Вкус жизни

«Тело долго не живет, когда из него уходит душа… У подруги Нелли случился инфаркт после того, как она узнала, что муж всю жизнь любил другую. А если душа умирает еще при жизни…» – почему-то подумалось Лиле о нестерпимо грустном.

Для ощущения контраста? Так уж повелось, что на все радостные случаи из чужой жизни она находила вокруг себя что-то грустное… После развода с Дмитрием в ней все больше печальные истории копились.

«Как по-разному у нас складывалась жизнь. А все мы хотели одного: счастья, любви, радости…», – Инна судорожно вздохнула. Боль жестким обручем охватила ее грудь. Слезы прихлынули к глазам, но она подняла их к потолку и переждала момент слабости. Она не хотела растравлять себя вечным вопросом «за что?», но отвязаться от риторических вопросов ей не удавалось.

«Каково было мое предназначение? В чем было мое счастье? Всю жизнь истратила на поиски приличного мужа. Стоило ли это того? Нет… Было и хорошее. Отец недолго, но любил. И предал. Была первая любовь, было счастье. И он тоже предал. Мама была, бабушка. Детдомовские были лишены и этого. Что еще? Лена, Антон. Кто-то сказал, что счастья много в одни руки не дается.

Хобби? Хотела бы поездить по свету, пообщаться с умными людьми. А мне доставались только телепередачи «В мире животных» с Сенкевичем и Дроздовым. Что хорошего кроме работы я сделала? Когда любила – отдавала себя полностью. Да, видно, не тем… Мало любила? А много ли любили меня? Даже мать… Предательство мужа сделало ее бесчувственной даже к себе. Лена. Прелесть какая была девчонка! А много ли ей досталось любви? И все же больше, чем мне. Она познала материнство и сыновнюю любовь. А Эмма? Кто следующий на заклание судьбы?.. Мужья… В гробу я их всех видела и в белых тапочках. Ленка сейчас сказала бы, мол, попридержи вожжи… Когда выпадают хорошие дни, я держусь, как никто другой, молодцом. Ну а коль всерьез постучалась беда, то, как говорится, отворяй ворота».

Стремясь успокоиться, Инна попыталась вникнуть в разговор сокурсниц. Ей требовалось найти повод подразнить очередную «жертву». Чего-то другого для отвлечения от тоскливых дум придумать у нее не получалось. «Милу бы сейчас послушать, – подумала она с тоской. – Рассказывала она всегда весело, подшучивая и издеваясь над всеми сразу, и над собой в первую очередь. А теперь она молчит. Несчастье сломило. Шутка ли… все мужчины семьи разом…»

– …Умная женщина не станет замечать мелкие недостатки мужа, – задумчиво сказала Лера, подтверждая какую-то мысль Аллы.

А Рита о своем втором муже вспомнила:

– Мой никогда не рассказывал о своих неприятностях на работе. Не допускал в свои дела. Не хотел плохо выглядеть в моих глазах – самолюбивый был. А ведь одна голова хорошо, а две – лучше. Скольких ошибок мог бы избежать! Я могла бы внушить ему уверенность. Она же у него была показная.

– Всем хочется быть или хотя бы казаться умными и красивыми. Не зря же мы украшаемся словами, одеждой, – сказала Жанна. – А мы, женщины, еще и кокетством. В кокетстве есть обаяние и определенная раскованность.

– Можно подумать, что мужчины не кокетничают! Да сколько угодно, – неодобрительно фыркнула Инна.

– Хитрая жена будет выпячивать недостатки, использовать их, чтобы принизить мужа. И еще неизвестно, кто из двух женщин окажется в большей выгоде, – вернулась Лера к словам Жанны.

– Саша тоже иногда шутил по поводу превосходства женской хитрости над мужской мудростью, – улыбнулась Алла теперь уже своей обычной, неизменно приветливой улыбкой.

– Как ни странно, парадокс заключается в том, что… – Аня смутилась, подправила очки безымянным пальцем… и не закончила свою мысль.

«Учительская привычка, – подумала Лена, – руки-то всегда мелом измазаны».

«Аня – старушка с фигурой пятнадцатилетней девочки, а лицо постоянно выражает уже давно ставшую привычной покорность судьбе, приобретенную ценой слишком ранней утраты иллюзий. Она всегда была доброй, слишком честной и держалась немного виновато, словно знала, что и ее есть в чем упрекнуть. Когда Бог раздавал самоуверенность и наглость, она дремала. Подспудное искушение сойтись с подругами ближе толкает ее к диалогу, а страх быть непонятой останавливает. Наверное, думает: никогда не знаешь, на что они могут обидеться, чего ждать от них в ответ на откровенность. Видно, и это не совсем по моей части», – решила за нее Жанна и не стала настаивать на продолжении фразы.

«Все-таки Анька неплохая девчонка. Такие кукиш в кармане и камень за пазухой не держат. Слушать умеет и делает это, проявляя к собеседнику неподдельный, а не просто вежливый интерес. И удивляется очень натурально! Она часто не понимает, куда я клоню, и оказывается в смешном положении, но ведь «не всем дано летать», – подумала Инна и усмехнулась над собой: что-то меня «не в ту степь» понесло.

– …Любовь и выгода?.. Ну да, смотря кто какую цель преследует, – неопределенно протянула Галя.

– …Если муж понимает и ценит ум женщины, тогда имеет смысл его выставлять или применять. А так… лучше дурочкой прикинуться и молотить свою копну на благо детей и внуков. Я, например, розетку сама могу починить. Но должен же муж хоть что-то делать по дому. Иначе совсем мышей перестанет ловить. Не зря же говорят, что женщина сильна своей слабостью. Может, и правда счастье женщины состоит в том, чтобы хоть иногда позволять себе быть слабой. У меня получалось. Только сильному мужчине тоже иногда хочется преклонить голову на колени своей слабой женщине, – задумчиво, будто в пустое пространство сказала Жанна.

– Не встретила я такого, чтобы могла допустить в свое сердце, – тихо обронила Аня.

«Это, конечно, поза. Сейчас самое время исповедоваться… Женщины в отсутствие приличных внешних данных обычно не питают несбыточных надежд… Даже примитивные уловки – кокетство и близкие женские слезы – мимо нее. Какие уж там мужчины? Вот они к ней и ни ногой... Ей надо такого же, как она, зануду, – подумала Инна. Ее на мгновение передернуло легким привычным презрением к высказыванию Ани. – …Хотя, если глубже вникнуть, она приспособлена к жизни лучше других, потому что всегда ожидает самого худшего, ее ничем сильно не испугаешь. А ноет она больше по привычке».

– Насколько я помню, Алла, – криво ухмыльнулась Инна, – твоя мама была великой труженицей, надежным оплотом вашей семьи, доброй няней всем вам. Что-то я не разглядела сияния нимба над ее головой... Ведь два начальника в семье – перебор. Не правда ли?.. Что, рыльце в пушку?

– В нашей семье каждый достойно и с любовью нес свой портфель обязанностей, – мягко ответила Алла на выпад Инны. – Счастье человека во многом зависит от силы его души, от той высоты, которой она способна достичь.

Алла говорила, будто взвешивая каждое слово. Нечего ей было возразить.

«Умолкла Инна. Должно быть, и ее проняло откровение Аллы. Дрогнуло гранитное сердце… И меня рассказ Аллы как-то странно взволновал, – подумала Лера. – Мой Леня по молодости был невероятно ранимым, ломким. Ахиллесова пята есть у каждого из нас. Разным был. Не все клеилось, не купался в славе, но без любимой работы пропадал, задыхался. Не сразу стал опорой семьи. И я по молодости не всегда могла понять его, сдержаться – это было одной из моих ошибок. И тогда находились «друзья», которые советовали, мягко говоря, плохое. Я вмешивалась в их разногласия, трения, пыталась сплачивать. А они искали способы давления на него: не выпускали за границу, «зажимали» договора. Когда коса спотыкается о камень, ломается коса. А для мужчины бесперспективность – это самое страшное. Но он никогда не отыгрывался на мне, только спрашивал: «Какова твоя концепция по данному вопросу?» С ним было непросто, но он был надежным. Не в смысле денег – они не главное, – в смысле души… Главная часть жизни, считай, прошла. Что нам теперь доказывать друг другу? Что делить? В нашем возрасте, если сумели вместе дожить, муж и жена – одна сатана».