Витязь в овечьей шкуре

Около шести вечера Марина со своим Козловым отправилась в Москву, на праздник цветов. Наташа не знала, что это за праздник, но ей было завидно. Жизнь этой парочки ничем не омрачена – кроме неудовольствия вредного папаши, разумеется.

У Валеры имелся старенький и дряхленький автомобильчик, на котором он приехал в Березкино.

– На чаевые купили? – не преминул поддеть его Покровский, когда увидел это чудо на колесах. – Лучше бы копили себе на образование.

И теперь Наташа слышала, как Марина прощается с отцом, а он, хмыкнув, отвечает:

– Надо было вызвать такси. Не нравится мне эта тачка. Вдруг у нее по дороге отвалятся колеса или лопнет тормозной шланг?

– Она в хорошем состоянии, – отбивался Валера.

– Моей прабабке сто четыре года, – злобно возразил Покровский. – Можно сказать, она тоже в хорошем состоянии, но концы может отдать в любой момент.

В конце концов парочка все-таки уехала, оглашая окрестности рычанием мотора. Наташа боялась, что теперь Покровский от нечего делать придет в кабинет и станет вымещать зло на ней, но он, к счастью, отправился к своим собственным бумагам, а она принялась ждать Ольгу.

Ольга не подвела – приехала вовремя и привезла две полные сумки вещей.

– Боже, – воскликнула она, когда Наташа в широких «физкультурных» штанах с начесом, майке «Советский спорт» и жутких тапочках появилась из-за кустов. – Кажется, с несексуальностью мы с тобой действительно переборщили.

– Мы с тобой? – переспросила Наташа. – Это все ты! Я в тот момент была недееспособна, а ты воспользовалась моим состоянием и сделала из меня... болотное чмо.

Сбегав в дом и спрятав сумки в шкаф, Наташа отыскала Покровского на заднем дворе в плетеном кресле и сказала:

– Как мы договаривались, я уезжаю в город. Приеду завтра утром.

– На чем? – спросил он, откладывая документы, которые просматривал, нацепив на нос очки. – Может быть, вам нужны деньги на такси?

– Благодарю, это излишне.

Наташа неожиданно поняла, что ей нравится дуться на него. Тем более что, несмотря на внешнюю невозмутимость, она чувствовала в нем раскаяние.

Генрих все еще оставался дома, и Наташа радовалась этому обстоятельству, потому что темнело поздно, а она очень боялась быть замеченной. Один раз наглая слежка сошла ей с рук, но это не значит, что во второй раз все получится так же удачно.

Отправив Ольгу домой, она засела в кустах неподалеку от беседки. Когда эконом отправится в путь по тропинке, она последует за ним, прячась за буйной садовой растительностью. Азор болтался тут же, вынюхивая что-то интересное у сливовых стволов и возле беседки.

На самом деле ей было чем заняться. Она решила закопать нож, которым ее чуть не убили. Завернула его в тряпочку и решила схоронить в укромном уголке сада. Она встала на колени и принялась палочкой копать ямку. Некоторое время сопела, потом подняла голову... и увидела ноги. Это были мужские ноги – в серых брюках и черных ботинках с глупыми круглыми носами, такие уже сто лет никто не носит. Наташа вскинула глаза. Перед ней стоял Негодько. Стоял, заложив руки за спину, и пристально глядел на нее.

Я от Парамонова, – быстро сказал этот тип, поняв, что она сейчас раскроет рот и окрестности огласит нечеловеческий крик. – Вы сами звонили и просили о помощи, так что не вопите, как Верная Рука – друг индейцев.

Наташа захлопнула рот, вскочила и попятилась.

Боитесь? – ухмыльнулся Негодько. – Правильно делаете. За вами охотятся.

А то я не знаю! – оторопело ответила она. – Но вы! Я думала, что это вы за мной охотитесь.

Надо было сразу же меня выслушать, а не бегать от меня по всему городу. Я же приходил к вам на работу, потом отыскал вас в гостинице...

А «хвост»? – напряженно поинтересовалась Наташа. – Тот тощий парень, с которым вы разговаривали возле гостиницы? Он тоже – от Парамонова?

Ну нет, – хмыкнул Негодько. – Это курьер из газеты «Наш район», которого ваш приятель Петр Шемякин попросил понаблюдать за вами. На случай, если что случится.

Ради репортажа о моей смерти, что ли? – не поверила Наташа.

Я именно так и понял.

О-о! – воскликнула Наташа. – Так это Шемякин был в той машине! И этот «хвост» именно ему докладывал, как дела. Каков, а?

Удивительно, но в последнее время она только и делает, что изрекает это «О-о!», потому что вокруг нее происходит такое, что и сказать-то, кроме «О-о!», больше нечего.

Почему вы сидите в кустах? – спросил Негодько. – Ищете что-то?

Сначала покажите документы, – ответила Наташа и отступила назад еще на два шага. – А потом я вам все расскажу.

Я вам с самого начала хотел документы показать, – проворчал Негодько. – Но как только лез за ними в карман, вас словно ветром сдувало.

– Я думала, у вас там нож, в кармане. Дайте сюда удостоверение!

– Из моих рук, – не согласился он. – А то вы дамочка нервная, возьмете и что-нибудь вытворите.

– Я считалась очень спокойной дамочкой, – буркнула Наташа. – Еще совсем недавно поездка в парк аттракционов была для меня знаменательным событием. А теперь! Поглядите, во что я превратилась!

Она расставила руки, призывая Негодько посмотреть во что.

– Вот, – сказал он, показывая ей развернутое удостоверение. – Вы очень рассердили Парамонова, когда заявили, что я за вами гоняюсь и хочу застрелить. Кстати, вид у вас действительно убойный. Это маскировка?

– Не помогла мне маскировка. Сегодня ночью меня пырнули ножом.

– Куда? – оторопел Негодько.

– В туалетную бумагу. Сейчас я вам все объясню.

– Может быть, мы пойдем сядем? – предложил Негодько.

– Ни-ни, мне нельзя. Тут у меня пост. Вокруг такое творится!

Она стала взахлеб рассказывать ему о том, что увидела в доме Бубрика, и об убийстве бывшей жены Покровского, и о ботинках на дереве, и о заколке, которую вложили в майонезную банку и зарыли в саду. Негодько слушал внимательно, и его глазки блестели, точно мокрые черные камушки.

– Давайте сюда нож, – потребовал он, когда рассказ завершился. – Я его в свой футляр для очков спрячу.

– Потеряете! – предупредила Наташа. – Из кармана выпадет.

– Ни разу ничего не выпадало. Давайте-давайте.

Он спрятал нож и широкими ноздрями втянул в себя жасминовый дух. На улице тем временем темнело.

– Ночь будет лунной, – задумчиво сказал Негодько.

И в этот момент дверь дома приоткрылась, и на крыльце появился Генрих. Как и в прошлый раз, одет он был в белую рубашку и даже издали выглядел нарядно. Лицо его, попавшее под свет лампы над крыльцом, Наташе не понравилось.