфства. Желательно — чужого.
Потому что раз проснувшаяся (или не засыпавшая) девчонка жива, то ей сейчас холодно. Да и самой Элгэ вообще-то… Б-р-р! И уже не от ужаса или отвращения. В жаркой Сантэе ночи — чуть ли не холоднее Лютенских.
Да и голыми по улице ходить — как-то… не совсем удобно. Вторые полграфства — за лохмотья.
С кого бы стянуть тунику? С одного из мирно спящих уже не невинных жертв? Ну да, девушки-то все как на подбор — в клочьях бывшей одежды, а вот на некоторых парнях местами что-то сохранилось. Еще бы — одежду обычно рвет сильный пол. На слабом. Почему-то. А, между прочим, дамские платья стоят дороже.
Правда, к этим полупрозрачным тряпкам сие отношения не имеет.
Займемся мародерством. Всё равно погулявшей молодежи родственники утром что-нибудь поприличнее притащат. Не так же домой поведут. Или повезут. В закрытом паланкине.
Или все-таки — с мертвого Поппея? Вдруг чьи-то родственники — в тюрьме? Или… еще дальше? А у кого-то — слишком трусливы, чтобы явиться сюда беспокоить саму Великую Ичедари. Они же еще не знают, что ей всё равно.
Познакомить, что ли? Пусть лично спросят…