Виа Долороза

– Да нет, Микола… Зачем зубра? Зубр – он зверь сильный… На нас чем-то похожий… Пусть живет… А вот кабан… Кабан другое дело! Не зря на Востоке его мясо поганым считают…

Он искоса поглядел на украинского коллегу – поймет или нет?

– Ну, може на Востоке оно и поганое, – с обидой в голосе произнес Травчук, насуплено надевая на ноги лакированные туфли (надел, гулко затопал по полу). – А нам зараз лучше и не треба!

Бельцин досадливо поморщился, – понял, что вышло нескладно… (Как же он мог позабыть про хохляцкое трепетное отношение к свинине? Вот черт!) Нагнувшись, ударил по шару не метясь, как придется, – матовый шарик звонко боднул покатым боком круглого собрата и откатился в сторону…

– Ладно, ладно, Микола… Это ж я так… Фигурально! – у Бельцина на лице расползлась примирительная улыбка. – Это вот, почитай, мы тут три зубра собрались! А кабан, он, считай, в Москве остался! Понимаешь?

Травчук, наконец, понял и усмехнулся.

– Так это ты о Михайлове, что ли, Владимир Николаевич? – он пренебрежительно сунул руки в карманы. – Тю… Да, якая ж, такая фигура теперь Михайлов? Завтра, послезавтра Украина проголосует за самостоятельность и кончилась вся власть у Михайлова!

Бельцин отошел от стола и, облокотившись на кий, воззрился на Травчука.

– А как же союзный договор, Микол? Забыл?

Но Травчук отнюдь не смутился, – в развалку, вальяжно подошел к широкому камину и подбросил в его жаркую жадную пасть несколько тонких поленцев. Сухие дрова ярко вспыхнули, зашипели, защелкали в топке, совсем как пистоны. В этот момент над зеленым сукном бильярда навис щуплый Сушкевич. Согнувшись кривым коромыслом, неуклюже дернул кием. Кикс! Мимо… Кий соскользнул с костяного шара и царапнул тупым концом зеленую ткань. Что и говорить – игрок Сушкевич никудышный, можно даже сказать совсем не игрок… Травчук снисходительно дернул ртом.

– Да не-е… Ты не понял, Владимир Миколаевич! Не будет Украина подписывать никакой договор… Все! Кончились игры в самостоятельность… Теперь все будет по-настоящему!

Бельцин от неожиданности даже замер, позабыв об игре.

– Это как? – спросил он недоверчиво.

– Ну как? Да, ты сам посуди, Владимир Николаевич, – в каком, таком государстве мы живем? Ну, якие мы, к бисовой мамке, социалистические, ежели в сказки про светлое коммунистическое будущее у нас даже дети малые давно не верят! Теперь дальше гляди… Советскими-то, по правде сказать, мы ведь тоже никогда не были – всем всегда заправляла наша ридна коммунистичная партия, а советы у нас были только так, для названия… Да и Союз, вишь, какой ненадежный получился – Прибалтика, считай, отвалилась, Армения с Азербайджаном промеж собой – як кошка с собакой, а грузин теперь в этот союз и на аркане не затащишь… Так шо толку жалеть о том, шо по-настоящему никогда и не было? Правильно говорю?

У Бельцина стало сухо во рту и гулко заколотилось сердце в груди. Он внезапно понял – зря он хитроумные ходы придумывает, зря убеждать кого-то собирается… Не нужно! Все уже готово. Травчук, оказывается, и без него все додумал… "В хомут до Москвы никто снова сам не полезет!" – вспомнился Бельцину их давний телефонный разговор… Не смея ещё окончательно поверить в свою догадку, Бельцин спросил с опаскою:

– Ой, Микола! А не боишься так круто ставить вопрос?

– А шо тут лякытать-то… По морде же никто не бье! – ответил Травчук безмятежно.

Но тут очнулся президент Белоруссии, обеспокоено завертел шишковатой головой:

– Постойте, постойте, братцы мои дорогие! Вы что – серьезно? Вы что? Решили упразднить Советский Союз?

Травчук равнодушно уселся в высокое кресло у камина и вытянул к огню толстые ноги.

– Ну, а шо его упразднять, коли его и так нет! Мы можем только этот процесс сделать цивилизованным! Як, Владимир Николаевич, правильно я разумею? – и он заговорщески подмигнул Бельцину.

– Правильно, правильно, Микола! – бодро кивнул Бельцин.

Вернувшись к бильярдному столу, он согнулся и ударил по шару – хлестко, точно, метко! Долетев до угла, биток в предсмертной агонии забился в узких створках лузы, но не удержался и провалился в толстую плетеную сетку.

– Восемь! Партия! – победно провозгласил российский президент.

Потом они сидели за столом и решали, что надо будет сделать дальше… Стол был богатый – уставлен был знатно. Вскоре ещё принесли шашлыки из парной кабанины, приготовленные из только что добытого трофея Травчука – выложили на серебряные, подогретые подносцы, – аппетитный дух поплыл по широкой зале, забивая ноздри.

Лидеры принялись трапезничать, обсуждая меж делом, каким будет их дальнейшее совместное сосуществование. Беснующиеся и разбегающиеся мысли обильно сдабривали водкой местного разлива. Травчук, развалившись, пил, и только краснел тугим лицом. Приговаривал благостно:

– От ты, белорусы! Якую гарную горилку научились робить!

Бельцин, не долго думая, предложил образовать союз славянских государств, на пример европейского сообщества, и назвать соответственно – Союз славянских государств. Травчук, крякнув после очередной горячительной дозы, резонно возразил – а чего, мол, только славянских, пусть присоединяется кто хочет… Согласились… Снова выпили… Нескладный Сушкевич во время обсуждения продолжал опасливо стрелять глазками. Наконец, не выдержал и выдавил сокровенное:

– Братцы мои, а не арестует нас тут всех Михайлов?

Бельцин скривился пренебрежительно. Оторвал крепкими зубами сочный кусок кабаньего мяса, прожевал и потряс перед собой тяжелым кулачищем:

– Не арестует! Вот он у меня где! – но потом вдруг добавил сумрачно. – Вот только с Западом…

Травчук забулькал рядом бутылкой – наполнял себе бокал.

– С Западом – да… – отозвался он гулким эхом. (Оба понимали, что Михайлов был уж очень удобным для Запада, – уж больно был сговорчивым…) Но Бельцин, через некоторое время, когда прикончил очередной шампур с кабаниной, вытер руки широкой салфеткой (комок салфетки полетел на стол), заметил тонко:

– Главное не Запад – главное Америка! Признает Америка, признают и остальные… Звонить надо, договариваться… Ну? Кто будет разговаривать?

Травчук, просветлел набрякшим лицом (действительно, тонко придумано!). Оторвав взгляд от фужера, тут же предложил Сушкевича, – мол, раз мы сейчас в Белоруссии, значит и звонить должен белорус. Но Сушкевич отчаянно замахал руками:

– Раз уж Владимир Николаевич предложил, пусть он и звонит… К тому же, он с американским президентом уже разговаривал – ему будет проще всего!

Бельцин окатил нескладную фигуру Сушкевича презрительным взглядом, расправил широкие плечи, а затем брякнул высокомерно:

– Ладно! Дайте мне правительственную связь!

Правительственная связь на то и правительственная, что всегда у президентов под рукой. Звонок американскому лидеру не занял слишком много времени. Бельцин, обстоятельно изложил суть дела, – говорил, что процесс пройдет максимально взвешенно, с учетом всех интересов, путем согласований и переговоров со всеми заинтересованными сторонами, – а потом замер в томительном ожидании. На том конце долгое время молчали. Бельцин, почувствовав, что пауза затягивается, поспешно добавил: