Витязь в овечьей шкуре

– Чего хотел этот человек? – продолжал допытываться Покровский. – Он вас напугал?

Дурацкий вопрос! Еще бы он ее не напугал! Он напугал ее до смерти.

– Он, – сказала Наташа, пытаясь перевести дух. – Он меня... Того... Домогался.

– Что-о?! – завопил разъяренный Покровский. – Во всем поселке не нашлось другой женщины, чтобы ее домогаться?! Вы одна такая несравненная, что необходимо было лезть ночью в окно второго этажа?!

Она решила, что он сейчас затопает ногами и начнет расшвыривать предметы, поэтому втянула голову в плечи.

– И как вы успели понять, что он вас домогался?! Прошло всего две секунды, как вы в комнату вошли!

– Андрей Алексеич, – удивился Генрих. – Чего ты на нее орешь-то?

От этой защиты Наташа вдруг почувствовала, что к ее горлу подступают горячие слезы. Она собрала лицо в гармошку и зарыдала.

– А! – взъярился Покровский. – Плакать? Плачьте без меня. – Перед дверью он фыркнул и насмешливо повторил: – Домогался!

– А что такого? – прорыдала ему вслед Наташа. – Что же – меня и домогаться уже нельзя?!

– Да вы себя видели? – обернулся тот, и Генрих со своей вазой попятился в коридор. – В гостиницу на свидание к этому Ерискину вы приходили конфеткой! И в принципе – умозрительно! – я могу понять, что он от вас голову потерял. Но теперь! Теперь вы похожи на черт знает что! Головка, как у черепахи, одежда – не поддается критике... Парфюмерия забыта, о косметике я вообще не говорю!

– Головка, как... у черепахи? – недоверчиво переспросила Наташа, перестав рыдать.

– Где вы взяли те брюки, в которых щеголяли перед моими гостями?

– Как у черепахи?!

– Вашей обуви место на ближайшей свалке!

– Папа! – крикнула Марина снизу. – Что будем делать?

– Как у черепахи?!

– Вероятно, это был сумасшедший, который не знал, кто проживает в этой комнате! Вас перепутали... с Линой! Вот за ней-то, я уверен, можно и побегать, и на второй этаж влезть!

– Но вы ведь сами просили в агентстве такую женщину, которая несексуально выглядит! – закричала Наташа.

– Несексуально – не значит тошнотворно!

Он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Через пару минут они с Генрихом оба объявились на улице и, присоединившись к Марине с Валерой, начали обсуждать ситуацию. Наташа сидела на постели, выпучив глаза. Да как он смел?! Как у него язык повернулся?! А она-то думала, что небезразлична ему... Какая дура!

– Папа, – спросила Марина испуганно. – Почему ты так себя вел?

Покровский засунул руки глубоко в карманы и, поглядев на луну, признался:

– Я испугался. Что, если бы ее убили?

– Да, сейчас это совершенно ни к чему, – согласился Генрих, и Валера Козлов недоумевающе посмотрел на него.

– Генрих, отыщи фонарь, сходи к Аркадию, покличь Азора. Возьмем его напрокат. Он, конечно, защитник никакой, но зато лает на каждый чих.

– Вот у нас жизнь начнется! – пробурчал эконом.

– Не выставлять же караул у нее перед дверью!

«У нее – это у меня», – поняла Наташа, которая отлично все слышала через открытое окно. Утерев нос, она встала и подошла к упаковке туалетной бумаги, которая валялась на полу. Выходит, если бы не ее маленькая ложь про то, что закончилась бумага, нож сейчас оказался бы у нее в животе. Она достала его из разрезанного рулона и повертела перед глазами. Обычный ножик, не очень большой – с таким удобно ходить по грибы. Вот только лезвие заточено с обеих сторон...

Коленки у нее затряслись, и нож выпал на пол. Наташа посмотрела на него и на негнущихся ногах отправилась к телефону.

– Парамонов? – спросила она, когда ей ответили. – А кто? А Парамонова позовите, пожалуйста! Скажите, это Наталья Смирнова по поводу покушения. Несостоявшегося. На меня. Парамонов, вы? Меня только что хотели убить. В поселке Березкино. Да, по Савеловской. При чем здесь обезьяны? С ума вы сошли? Я вам не звонила! А впрочем... Я была так напугана... Не знаю... Но сегодня на меня точно покушался человек. У вас же есть два аналогичных нападения – когда ножом прямо в живот. Ничего себе – откуда я знаю! Я ведь живу в этом районе. – Она некоторое время слушала, потом подсказала: – Да, но у меня на животе была туалетная бумага. Да нет, со мной все хорошо, спасибо. В доме Покровского Андрея Алексеевича. Только он не должен ничего знать, вы понимаете?

Едва она положила трубку и спрятала нож, как в дверь постучали.

– Войдите! – крикнула Наташа разбухшим от слез голосом.

Вошел Покровский, держа за ошейник лохматого Азора.

– Мне показалось, что вы на меня обиделись, – сказал он, сумрачно взирая на нее. – Азор, лежать! Если вы обиделись, то извините.

– Хорошо, – сказала Наташа, глядя в сторону.

Подбородок ее был выставлен вперед, как у особы королевской крови, которая видит что-то ее недостойное. Свой «ежик» она ощущала теперь, после его оскорблений, всеми фибрами души.

– Вот вам сторож на ночь, – Покровский мотнул головой на Азора, который положил голову на лапы и постучал хвостом об пол. – Пес неоднократно бывал в доме, отлично всех нас знает, так что не будет сильно беспокоиться. Зато он поднимает шум, когда слышит что-нибудь подозрительное.

– Благодарю, – сказала Наташа. – Если вы не против, завтра вечером, после работы, – она подчеркнула это «после работы», – я съезжу в город по делам. Утром вернусь.

– По делам? – удивился Покровский. – До утра?

– Куплю себе дезодорант и пудру. И платочек на голову.

– Послушайте, – сердито сказал он. – Если вы всерьез вздумали дуться, то этот факт может плохо отразиться на общем климате... Вы понимаете?

Не собираюсь я дуться, – соврала Наташа. – Разрешите, я лягу спать. Я пережила стресс, мне нужно отдохнуть.

– Мы решили не обращаться в милицию по поводу случившегося инцидента. Вы – человек посторонний, не имеете ко мне никакого отношения. Вряд ли тот тип, который вас... м-м... домогался, как-то связан с убийством Алисы, верно? Какой-нибудь случайный, залетный псих. Вы не обиделись?

– Успокойтесь, я не обидчива, – заявила Наташа, которая на самом деле была обижена до глубины души.

– Тогда – спокойной ночи, – сказал Покровский и вышел.

В город Наташа, ясное дело, не собиралась, а собиралась следить за Бубриком и Генрихом. У них завтра «плановая» встреча, если верить тому подслушанному телефонному разговору. На этот раз Генрих должен отправиться к своему приятелю гораздо раньше полуночи. Так что ей следует заранее усесться в засаде, чтобы ничего не пропустить.