Вихрь Бездны

Что ж тогда говорить, если их там десятка полтора?

— Выпей еще, Роджер! — Мален и трезвым-то невыносим. А уж сейчас — среди таких же…

Сапожник пьет в стельку, плотник — в доску, церковник — до положения риз. А до чего допиваются офицеры и солдатня? До мародерства?

Вино больше не берет, порошок — тоже. Роджер Ревинтер наконец протрезвел окончательно. И еще не застрелился лишь потому, что мучительно не желал умирать подобной мразью.

Поэтому. Или от слабости. Силы воли и характера ему забыли выделить при рождении. Жаль, что попутно обделили и честью.

Сколько в подлунном мире людей умирает в раннем детстве? Почему Роджер не оказался в их числе?

— Роджер, ты меня… ик!.. уважа…?

— Отвяжись, Мален! — младший Ревинтер почти с ненавистью сбросил его руку. Почти — потому что по-настоящему ненавидел только… нет, не Тенмара. Себя.

— Ему много пить нельзя! — хихикнул Канви. Награбил в Лиаре больше всех. Не считая министра финансов. — Ему еще сегодня к даме.

— Сочувствую! — закатил глаза Мален. — Видел я эту даму…

— Да пошли вы оба! — Роджер резко оттолкнул попытавшегося его удержать Канви. И почти выскочил из душной палатки на свежий воздух. Но не настолько быстро, чтобы не расслышать:

— Бросай ты эту даму… Она от тебя не уйдет! — хихикнул Канви. — Пошли лучше с нами. Там таких селяночек поймали, эх!..

— Ему нельзя! — пьяно фыркнул Мален. — Ему… ик!… папа не велит!

Оказавшись в лагере, Роджер немедленно пожалел об этом. В палатке «селяночек» хотя бы только обсуждали…

А вздумай он приказать прекратить бардак — просто украдут других. И позабавятся, не дотаскивая добычу до лагеря. А то и просто посмеются над причудами «папенькиного сыночка».

Куда убраться отсюда — пока еще, чего доброго, не позвали присоединиться?! И над отказом не захохотала еще и солдатня?

Куда пойти в этом паршивом лагере, паршивом Лиаре, а заодно и паршивой Лютене, где они будут через неделю?! В этом паршивом подлунном мире?

К отцу? Он — один в палатке, трезв как стекло, и у него точно нет никаких пленниц… И лучше уж тогда обратно к пьяным офицерам!

Роджер тоскливо оглядел лагерь, прикрикнул-таки на солдат. Выслушал, что «насчет баб нам полковник разрешил, идите к нему, а наше дело — маленькое». Можно и к полковнику — всё лучше, чем стоять столбом посреди лагеря. Только «разрешившего» всего часа два как выволакивали из общей палатки в его собственную. Мертвецки пьяного и нанюханного.

Роджер развернулся и пошел прочь. В единственное место, где его не станут поить, тащить кого-то насиловать или отдавать приказы вешать пленных.

3

Эйда прекратила плакать уже на второй день. Смирилась с присутствием Роджера. Так же, как с этой палаткой, разлукой с родными и дорогой в Лютену.

Девушка не плакала, не разговаривала и не смотрела на младшего Ревинтера. Впрочем, смотрела она во всей палатке лишь на одну вещь — стену. Всегда одну и ту же. И вряд ли видела даже ее.

Рядом с пленницей — тоскливо и уныло. Но она хоть молчит.

Его появления не заметили ни Эйда, ни прислуживающая ей лиарская крестьянка — из одного из ближайших к замку селений. Эту Роджеру удалось-таки отбить у солдат еще живой и не искалеченной. И приставить к Эйде под предлогом, что графине Таррент и невесте лейтенанта Ревинтера нужна прислуга. А ревинтеровские младшие офицеры на эту роль ну никак не подходят.

— Вы бы не кручинились так, барышня.

Служанка старше Эйды. Насколько? Была ли замужем? Если так — что сделали с ее мужем?

— Вам-то здесь не так уж и плохо. Я понимаю — благородное воспитание. Но у вас венец всё покроет, а вот простым девкам… И не молитесь вы столько! Не слышит нас Творец — иначе и вы, и я дома были бы сейчас. Вы с матушкой, я — с мужем моим…

Все-таки замужняя. Или (что скорее) уже вдова.

— Ваше благородие! — служанка, заметив Роджера, отвесила поспешный поклон.

Ревинтер-младший против воли вздрогнул. «Благородие» — от слова «благородство». Но так простолюдины обращаются к любому офицеру. К нему самому, к Малену, к Канви…

— Барышня, их благородие к вам пришли…

Эйда обычно на такое не реагирует. Будто обращаются не к ней. Но сегодня ощутимо содрогнулась. И медленно обернулась к нему.

Всегда равнодушные серые глаза взглянули в упор. И Роджеру внезапно захотелось оказаться отсюда подальше — сильнее, чем когда-нибудь прежде. Но теперь бежать осталось только в лес — к волкам. Впрочем, честные лесные хищники не примут в стаю шакала.

— Благородие… — горько усмехнулась Эйда.

— Ты свободна. Позову, когда понадобишься, — обернулся Роджер к крестьянке.

Она тенью выскользнула из палатки. Далеко не уйдет — будет крутиться неподалеку. Под охраной личной гвардии Бертольда Ревинтера. А спать вернется к госпоже. Сам Роджер всё равно ни разу не оставался здесь ночевать. Зарежет его спящим Эйда вряд ли — не Ирия. Но рядом с пленницей всё равно не заснуть.

— Лейтенант Ревинтер. — Теперь ему что, называть ее «графиня»? Впрочем, на обращение по имени она всё равно не реагирует. — Что с моими родными?

Тихий-тихий голос. И безнадежная тоска в серых глазах.

— Их везут в других каретах. Сейчас они в ближайшем аббатстве, под охраной.

— Что с ними будет?

А сама не догадывается? Зачем спрашивает?

— Будет суд.

— Среди судей — ваш отец?

— Да.

Струйка крови побежала по дрогнувшему подбородку, по шее. Эйда прокусила губу.

— Иден — одиннадцать лет. Вы и ее отправите на плаху?

— Я… спрошу у отца.

Причем — именно сейчас. Служанка будет рада-радешенька, что можно не толкаться в лагере — под взорами жаждущей развлечений солдатни. Эйда будет рада, что мучитель хоть на какое-то время убрался. Отец рад не будет, но перетопчется.

Глава 5

Глава пятая.

2993 год от прихода Творца, начало Месяца Рождения Весны — конец Месяца Рождения Весны.

Эвитан, Лиар — Лютена. —

2995 год от прихода Творца, середина Месяца Заката Весны.

Квирина, Сантэя.

1

— Рад, что ты зашел.

Бертольд Ревинтер, министр финансов и один из Регентов Эвитана, — трезв и занят. Как и всегда.