Ветер странствий

Раззолоченный, передушенный, а сильный.

Алексис покорно побрел назад. Встал столбом.

— Принц Авл Флавий Антиний и принцесса Юлия Марцеллина.

Тот самый рыжий парень по знаку распорядителя смиренной овцой поковылял к вышеуказанной девице в алой тунике. Судя по имени — дальней родственнице и Марка, и Валерии. Та и не шелохнулась.

— Принц Секст Ливий Веспасиан и принцесса Эмилия Лавиниана. Принц Алексис Марэас Стантис и принцесса Лициния Солис.

Которая из них Лициния? Вряд ли это зелье делает всех знатоками чужих имен? Скорее они тут все знакомы между собой. Четыре из них — точно не Лицинии. Или Алексис просто знал их под другими именами — из пышной грозди фамильных.

Проколоться на такой ерунде!

Стоп. Лициния. Лициния Солис. Это же сестра гордячки и умницы, будущей монашки Юстинианы! Или кузина.

Или настолько дальняя родня, что фамильное сходство бесполезно и искать.

Вот эту девицу Алексис точно никогда в глаза не видел. А у еще двух — толком не разобрать лиц. Да чтоб!

— Принц Алексис Марэас Стантис и принцесса Лициния Солис, — неумолимо повторил распорядитель.

Все пялятся на Алексиса — стоящего столбом. Все, кроме прибалдевших товарищей и товарок по несчастью. Притвориться перебравшим зелья и прилечь тут полежать — на мягком песочке арены?

— Принц Алексис…

— Я не знаю здесь никого, кроме моей кузины Валерии… — заплетающимся голосом пролепетал мидантиец. Вроде, не дрожащим. — Я — иностранец.

— Принцесса Лициния Солис, подойди к принцу Алексису Марэасу Стантису и отведи его на место, — вывернулся распорядитель.

Одна из девиц — уже примелькавшаяся алая туника, медово-рыжие волосы скрыли пол-лица — не слишком твердой походкой направилась к «иностранцу». Взяла за руку. По-прежнему шатаясь, повела. Меж светло-огненных прядей совершенно трезво глядят ярко-изумрудные глаза. Она тоже не пила зелья!

Не забывая изображать мертвецки пьяного… или каким там нужно быть после этой ведьминой дряни, Алексис поковылял к двум уже готовым парам. Присел напротив Лицинии на вожделенный песочек. Голова кружится уже без всякого зелья. От одних нервов. И от жадных воплей.

— Лициния… — прошептал мидантиец.

А ничего у Юстинианы сестричка!

— Ты не пил зелья, дурак! — неласково прошипела Лициния голосом Юстинианы.

— Так ты ведь — тоже… — опешил он. — Так что…

— Тише! Мне и не нужно. А ты спятишь, идиот!

Интересно, кому-нибудь понравится, если его обзовут дважды подряд?

— Я — не дурак и не идиот! — разозлился Алексис. Шепотом. — У меня просто хватило ума не пить эту гадость. Как и у тебя, кстати.

— Вот именно, что ума! — хмыкнула девушка. — Большого! С подлунный мир!

У нее даже тон, как у старшей сестры! Та же Юсти — и тоже рыжая. И не сказал бы Алексис, что она — намного младше. Может, вообще — близняшки? Так вроде, нет.

— Тебе больше понравилось бы, если б я выглядел как остальные?

— Точно — дурак! Они так выглядят только сейчас, а ты будешь — всю оставшуюся жизнь. Ичедари — по-своему добра, но не прощает неповиновения.

Еще не легче. И что же эта Лициния имеет в виду? Что жрецы теперь из Алексиса последние мозги вышибут? Палками, например? Или что им там по должности положено? Посохи?

— Не волнуйся, — подмигнул мидантиец. — Меня никто не раскусит. До сих пор же не раскусили.

— Раскусят! — усмехнулась она. — После обряда. С ума сводят не служители Ичедари, а ее магия. Сам обряд.

— Что?

В уши дико ударили барабаны, и Алексис явно с чем-то спутал последние слова.

А вот взгляд — вряд ли.

— Ты — не глухой, — процедила Лициния. — Просто дурак. Это — разные вещи.

Безумные зрители, безумная арена безумного города. И сумасшедшая и без всякого зелья девица всерьез рассуждает о богинях и магии. Посмеяться бы над таким вместе с Марком — не будь тот сейчас в состоянии полного кретина. Или посмеяться с Валерией — не притворяйся она сонной, как остальные.

— Магии не бывает, — голос не подвел и не дрогнул. В отличие от сердца. Оно именно сейчас двинулось к пяткам. Пока неуверенно. — Не существует.

— Главное, что ты для нее существуешь. Это — ее алтарь. Ичедари. И раз ты сюда пришел — уже затронул ее законы. Если сидишь дома, ешь виноград и запиваешь вином — можешь верить или не верить во что вздумается. Но ты явился на болото без слеги, забрел на середину трясины, а теперь заявляешь, что не веришь в болота.

— Не зашел, а затащили, — буркнул Алексис. Изо всех сил отгоняя прочь крепнущую панику. И пытаясь ухватить за шкирку сердце. Оно теперь уже стремительно летит куда-то точно ниже пяток. — Приволокли за шкирку! Не больно спрашивая.

Будто от этого в ситуации с болотом что-то изменилось бы! Хоть заорись там…

— Слушай меня внимательно, — перекрикивая барабаны, произнесла Лициния. — Ты свихнешься по окончании обряда. Если я тебя не спасу. Я могу это сделать. Чары Ичедари спасут любого.

— Зачем это нужно тебе?

— По разным причинам, — усмехнулась девушка. — Допустим, не хочу проснуться в обнимку с сумасшедшим любовником.

— С кем?

— А ты думал, мы здесь будем ромашки собирать? Мы будем сношаться… прости — совокупляться по воле богини.

Вот теперь Алексис уставился на нее в непритворном ужасе. Потом — на зрителей. Потом — на песок.

Здесь явно не полагаются кровати. А также не наблюдается сеновала. Или на худой конец зеленых лужаек — хоть их тоже мягкими не назовешь. Если не навалить копну свежескошенной травы, конечно…

Алексис, ты не о том. Потому как «о том» думать без паники вообще невозможно.

Здесь есть только песок — на нем удобно сидеть, но не более. Увы, это — не пляж. И уж точно к альковным радостям не располагают ЗРИТЕЛИ! И вопли.

Чем была плоха вдова? Тем, что дура и шлюха? Так отсюда она кажется всё умнее и целомудренней…

А ее кровать была мягкой без всяких скидок. И братья не собирались присутствовать ни при первой брачной ночи, ни при следующих.

— Ты шутишь? — без надежды на удачу вздохнул мидантиец.

Девушка раздраженно мотнула головой — как породистая кобылица.

— У тебя нет времени на сомнения. Всё, смотри мне в глаза.

Ну, это — почему бы и нет? Глаза красивые, а сестренка Лицинии — уж точно не банджарон. И не лишит его воли даже на считанные минуты…