Виа Долороза
Шрифт:
Геннадий недоверчиво притих.
– А ты откуда знаешь? – мрачно покосился он на Аркадия.
– Знаю, Гена! – произнес Аркадий с тугим нажимом. – При мне было, потому и знаю…
Геннадий торопливо убрал дурашливую мину с лица и хмуро пробурчал:
– Ну… Ладно, ладно… Понял я…
Пройдя через необременительный таможенный контроль и ответив на стандартные, незатейливые вопросы типа "Где вы родились?" и "Цель вашего приезда?" музыканты вышли к толпе встречающих. За турникетом их ждал улыбчивый брюнет в легкой зеленой куртке, чем-то неуловимо похожий на молодого Ли Кертиса. В
– Питер! – замахал ему рукой Аркадий. Брюнет радостно ощерился. Аркадий подкатил к нему свой чемодан и они начали радостно похлопывать друг друга по плечу.
– Знакомьтесь! – Аркадий обернулся к подошедшим к ним музыкантам. – Это Питер Робинсон, наш менеджер от общества советско-американских культурных связей… Старый мой знакомый ещё по прошлому моему приезду… Будет нас сопровождать, все рассказывать и показывать…
– Привет! – брюнет тепло поздоровался с каждым из приехавших за руку.
Оказалось, что говорит он почти без акцента, лишь слегка картавит некоторые согласные. Достав из кармана кожаный черный чехольчик, Питер принялся вытаскивать из него белые плотные бумажные прямоугольнички и раздавать их музыкантам. На каждом из прямоугольничков с обеих сторон – на русском и английском были написаны его имя, фамилия и телефон для связи. Аркадий оглядел своих друзей.
– Можно начинать грузиться, если нет других предложений… В туалет, там, руки помыть…
Других предложений не последовало. Тогда Аркадий вопросительно взглянул на Питера и тот повел их к выходу из терминала.
Вскоре привезенная аппаратура и багаж были благополучно погружены в длинный трейлер, Питер подвел музыкантов к синему микроавтобусу "Форд". После того, как все разместились в его просторном салоне, минивэн, заурчав мощным мотором, выехал на трассу. За ним неотступно следовал серебристый длинный трейлер. За окном замелькали причудливые развязки, съезды, мосты, мосточки, превращающие дорогу в сплошное хитросплетение сложных конструкций.
– Питер, с программой у нас без изменений? Всё, как и договорились? – Аркадий обернулся к сидящему рядом Робинсону.
– Как и договорились… – подтвердил Питер. – Всю эту неделю у вас выступления в Нью-Йорке… Концерты в ресторанах и в концертных залах в Бруклине и на Лонг-Айленде… А на следующей неделе у вас гастроли в Сан-Франциско… Там дана уже вот такая реклама, – Робинсон вытащил из стоящей рядом с ним на полу большой картонной папки широкий глянцевый плакат. На плакате на фоне куполов собора Василия Блаженного был изображен Игорь. Внизу золотыми буквами шла надпись – "Igor Talikov. New Russian hits".
– Это вам… На память… – Робинсон улыбнулся и протянул плакат Таликову.
Игорь поблагодарил, аккуратно сложил плакат и сунул его во внутренний карман куртки.
– Питер, а сейчас мы куда? – спросил у Робинсона Аркадий.
– Сейчас на Брайтон-бич. Надо будет оставить там вашу аппаратуру, – сегодня у вас там первое выступление…
Там, на Брайтоне, они и встретились. Точнее там их и нашла Наташа…
Это было не слишком трудно, учитывая, что рекламными плакатиками была увешана добрая половина Бруклина. Шел второй день их пребывания в Америке…
Ресторан "Приморский" располагался прямо на побережье Атлантического океана, рядом с вымощенной, словно паркетом, дощатой набережной.
Войдя в ресторан, Наташа окинула взглядом немногочисленных
ранних посетителей и безошибочно остановилась взглядом на Игоре, сидящим за столиком вместе со своими музыкантами. Напротив Игоря сидел Вилли Тополев, известный в Советском Союзе певец-эмигрант, который каждый вечер выступал тут со своей шансон-программой. Наташа знала его, потому что совсем недавно делала о нем передачу на радио. Из-за столика до нее долетел обрывок разговора:– Вам, ребята, тут сделали очень хороший промоушн, – громко говорил Тополев, шевеля своими лихо закрученными, почти как у Веласкеса, усами. – А когда я сюда приехал, я начинал с нуля, без всякой протекции… Тогда во всем Нью-Йорке было всего четыре русских ресторана, где пели только Люба Покровская, Миша Щепотинский, я и Чуйко… Каждый день по сто песен… Представляете? Сто песен наизусть, с восьми вечера до двух часов ночи… Умри, но исполни! А знаете почему? А я вам отвечу… Потому, что здесь ты стоишь ровно столько, сколько тебе платят… Это, друзья мои, закон… Ему подчиняются все, кто здесь живет… Я вам даже так скажу – очень не многие выдерживают такой марафон… Жанночка Гусарова, помните, да? Талантливая девочка из ансамбля "Бис"…. Она не смогла… А Любочка Покровская до сих пор выдерживает! Я-то, слава богу, могу теперь позволить выйти на полтора часа со своим шоу… А раньше, от звонка до звонка – от восьми до трех-четырех ночи и без всякой фанеры! Вот так вот…
Секунду помедлив, Наташа решительно направилась через зал к их столику, пронзительно цокая остроносыми туфельками по полу, который на самом деле был стеклянной крышкой огромного аквариума (внизу, под ногами зелеными гирляндами извивались водоросли и сновали шустрые рыбешки).
– Фью-у! – тонко присвистнул Гена Бурков, заметив приближающуюся к ним Наташу, и его глаза стали постепенно округляться, как у мультяшного пса Плутто, увидевшего аппетитную сосиску.
– А мне, кажется, начинают нравится американки! – произнес он с плотоядными интонациями. Разговор за столиком разом оборвался и взгляды мужчин, подобно лазерным прицелам, скрестились на приближающейся к ним стройной шатенке.
– Наташенька! – радостно воскликнул Вилли, признав в Наташе свою недавнюю знакомую. – Прошу, прошу к нашему столику…
Он встал, галантно уступая место даме.
– Какими судьбами опять в наши скромные пенаты? Опять по мою душу? – элегантно, одними кончиками пальцев он поправил свой неизменный галстук-бабочку – черный в белый горошек и предупредительно придвинул Наташе стул. Наташа благосклонно села – спокойно, без всякого жеманства.
– Добрый день, Вилли! Сегодня я собственно не столько к вам, сколько к вашим гостям… Надеюсь вы на меня за это не обидитесь? – на Тополева был брошен кроткий извиняющийся взгляд. Местный одессит, по-донжуански топорща усы, скромно улыбнулся:
– Наташенька, на вас просто нельзя обижаться…
Наташа благодарно взмахнула ресницами и перевела взгляд напротив.
– Извините, вы Игорь Таликов, правильно? Будем знакомы, – она решительно протянула через стол тонкую ладошку (Игорь пожал ее каким-то сомнамбулическим движением). – Я – Наташа Крамер, музыкальная редакция радиостанции "Голос Америки"… Игорь, вы не откажитесь дать интервью для нашей программы?
Но прежде чем Игорь успел что-либо ответить, в разговор вмешался неугомонный Гена Бурков, – ему, по всей видимости, было трудно усидеть спокойно в столь очаровательной компании: