Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве

Эскадра бросила якорь в бухте на восточной стороне острова - это была последняя стоянка экспедиции перед почти пятитысячемильным переходом через Атлантику к южному побережью Бразилии. Энсон приказал экипажам быстро пополнить запасы воды и дров, а также запастись большим количеством ценного вина. Ему не терпелось двигаться дальше. Он хотел завершить переход до Мадейры не более чем за две недели, но из-за встречных ветров он занял в три раза больше времени. Все надежды обогнуть Южную Америку во время августовского лета, казалось, испарились. " Трудности и опасности перехода вокруг мыса Горн в зимнее время заполнили наши фантазии, - признался преподобный Вальтер.

Не успели они бросить якорь, как 3 ноября произошло два события, заставившие флот содрогнуться. Во-первых, Ричард Норрис, капитан корабля "Глостер" и сын адмирала Джона Норриса, неожиданно попросил об отставке. "С тех пор как я покинул Англию, - писал он в своем послании Энсону, - я очень плохо себя чувствую, и боюсь, что мое телосложение не позволит мне продолжать столь длительное плавание". Коммодор удовлетворил его просьбу, хотя и презирал любой недостаток храбрости - настолько, что впоследствии убедил флот добавить положение, согласно которому любой человек, уличенный в "трусости, небрежности или недовольстве" во время боя, "должен быть подвергнут смерти". Даже преподобный Уолтер, которого один из коллег назвал " довольно тщедушным, слабым и болезненным человеком", говорил о страхе: " Fye upon it! Это благородная страсть и ниже человеческого достоинства!". Уолтер резко отметил, что Норрис " бросил" свое командование. Позже, во время войны, когда Ричард Норрис был капитаном другого корабля, его обвинят в том, что он " величайшие признаки страха", отступив в бою, и отдадут под военный трибунал. В письме в Адмиралтейство он настаивал на том, что рад возможности " снять позор, который злонамеренность и ложь на меня обрушили". Но до начала слушаний он дезертировал, и больше о нем не было слышно.

Уход Норриса положил начало каскаду повышений среди командного состава. Капитан "Жемчужины" был назначен на "Глостер", более мощный военный корабль. Капитан "Уэйгера" Денди Кидд, которого другой офицер охарактеризовал как " достойного и гуманного командира, пользующегося всеобщим уважением на корабле", перешел на "Жемчужину". Его место на "Уэйгере" занял Джордж Мюррей, сын дворянина, который ранее командовал шлюпом "Триал".

Корабль "Триал" оказался единственным кораблем с пустым командирским креслом. Капитанов, из которых Энсон мог бы выбирать, больше не было, и среди младших офицеров разгорелась жестокая конкуренция. Один морской хирург однажды сравнил ревнивое соперничество на кораблях с дворцовыми интригами, где каждый " добивается расположения деспота и пытается подмять под себя его соперников". В итоге Энсон остановил свой выбор на упорном первом лейтенанте Дэвиде Чипе.

Удача повернулась к Чипу, наконец-то повернулась. Восьмипушечный корабль "Триал" не был военным кораблем, но это был его собственный корабль. В регистрационной книге "Триала" его имя теперь значилось как капитан Дэвид Чип.

Разные капитаны означают разные правила, и Байрону придется приспосабливаться к своему новому командиру на "Вэйджере". Кроме того, из-за смен, в тесную спальную каюту Байрона теперь вторгался незнакомец. Он представился как Александр Кэмпбелл. Ему было всего около пятнадцати лет, и говорил он с сильным шотландским акцентом, это был мичман, которого Мюррей привел с "Триала". В отличие от других мичманов, с которыми Байрон успел подружиться, Кэмпбелл выглядел надменным и непостоянным. Завоевывая статус будущего офицера у рядовых моряков, он производил впечатление мелкого тирана, безжалостно исполняющего приказы капитана, иногда с помощью кулаков.

В то время как смена командиров не давала покоя Байрону и другим людям, еще большее беспокойство вызывало второе событие. Губернатор Мадейры сообщил Энсону, что у западного побережья острова скрывается испанская армада, состоящая как минимум из пяти огромных кораблей, включая шестидесятишестипушечный военный корабль с семьюстами бойцами, пятидесятичетырехпушечный корабль с пятьюстами бойцами и корабль с огромным количеством пушек - семьдесят четыре и семьсот бойцов. Слухи о миссии Ансона просочились наружу, что впоследствии подтвердилось, когда британский капитан в Карибском море захватил корабль с испанскими документами, в которых подробно описывались все "разведданные", собранные об экспедиции Ансона. Враг знал все и отправил армаду под командованием Писарро. Преподобный Уолтер отметил, что эти силы были " предназначены для того, чтобы остановить нашу экспедицию", добавив: " По силе они значительно превосходили нас".

Эскадра дождалась темноты, чтобы ускользнуть от Мадейры, а Байрону и его спутникам было приказано погасить фонари на борту, чтобы их не обнаружили. Теперь они уже не скрывались в море. На них самих началась охота.

ГЛАВА 3. Артиллерист

Один из морских пехотинцев на "Вэйджере" ударил в барабан, раздалось зловещее "бить по каютам", и полусонные или полуодетые мужчины и мальчики бросились сквозь темноту к своим боевым постам. Они очищали палубы от незакрепленных предметов - всего, что могло разлететься на смертоносные осколки во время атаки. Четырнадцатилетний мальчик, служивший на британском военном корабле, вспоминал, что он "никогда не видел, как убивают человека", пока во время стычки осколок не попал товарищу в "макушку головы, и когда он упал, кровь и мозги хлынули на палубу". Еще более серьезной угрозой была перспектива превращения деревянного мира в пламя. Люди на "Вэйджере" наполняли ведра водой и готовились огромные пушки корабля, эти двухтонные железные чудовища с рылами, выходящими на восемь и более футов. Для выстрела из одной пушки требовалась команда не менее чем из шести человек.

Каждый член команды двигался по своему тайному замыслу. Пороховая обезьяна", набранная из числа мальчишек, спешила через орудийную палубу за патроном, который передавался наверх из подземного помещения магазина, где под замком хранились все взрывчатые вещества. На страже стояли морские пехотинцы. Внутри не разрешалось зажигать свечи.

Мальчик собрал патрон, в котором было несколько килограммов пороха, и поспешил к назначенному ему орудию, стараясь не споткнуться в гуще людей и техники и не вызвать взрывного пожара. Другой член команды взял патрон и засунул его в дуло. Затем заряжающий вставлял внутрь восемнадцатифунтовый чугунный шар, а для его удержания на месте - моток веревки. Каждое орудие устанавливалось на лафет с четырьмя деревянными колесами, и люди, используя прихваты, блоки и плотные тросы, тянули орудие вперед, пока дуло не высовывалось из иллюминатора. Одна за другой по обеим сторонам корабля появлялись пушки.

Триммеры и топмастеры тем временем занимались парусами. В отличие от поля боя, в море нет фиксированного положения: корабль постоянно меняется под воздействием ветра, волн и течений. Капитану приходилось подстраиваться под эти непредсказуемые силы, а также под движения коварного противника, и все это требовало огромного тактического мастерства - мастерства артиллериста и моряка. В ярости боя, когда во все стороны летят пушечные ядра, гранатометы, мушкетные выстрелы и осколки длиной в два фута, капитану может понадобиться поднять дополнительные паруса или спустить их, взять галс или кливер, броситься в погоню или убежать. А может быть, придется таранить носом вражеский корабль, чтобы его люди могли штурмовать его с абордажными топорами, тесаками и мечами, когда пулеметная стрельба уступит место рукопашной схватке.

Люди на "Вэйджере" работали молча, чтобы слышать отдаваемые приказы: "Зарядить патрон.... Навести ружье.... Взять свою спичку.... Огонь!".

Начальник команды, он же спичечник, просовывал медленно горящий фитиль в отверстие на закрытом конце орудия, а затем вместе с остальными членами команды отпрыгивал в сторону, когда вспышка воспламеняла патрон и выстрел разрывался с такой силой, что пушка резко отклонялась назад, пока ее не удерживал казенный канат. Если бы человек не успел вовремя сдвинуться с места, он был бы раздавлен. По всему кораблю полыхали огромные пушки , восемнадцатифунтовые шары проносились по воздуху со скоростью около 1200 футов в секунду, дым слепил, грохот оглушал, палубы содрогались, как будто море кипело.

Среди жары и света стоял наводчик корабля Wager Джон Балкли. Он был одним из немногих в этой разношерстной компании, кто, казалось, был готов к возможной атаке. Но оказалось, что призыв к оружию был всего лишь учениями, и коммодор Энсон, получив свежие сведения о затаившейся испанской армаде, стал еще более фанатично готовить всех к бою.

Булкли выполнял свои задачи с безжалостной эффективностью одного из своих холодных черных пистолетов. Он был настоящим моряком, прослужившим более десяти лет на флоте. Он начал свою карьеру с грязной работы, окуная руки в ведро с дегтем и откачивая трюм, учась вместе с угнетенными " смеяться над мстительной злобой", по словам одного моряка, "ненавидеть угнетение, поддерживать несчастье". Он поднимался с нижней палубы, пока за несколько лет до плавания "Энсона" не предстал перед экспертной комиссией и не сдал устный экзамен на звание канонира.

Если капитан и лейтенант получали свои полномочия от короны и часто меняли корабль после плавания, то технические специалисты, такие как канонир и плотник, получали ордера от Военно-морского совета и должны были быть постоянно приписаны к одному судну, сделав его более или менее своим домом. По рангу они были ниже морских офицеров, но во многом являлись сердцем корабля: профессиональным корпусом, обеспечивающим его бесперебойную работу. Булкли отвечал за все орудия смерти на корабле Wager. Это была важнейшая роль, особенно во время конфликтов, и это нашло отражение в уставе ВМФ: в нем было больше статей, посвященных обязанностям артиллериста, чем обязанностям мастера или даже лейтенанта. По словам одного из командиров, " канонир в море должен быть искусным, осторожным и храбрым, так как в его руках находится сила корабля". Wager перевозил боеприпасы для всей эскадры, и Балкли руководил огромным арсеналом, в котором было достаточно пороха, чтобы взорвать небольшой город.