Виа Долороза

Кожухов пристально посмотрел на своего бывшего патрона, стараясь понять, насколько тот сейчас искренен… Пока, на первый взгляд все вроде бы сходилось… Кожухову припомнилось странное поведение Абаева во время их последнего пребывания в Казахстане, его непонятные слова – "Александр Васильевич, есть неподтвержденная информация, что на Владимира Николаевича готовится покушение", потом столь же неожиданное недомогание Бельцина и задержка обратного рейса в Москву больше чем на четыре часа. Если все это сопоставить, то сказанное очень походило на правду… Кожухов в задумчивости потер массивный подбородок. Плешаков, смотря себе куда-то под ноги, гулко произнес:

– У меня есть видеозапись, на которой я докладываю Михайлову о готовящемся заговоре… Эта запись была сделана еще за два месяца до путча… Я готов отдать эту запись тебе, Александр Василич… Только… Мне нужны определенные гарантии… Во-первых, что я окажусь на свободе… А во-вторых, что мне и моей семье будет обеспечена безопасность.. Я ведь уже слышал про Тугго, – о том, что они с женой покончили жизнь самоубийством… Согласно официальной версии… – при этом рот у Плешакова презрительно скривился, а потом он добавил негромко:

– В тюрьме тоже есть свои уши, Александр Василич…

Кожухов недоуменно хмыкнул:

– О чем это вы, Юрий Алексеевич?

– О чем? – Плешаков сжал перед собой темные пальцы и кольнул Кожухова блеклым подраненным взглядом. – Я ведь не дурак, Александр Василич… Вряд ли бы путчисты решились на путч, не имея компромата ни на Михайлова, ни на Бельцина. Прижать-то Бельцина с Михайловым им чем-то надо было… Вот и получается, что где-то этот компромат обязательно был… Вот только почему-то он нигде не всплыл… Понимаешь к чему я клоню? Я просто не хочу оказаться следующим в очереди на тот свет…

Плешаков выжидательно уставился на Кожухова, ожидая, что тот на это скажет, но Кожухов лишь задумчиво отвел взгляд в сторону. Что-то ему во всем этом деле сильно не нравилось… Он чувствовал, что где-то здесь был подвох – вот только где, он не мог пока разобраться… "Если предположить, что Плешаков с самого начала все знал, – Кожухов задумчиво наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться, – то почему он обращается только сейчас?" И тут напрашивающийся сам собой вывод поразил его своей откровенной и циничной простотой… Не выгодно было! Просто не выгодно! Как в рулетку, Плешаков ставил одновременно и на черное и на красное, рассчитывая на беспроигрышный вариант (выиграют путчисты – он путчист, выиграет Михайлов – он на стороне Михайлова!), но выпал-то, как раз зеро! Выиграл Бельцин! Кожухов хрустнул костяшками пальцев и перевел насупленный взгляд на Плешакова.

– Гарантировать ничего не могу, Юрий Алексеевич! – сказал, как можно бесстрастней. – Сначала нужно посмотреть пленку… К тому же окончательное решение буду принимать не я, а Бельцин… Только, Юрий Алексеевич… (Кожухов тяжело навалился на сложенные перед собою руки.) Вот, что я хочу вам сказать… Вы опасный свидетель… И для Михайлова, и для путчистов… И пока эта пленка у вас, вы подвергаете себя очень и очень большой опасности… Эти стены не панацея… Раз здесь есть свои уши, как вы говорите, значит, найдутся и руки… Так, что думайте… Но помните – время работает против вас!

Сказав это, Кожухов неторопливо поднялся и отошел к окну. Достав сигарету, он щелкнул зажигалкой и жадно затянулся. Плешаков, оставшись понуро сидеть на табурете, посмотрел на грязный, истертый пол у себя под ногами, – надо было принимать решение… Неожиданно откуда-то из угла кабинета выбежал большой черный таракан. Подбежав к ботинку Плешакова, он зашевелил тонкими усиками, а затем резво припустился к противоположной стене и исчез там под облупившимся плинтусом… Отвратительное насекомое вдруг показалось Плешакову чем-то похожим на могильщика. Нахмурившись, он постарался отогнать от себя неприятное предчувствие и сосредоточиться на припрятанной пленке – эта пленка была его спасением, его индульгенцией, – отдавать ее просто так не было никакого смысла… Но, с другой стороны… И оставаться здесь, среди этих сырых стен, где в глубине подвала, как зловещий спрут дышал трупной плесенью коридор с глухой стеной, было глупо и страшно…

– Хорошо, Александр Василич… – произнес Плешаков, оборачиваясь к Кожухову. – Я скажу, где можно забрать эти документы, но только дай мне слово офицера, что ты вытащишь меня отсюда…

Кожухов, не отрывая взгляда от окна, сделал длинную затяжку. Выпустив в сторону струю густого, плотного дыма, сказал ровным голосом:

– Врать не буду, Юрий Алексеевич… Сделаю только то, что от меня зависит…

– Ладно… – окончательно сдался Плешаков. – Документы у меня в служебном автомобиле, под задним креслом, с правой стороны… Там есть ниша, в ней кассета и ключевая дискета… Но помни, Александр Василич, ты обещал – все, что от тебя зависит!

Кожухов едко усмехнулся.

– Все что от меня зависит? – переспросил он.

Подойдя к Плешакову, он наклонился, так что их лица почти касались, и посмотрел Плешакову прямо в глаза, – не отрываясь и не моргая, по-змеиному.

– А вот интересно… Что ж тогда, когда Бельцина сбить должны были, вы обо мне и о моей семье не подумали? А, Юрий Алексеевич? А я ведь тогда с ним в одном самолете летел…

Взгляд у Плешакова сразу стал жалким, словно бы скулящим. Кожухову стало противно и он с силой вдавил выпирающую с краю стола кнопку звонка. Дверь кабинета торопливо распахнулась и в помещении появился охранник. Кожухов, не говоря ни слова, вышел.

Плешаков отдал пленку Бельцину в тот же день. Смотрели ее у Бельцина в кремлевских апартаментах, в комнате отдыха. Сидели, развалившись в мягких кожаных креслах – тонкая кожа сидений едва слышно поскрипывала. Изображение на экране было не слишком контрастным, но даже в черно-белых тонах на экране была хорошо различима плешь Михайлова с его темным родимым пятном на темени, а главное звук на кассете оказался достаточно ясным, отчетливым – хороший, в общем, был звук, выразительный. Бельцин злорадно усмехнулся.

"Неудачник!" – брезгливо бросил он, едва видеозапись закончилась, а потом ещё прибавил, как будто Михайлов мог его услышать:

"А история неудачников не прощает… Вот так вот! Не справился – слазь!"

Он взял со стола пульт дистанционного управления и оборвал прыгающую на экране рябь – экран большого японского телевизора судорожно мигнул радужной кляксой и погас. Плешаков, поднимаясь с пышного кресла, спросил:

– Владимир Николаевич, а с Плешаковым что будем делать?

Бельцин недовольно насупился.

– Ничего… Они там будут хорошо смотреться вместе на одной лавке… В суде…

Кожухов тяжелым шагом подошел к видеомагнитофону и нажал кнопку на лицевой панели. Видеомагнитофон со скрежетом выплюнул длинную черную кассету. Постояв немного, Кожухов осторожно обернулся:

– Владимир Николаевич, может не нужно никакого процесса? Квалифицировать это как переворот будет трудно… Переворот означает смену власти… А власть у путчистов и так была… Михайлова никто же от власти насильно не отстранял, – его обязанности официально были возложены на Линаева… На время отпуска… Так, что по большому счету, им можно предъявить лишь превышение полномочий за введение несанкционированного чрезвычайного положения…