Вихрь Бездны

Ваших? Насколько иронично он признал ее командиром всех обреченных?

— Должен же я убедиться, что с вами всё в порядке. Прошу, — рука в перчатке легко подхватила Ирию в седло.

Теперь ее лицо сияет. Ярче воцарившегося на розовом небосклоне утреннего солнца. Ирия Таррент — счастлива. Что было у нее с Тенмаром — точно знают лишь они двое. Но вот что бойкая девица всего минуту как присмотрела нового любовника — это к гадалкам не ходи.

А вот Всеслав… Холодное, насмешливое лицо, чуть едкая улыбка. Но Роджер Ревинтер видит это, а Ирия Таррент — нет. Ничего у тебя на сей раз не выйдет, «вторая дочь Эдварда Таррента». Поищи преемника Тенмару не в семье словеонских князей.

Впрочем, Роджер ошибается. Не ничего. У нее получилось всё, кроме вскружившейся от внезапной любви белокурой головы Всеслава. А вот у Ревинтеров действительно — ничего. Абсолютно.

3

Отец — пьян. И то, что Мален или Канви в таком же состоянии заявят, что трезвы как оконное стекло в ясную погоду, — ничего не значит. Для Бертольда Ревинтера это — предел. Означающий, что министр финансов и влиятельнейший из Регентов сорвался.

— Лиара мы лишились, — в третий раз повторил он. — Но это ничего! Титулом я тебя так или иначе обеспечу. Не слишком-то нам и нужна была эта змеиная провинция!

Пляшут синие стены отцовского кабинета. Синие стены, ало-оранжевые пятна. Болотные огни тянут в ледяную трясину. В нее проваливаешься… и тонешь, тонешь, тонешь!..

Значит, провинция была не нужна? Умирающие женщины, повешенные дети, горящие дома… мертвые глаза Эйды. Всё это было не нужно?! Тогда — зачем?!

— Ничего, — тяжелая рука отца ложится на плечо… давит. Пьяный голос чуть заплетается. Лишь «чуть» — и от этого еще страшнее. — Ничего, Роджер, с Всеславом мы еще посчитаемся! Придет наше время! Все Регенты возмущены его самоуправством, все! Кроме кардинала… но мы и на него управу найдем. Кардиналы — не вечны, а Его Высокопреосвященство Александр — весьма стар!

Рука на плече нервно сжимается, сдавливает сильнее. Останутся синяки… они всегда остаются, если сильно сжимать. У Эйды тогда все плечи были в синяках, а ведь Роджер ее ни разу не ударил… нет, раз было — чтобы прекратить истерику. А вот держать — держал предостаточно…

— Роджер! — рука уже не сжимает плечо, теперь она его трясет. — Да что с тобой?

— Что мы будем делать? — Повернуться, взглянуть в глаза. Никогда не помогало. Но, может, сейчас — когда несгибаемый отец утратил выдержку? Насколько это вообще для него возможно… — Если не считать титула и мести Всеславу — что мы будем делать?

Кажется, Роджер сорвался на крик. И на истерику. Трезвую — потому что, в отличие от отца, сегодня ни капли не пил.

— Ты о чём?

Не подействовало. Вот Всеслав бы взглянул…

— А, об этой девице… — Роджер спрашивал не только об Эйде, но отец не понял. Как всегда. — Тебе не придется на ней жениться, так что успокойся. Девица Таррент вернется к папеньке с маменькой, ты останешься свободным, и мне не придется сочинять для твоей жены несчастный случай. А со временем женишься, на ком захочешь. Все довольны, и каждый остался при своем, ты не находишь? Твое здоровье! — отец поднял очередной бокал.

Роджер чуть не отвел взгляд. Плещущаяся за стеклом темно-рубиновая горечь слишком напоминает кровь.

— А если я не передумал жениться на Эйде?

— Роджер! — вздохнул Ревинтер-старший, залпом осушая бокал. — Ее теперь никто за тебя не отдаст. Смирись. Всеслав еще получит свое, дай только срок!

— Разве лорд Таррент не понимает…

— Он понимает, что если отдаст тебе дочь, между тобой и титулом будут стоять лишь две жизни — его и его щенка! — прорычал отец. — Он еще не настолько сошел с ума. Не убивайся так — обеспечу я тебя другим титулом. Графский не обещаю, но виконтом или бароном станешь, дай только срок!

С чего ты взял, Роджер Ревинтер, что отец поймет тебя сейчас — если не понимал прежде? Что никогда не мешало ему прекрасно тобой манипулировать…

— Да не горюй ты так! — не потерявший ни поста, ни Регентства матерый интриган хлопнул сына по плечу. Что ему свойственно еще меньше, чем пьянство. — Нам ничего не грозит. Эдвард Таррент теперь будет сидеть тише воды, ниже травы. У него еще две дочери — пожалеет хоть их. А сынок у него — трусливый, безвольный слизняк, поверь на слово. Я таких издали чую.

Как много, оказывается, общего у Роджера Ревинтера с Леоном Таррентом. А он-то и не знал…

— Наиболее опасна средняя дочурка. Ты видел ее глаза?

Видел. Но полагал, что отец тогда прожигал полным ненависти взглядом Всеслава Словеонского.

Ошибка. Очередная. У Бертольда Ревинтера — два глаза.

— Но и здесь проблем не будет. Запуганный папаша ей не поможет. Про брата я вообще молчу. Значит, будущий супруг… Плохо, что она уже в брачном возрасте… и хорошо, что имела место та история с Тенмаром. При умелом подходе весь высший свет заговорит, что средняя девица Таррент — любовница покойного мятежника…

— Она — действительно любовница, а он — действительно покойный? — уточнил Роджер. По-настоящему интересуясь лишь второй частью вопроса.

— К сожалению, не покойный, но свету об этом знать незачем! — хохотнул отец.

Длиннопалая, унизанная перстнями рука уже привычно тянется к ополовиненному графину. Алое в светлом. Будто кровь наполовину вытекла из тела…

— А девица?

— Не покойная, к сожалению. Пока. А, ты о том, лишил ли ее Тенмар невинности, и было ли ей еще чего лишаться? Знаешь, а я бы не удивился. В Лиаре полно конюхов… не смейся, конюхи разные бывают.

Кто — Роджер смеется? Он больше никогда не сможет смеяться — даже над собой!

— Ну, хорошо, не конюхи — солдаты лиарского гарнизона. Ты ведь видел эту девицу? У нее совершенно бесстыжие глаза. Такие не бывают у нормально воспитанных барышень…

Нормально воспитанных. Таких, как Эйда. Готовых жертв для любого подонка.

— … я такие видел у Кармэн Вальданэ — тоже, кстати, любовницы Тенмара. Ни один нормальный мужчина не женится на женщине с подобными глазами…

А теперь нормальный — это такой, как Бертольд Ревинтер? Или как его сын? Ирия Таррент точно с радостью обойдется без любого из них.