Вихрь Бездны

Приемная мать от горя почернела с лица, а ведь ее до этой зимы Элгэ ни разу не видела даже грустной. Окаменевшая от горя Кармэн — это по-настоящему страшно. Но не страшнее причины горя, а с ней Элгэ теперь жить. Каждый миг заставлять себя дышать. Потому что больше всего на свете хочется всадить в сердце кинжал. Чтобы уже ничего не чувствовать…

Маски пляшут, ведут взбесившийся хоровод. Страшно. Больно. Холодно. Невозможно ни о чём думать, а не думать не получается. Боль ползет в душу скользкой змеей… и намертво впивается ядовитыми клыками. У нее много-много зазубренных зубов. И бритвенно-острых гарпунов-когтей.

Лучше думать о масках. Они хоть живые…

Раненый Грегори — в него по пути намертво вцепилась лихорадка.

Бледная, как сама смерть, Алекса — от нее ни на миг не отходит Витольд Тервилль.

Осунувшаяся Арабелла — от бедняжки осталась одна тень.

Элгэ цеплялась за реальность, ухаживая за Грегори и присматривая за Беллой. Иначе впору сойти с ума. И подступает действительность — где больше нет Алексиса.

И всё время холодно! Элгэ мерзла от безысходности побега, от невозможности вернуться домой, от тревоги за оставшегося (брошенного!) в Эвитане Диего. (Плохо тревожилась — раз бросила!) За Эсту и Криса. За озорного и веселого Кора Эверрата. За всех…

И замерзала от горя, а в душе наравне с невыносимой болью поселилась зимняя тоска. Устроилась навечно.

Тогда так казалось.

Элгэ мерзла у самого жаркого очага — и жаждала самой жуткой мести убийцам Алексиса.

Тогда илладийка поняла, сколь счастливой была прежде — когда любимый был жив. И ему светили те же солнце и звезды, что и ей…

В восьмую ночь, вчерную напившись, Элгэ впервые сумела заснуть. В постели Виктора Вальданэ. Что за стеной — Кармэн… тоже не одна, в таком состоянии было плевать. Впрочем, та ничего и не заметила…

Анри Тенмар сопровождал беглецов до самой границы Аравинта. Анри, вытащивший из самого пекла Грегори…

Кто вытащит Элгэ, Диего и Алексу теперь?

И с чего той тоскливой дорогой думалось, что хуже быть уже не может? Они все еще были вместе… почти все.

Хуже — когда северные дикари Эрика топчут землю Аравинта! Когда Витольд бесследно сгинул в Эвитане. Алексу вот-вот обвенчают со свинопринцем! И Диего… неизвестно, что с ним, но ледяной кулак, и без того намертво стиснувший сердце, при упоминании о брате сжимается еще сильнее! А из легких исчезает воздух…

Ну вот и всё. Илладийский наряд нужен как теплый солнечный свет. В нем стало бы на порядок легче… только это — тоже самообман.

Усмехнувшись, Элгэ добавила к темно-вишневому бархату платья рубиновое колье. Улыбнулась собственному отражению. И вышла из комнаты навстречу супругу. Сегодня он впервые не кажется мороженой рыбиной.

Его рука — на нее илладийка оперлась — не дрожит. Зато напоминает неподвижный мрамор статуи. Будто все усилия как раз и направлены — скрыть дрожь.

Элгэ ободряюще улыбнулась одними губами. Юстиниан слабо кивнул в ответ.

Вперед! На штурм баррикад! На завтрак.

К моменту появления на пороге осточертевшей Гербовой Залы илладийка уже не удивилась бы ничему. Даже встреть их там вместо портретов четы (то есть — троицы) Мальзери… да всё, что угодно!

Неужели еще вчера Элгэ умирала от скуки? Кажется, тот период ушел в небытие навсегда… но вот хорошо это или плохо?

Плохо — причем без разговоров. Когда всякая дрянь мерещится по ночам — уже паршиво. Но если она еще и днем вот-вот почудится…

… — В жизни всё повторяется дважды… — поигрывая бокалом с вином, задумчиво проронила как-то Кармэн. Года три назад.

Задумчивость означала для нее крайнюю степень грусти. А потом герцогиня Вальданэ залпом осушила бокал. И лихо швырнула им в стену, не жалея мидантийский хрусталь. Дорогой, а главное — красивый. И жалобный звон смешался с заливистым смехом.

— А если уж на то пошло — оно повторяется бессчетно. Хорошо еще — не всё запоминается. Иначе впору застрелиться со скуки…

Завтраки, обеды и ужины «в кругу семьи»… все дни брачной жизни похожи один на другой. Как яблоки с одной ветки. Но сейчас Элгэ предпочла бы, чтобы и этот не отличался от прочих.

Сегодня она наберется смелости и выспросит муженька обо всех подробностях тайн его семейства. Особенно связанных с жутью прошлой ночи. С Элгэ хватит вынужденной бессонницы. И заявившихся вместе с ней воспоминаний!

Когда герцогиня Илладэн (не собирается она считать себя Мальзери!) выяснит, в чём дело, — станет легче справиться с любой бедой. А даже если и нет — всё равно врага нужно знать в лицо! А то и по имени. Чтобы выбрать подходящее оружие. Раз уж Элгэ дурная карта легла угодить в семейство Мальзери!

Все расселись, а лопать никому не предложено. Чего ждем?

Или? Догадка шевельнулась прежде, чем волна неподконтрольной паники захлестнула сердце. Эти Мальзери Элгэ в истеричку превратят!

Октавиан возник на пороге Залы неслышной тенью. Или солнечным лучом в королевстве унылой тьмы!

— Вы опоздали! — кисло процедил свекор.

— Прошу прощения, отец, — юноша покорно склонил светловолосую голову. И лишь в черных глазах Элгэ успела поймать озорную ухмылку.

— Займите свое место. Творец Милосердный и Всепрощающий, благослови эту трапезу… Приступим.

Илладийка украдкой стрельнула глазами в сторону Юстиниана. Тот и не подумал обмолвиться о приезде брата. Ну и пусть!

К счастью, она сегодня — безупречно красива. Скрытое восхищение, на миг промелькнувшее в глазах Октавиана, сказало Элгэ всё.

В Вальданэ она была уверена в своей власти над мужчинами. Может, неплохо действует и здесь? Если, конечно, рядом — не грязная, похотливая скотина, вроде Гуго Амерзэна. И не бесчувственные ледяные глыбы в лице графа Адора или подлой змеи — Валериана Мальзери. И не влюбленные в других дам кавалеры — как ее собственный супруг.

Октавиан — здесь, и вряд ли он приехал без новостей. Сегодня Элгэ узнает о брате всё!