Вкус вишнёвой лжи. Книга 2

Сдерживаюсь, чтобы не схватить девушку за шкирку и не вытолкнуть из дома. Сильно захлопываю дверь, отходя к проходу, ведущему на лестницу.

— Спрашиваю ещё раз: какого хрена ты сюда припёрлась? И как вообще узнала, где я?

Элли осматривается, нагло направляясь в сторону гостиной. Оценивает обстановку. Её взгляд падает на мусор, оставленный после вчерашнего ужина: коробки из-под пиццы, пустые бутылки.

— Твоя мама сказала, где тебя искать, — как бы просто так бросает Макеева. — Ты ведь не собирался со мной встречаться, у меня не было выбора. Подобраться к тебе без твоего разрешения теперь не так-то просто.

Фыркаю.

— И ты припёрлась сюда? — отчеканиваю.

— Ага, — оборачивается на каблуках. Невольно смотрю на её живот и думаю о ребёнке брата. Кто это? Девочка? Мальчик? Родила она или же сделала аборт? Я ведь ничего о нём так и не слышал. — О, не волнуйся, я не хочу мешать твоей маленькой интрижке с Ирочкой. Отдай мне акции Артёма, и я уйду.

Что?

В ступоре замираю, не зная, на что реагировать в первую очередь. На «маленькую интрижку» или на «акции Артёма». Открываю рот, затем закрываю его.

— Ты совсем охуела?! Какие, блять… — замолкаю, собираюсь с мыслями. Запускаю руки в волосы, чуть дёргаю, чтобы убедиться, что это правда. — Во-первых, все акции компании мои. И, во-вторых, с чего ты вообще взяла, что получишь их? Не жирно ли тебе?

Элли картинно поджимает губы. Недолго молчит.

— Не будь таким идиотом, Стас, — она медленно снимает кожаные перчатки. Тянет за указательный палец, затем за средний и так до тех пор, пока не добирается до большого. — У тебя только акции отца. А мне нужны те, которые Тёма обещал отдать моему ребёнку, — принимается за вторую перчатку. — Мне же надо его на что-то содержать.

— Ха-ха, — не выдерживаю. — Только не говори, что у твоей мамочки закончились деньги. Боже, — становится смешно от этой глупой ситуации. — Продай половину своих вещей, и сможешь обеспечить своего ребёнка до конца жизни. Зачем тебе на самом деле акции, а, Элеонора?

Элли убирает перчатки в карман: на безымянном пальце правой руки сверкает красивое обручальное кольцо. Это брата? Или Макеева уже нашла себе нового женишка?

— Красивое здесь место, да? — неожиданно говорит блондинка, пристально наблюдая за мной. — Тёма часто меня сюда возил. И мы проводили с ним такие прекрасные ночи…

Сжимаю челюсть так сильно, что скрипят зубы. Поверить не могу, что брат таскал сюда Элли и трахал её здесь. В доме деда, которого ненавидел, потому что тот больше любил меня.

— Ты не получишь акции, — ядовито говорю я. — И спасибо, что рассказала про них, мне как раз парочка не помешает.

Криво улыбаюсь.

— Ты же знаешь, что в этом случае все узнают о твоей интрижке, — вторит мне Макеева.

Медлю. Элли может. Если не получит акции брата, запросто растреплет СМИ про меня и Иру, Ольханская не обрадуется. Никто не обрадуется.

Здравый смысл подсказывает, что лучше избавиться от части акций, которые вообще мне никак не сдались. Ну, припрятал Тёма парочку бумажек, ну, обещал переписать их на ребёнка, чтобы обеспечить ему будущее. Подумаешь. На бизнес это не повлияет. Никак.

Но злость… Она пожирает меня. Обида желчью просачивается в разум, и тот гниёт, безвозвратно уничтожая здравый смысл.

Стоит только вспомнить всё то, что я пережил после предательства Элли, и хочется разорвать её на части. Сделать ей больно, порвать в клочья, заживо сожрать внутренности. И получить от этого невероятное удовольствие.

— Ты знаешь, где дверь.

Макеева медлит. Поняв, что я не собираюсь отдавать ей акции, девушка направляется к выходу.

— Я предупредила, — бросает она, прежде чем выйти на улицу. — Даю тебе неделю, чтобы передумать.

Хлопает дверь, и тишина обрушивается на меня с такой яростью, что становится страшно. Поверить не могу, до чего докатилась Макеева! Приезжает к чёрту на куличики, чтобы испортить выходные мне и Ире, требует какие-то акции, угрожает. Что за хрень творится вокруг меня?

Слышу звуки уезжающей машины, ещё несколько минут стою в коридоре, пытаясь осмыслить происходящее. А когда оборачиваюсь, замечаю на верху лестницы Иру.

Как давно она здесь стоит?

— Теперь понятно, чьи ретро-книжки я вчера нашла, — пытается разрядить обстановку, но делает только хуже.

Ни сказав ни слова, я ухожу на кухню. Заглядываю в холодильник, тупо смотрю внутрь, захлопываю дверцу, так ничего и достав. Не знаю, чем себя занять.

— Ты же понимаешь, что, если не отдашь ей акции, она обо всём расскажет? — спокойно спрашивает Ира.

Краем глаза вижу, как она прислоняется плечом к косяку.

— Знаю, — бурчу, стараясь не смотреть на девушку.

— И ты не отдашь их, — не вопрос.

Отвечаю не сразу. Думаю. Представляю, во что превратится наша жизнь, если на нас начнут охотиться папарацци: Ире точно не понравится такое пристальное внимание, особенно перед выпускным. Ольханская обидится, нет, она взбесится. И вымаливать у неё прощение придётся вечность.

Наверное, лучше согласиться на условия Элли, переступить через свою гордость и отдать сраные акции брата. Артём ведь хотел, чтобы бумажки принадлежали его ребёнку. Он всегда думал наперёд, просчитывал каждый шаг, всегда был на несколько ходов впереди.

А потом я вспоминаю тот проклятый вечер, когда я узнал об измене своей любимой подружки, и ненависть возвращается.

— Не отдам.

Ира молчит. Я жду, что она начнёт ругаться, мол, какого чёрта, подумай о том, чем это всё закончится и бла-бла-бла, но Ольханская этого не делает.

— Отвези меня домой, — спокойно просит девушка.

Удивлённо вскидываю голову, но Ира уже скрывается из виду. Она возвращается обратно в комнату, чтобы переодеться.

Чёрт!

Смахиваю со стало бутылку с «Колой» — та падает на пол и катится в сторону стола.

Ну, вот и поговорили…

Ложь 28. Ира

«Да и я верю, но вот мой опыт гласит: соль жизни в том, что все хотят тебя надуть!» (Сергей Чичин. Гнев генерала Панка)

Elvira T — Зараза

Ложь 28. Ира

Я смотрю на удаляющийся дом в боковое зеркало машины, пока тот не исчезает за поворотом как оставленная верная собака. Спокойное тёмное озеро, обрамленное со всех сторон густым лесом, провожает нас мрачной неизведанной глубиной, до краёв переполненной одиночеством. Я смотрю в окно, наблюдая за проносящимися мимо деревьями, и даже никак не комментирую грубое вождение Стаса.