Виктор Вавич (Книга 3)

– Да-с, - полицмейстер совал руку в карман брюк, - а зачем это в Московский понадобилось сдать - довести не мог? Тигра, подумаешь, поймал, полицмейстер доставал деньги, глядел в кошелек, - а револьвер, видите ли, вам понадобилось сдать лично мне, - и он глянул на Вавича.- Как эти фестоны понимать прикажете?
– он передавал бумажки Варваре Андреевне. Она заправила их в разрез перчатки, пошла к двери, не глядела на Вавича.
– Да! Что это за финтифлюшки, - сквозь зубы заговорил полицмейстер. Он встал и стукал по столу пальцем.
– Что? Боялся, что в Соборном отпустят? Что же это? Где слу-жи-те?

Виктор боялся, что могут слезы сами брызнуть, от злости слезы.

– Где служите?
– шагнул из-за стола полицмейстер, сделал шаг к Вавичу.
– Ступайте вон!
– сказал, как проплевал, в самое лицо Виктора полицмейстер.

Вдруг Вавич ударил глазами в полицмейстера, как камнями бросил, весь наклонился боком и ногу сзади отставил, в самой вольной, в самой дерзкой позе. Полицмейстер голову назад вскинул, брови прыгнули.

– На точном основании приказа, - и голос у Вавича, как молотком по железу, - его высокопревосходительства генерал-губернатора генерала-от-кавалерии Миллера - отвести в ближайший участок! Найденное при обысках оружие сдавать в канцелярию полицмейстера или в комендантское управление.

А служу я Его Императорскому Величеству Государю Императору Николаю Второму Александровичу. Присягал!
– и Виктор круто повернулся и вышел в двери.

Виктор без дыхания прошагал всю канцелярию - к генералу и застрелюсь!

"Ваше высокопревосходительство! Приказ вашего высокопревосходительства в законной точности, и подвергаюсь", - и Виктор видел, как он стоит по-военному, - а он сразу увидит - военный, - и генерал смотрит строго и поощрительно.
– И Вавич быстро стукал по ступенькам лестницы, уже взялся за дверь - и вдруг сверху:

– Надзиратель! Вавич!

Виктор хотел уж не слышать, сунулся в двери и взглянул назад: служитель канцелярский с медалями тарахтел каблуками по лестнице.

– Просят назад господин полицмейстер. Просят.
– Запыхался, бежал, видно. Виктор шел назад, весь напружился.

– Вы, кажется, обиделись?
– полицмейстер улыбался.
– А вы садитесь. Да садитесь же, потолкуем. Виктор сел, вертел головой по сторонам.

– Ведь мы на службе иногда и повздорим, без этого нельзя. Не надо все к сердцу. Вы наверно знаете, что этот номер? Как вы записали?
– и полицмейстер шарил глазами по столу.

– 287940!
– сказал Виктор.

– Да ведь этот номер был у Сороченки? Так это уж кончик. Подумать только - Тиктин и этакое уж знаете... Вавич кивал головой, глядел мимо, в окошко.

Виктор посидел на бульваре. То сидел, ноги расставив, избочась. То крепко скрестив руки, и ноги вытягивал одна на одну. Заходил обедать в "Южный". Спрашивал самое дорогое. Вечером к одиннадцати часам - пришел домой.

– Ждут уж часов с восьми, - шептала Фроська в передней и кивала на дверь в кабинет.

Но дверь уж приотворилась. Сеньковский выглянул в просвет.

Виктор снимал шинель, будто не видел.

– Ага! Что скажешь?
– Виктор, стоя, тер руки и глядел строго на Сеньковского.

– Да черт тебя! Три часа тут, чуть не заснул. А супруга твоя... Что, у вас военное положение?

– Не нравится, я ведь не звал, - и Виктор подошел к столу, открыл коробку с табаком.

– Ты не запускай!
– шепотом говорил Сеньковский.
– Я и не сидел бы здесь, черт с тобой совсем.- Он подошел к Виктору вплотную.
– Она велела, чтоб пришел, до часу будет ждать. Слышал?

– Угум?
– промычал Виктор и глядел, как набивалась папироса. Набитая папироса отскочила от машинки.

– Merci-c, - и Сеньковский подхватил папиросу.

– Положи!
– крикнул Вавич.

– Пулемет какой!
– и Сеньковский положил на стол папиросу.
– Ты знаешь что? Черт с тобой, я пойду, а ты петухов не запускай лучше, а то - прямо тебе говорю, живо, брат, тебя, - и Сеньковский оскалился и тер в воздухе между ладонями, - фють!
– дунул Сеньковский.
– Фють и готово.

– Я рапорт подаю генералу Миллеру, - размеренно сказал Виктор и чиркнул спичку.

– Ну и шут с тобой!
– и Сеньковский шагнул в прихожую. Виктор слышал, как он сказал: "Не нажгись" - и прихлопнул за собой дверь.

Я унесу

АННА Григорьевна сидела на Надиной кровати и раскладывала на одеяле карты: уж который раз раскладывала на червонную даму, все выходили "дороги", "дороги"... В прихожей позвонили. Анна Григорьевна пугливо дернулась и быстро накрыла карты подушкой. Выглянула в коридор: Башкин стоял, он держал шляпу на уровне лица и шепотом спрашивал Дуню:

– Никого нет? Гостей нет?

– Я одна, одна!
– зашагала к нему Анна Григорьевна.
– Семен Петрович.

Башкин шел, тихо стукал, озирался.

– Анна Григорьевна! Вы ничего не знаете?
– Башкин говорил шепотом. Пройдемте к вам, я с поезда, на даче живу. Идемте, идемте, - шептал Башкин.

Он взял Анну Григорьевну за руку. Рука Башкина дрожала, и он крепко зажимал руку Анны Григорьевны.

– Сядемте, - все шепотом говорил Башкин. Плотно запер дверь.
– Не зажигайте, так довольно света. Он сел против Анны Григорьевны.

– Вы знаете, ваш сын арестован. АннаГригорьевна вся дернулась вверх и как от боли закусила губу.

– И очень скверно арестован, - Башкин не мог смотреть на это лицо, глядел вбок.
– Его арестовал квартальный на улице, и у него в кармане нашли револьвер.
– Башкин слышал, как мелко тряслось кресло под Анной Григорьевной.
– Это ничего, ничего!
– говорил умоляющим голосом Башкин.
– А квартальный, Вавич, что арестовал его, говорит, что револьвер, - еле слышно шептал Башкин, - с убитого городового.

Анна Григорьевна вдруг схватилась руками за виски, пригнула голову к коленям и тыкалась головой в колени и стукала об пол ногой в отчаянном такте.

– Что ж это? Что ж это? Что ж это?
– все громче и громче повторяла Анна Григорьевна.

– Анна Григорьевна! Нельзя! Нельзя!
– вдруг крепко сказал Башкин, почти крикнул. Он толкнул в плечо Анну Григорьевну.
– Надо сейчас же действовать, действовать!

Анна Григорьевна раскрытыми сумасшедшими глазами смотрела на Башкина.